Любимая невеста

Сейчас я чувствую себя виноватой за свои подозрения, думая, что он стоял за моим похищением, еще больше чувствую себя дурой. Оглядываясь назад, думая обо всем, что он сказал мне в саду, это похоже на нелепую паранойю. Единственное, что удерживает меня от чувства полного стыда, это тот факт, что каждый мужчина в моей жизни до сих пор, включая Виктора, обращался со мной таким образом, чтобы заставлять меня думать, что такая ужасная вещь вообще возможна.

Наказания не помогли, мрачно думаю я. Даже сейчас я чувствую боль и одеревенение от последнего, которое он назначил, не говоря уже о том, что мы делали у того дерева в саду. Но даже в них я чувствую противоречие, потому что, как бы сильно я ни возмущалась тем, что мой муж “наказывает” меня, методы, которые он использует, заставляют меня чувствовать, что я таю изнутри, как будто какая-то глубинная, первобытная часть меня всегда нуждалась именно в этом. Как будто я этого хочу, заслуженно это или нет.

Доктор прочищает горло, вырывая меня из моих мыслей, и я чувствую, как Виктор напрягается рядом со мной.

— Ей понадобится операция по удалению пули, — говорит доктор. — У нас нет времени везти ее в ближайшую больницу, она не справится с поездкой. Мне придется найти способ создать здесь стерильную обстановку и попросить вашего человека послать за помощью. Пока она стабильна, но мне нужно будет прооперировать ее как можно скорее.

— Делай то, что нужно, — коротко говорит Виктор. — Левин позаботится о том, чтобы у тебя было все, что тебе нужно.

— Спасибо. — Доктор смотрит на меня. — Это твоя жена?

— Катерина Андреева, — говорит Виктор. — Моя жена и мачеха моей дочери.

— Ей понадобится тщательный уход, если она переживет операцию, — говорит доктор. — Твоя жена справится с этой задачей?

— Я стою прямо здесь, — четко говорю я, мое раздражение вот-вот достигнет предела. — Вы можете говорить непосредственно со мной.

Доктор смотрит на Виктора, как бы подтверждая это, и я вижу, как губы Виктора подергиваются с необычным намеком на юмор, особенно в данных обстоятельствах. Я забыла, что временами ему нравится моя дерзкая сторона.

Просто не всегда, когда это направлено на него.

— Ты слышал мою жену, — хладнокровно говорит Виктор.

— Простите, госпожа Андреева, — говорит доктор, слегка бледнея. — Что я хотел спросить, так это справитесь ли вы с этой задачей? Я знаю, что не все могут справиться с медицинскими…

— Со мной все будет в порядке, — твердо говорю я ему. — Аника и моя дочь, насколько я могу судить. Что бы ей ни понадобилось, я помогу.

— Очень хорошо. — Доктор, кажется, испытывает облегчение от того, что разговор не разгорелся так, как мог бы. — Пожалуйста, попросите вашего человека сделать приготовления как можно быстрее.

— Оставайся здесь, — говорит мне Виктор, все еще держа меня за руку. — Я поговорю с Левиным и сразу вернусь.

Он не сказал "пожалуйста", хотя я вряд ли ожидала этого от него. Тем не менее, это прозвучало скорее как просьба, чем приказ, самое близкое к этому, что я когда-либо слышала от него.

— Хорошо, — тихо говорю я. — Скорее возвращайся.

Виктор удивленно посмотрел на меня.

— Я скоро, — пообещал он. А затем, чудо из чудес, он подносит мою руку к своим губам, и нежно целует ее, прежде чем резко повернуться к двери, чтобы пойти и найти Левина. Я оглядываюсь на кровать и лежащую там маленькую девочку, ее поверхностное дыхание очень заметно.

Борись, Аника, тихо думаю я, обхватывая себя руками и наблюдая за ней, мое сердце колотится где-то в горле. Сражайся за всех нас детка.

2

ВИКТОР

Кажется, что проходят часы, прежде чем мы узнаем результат операции Аники. Появляется доктор, выглядящий изможденным, но без страха, которого я ожидал бы, если бы все прошло плохо.

— Она стабильна, — говорит он сперва Катерине, а затем мне. — Я не могу с уверенностью сказать, как все будет развиваться. Я даю ее антибиотики для борьбы с инфекцией. Все ее жизненно важные органы выглядят удивительно хорошо для такой травмы, но я не могу давать обещаний, да и не стал бы, Пахан. Ближайшие дни покажут нам, каким будет результат.

Я киваю, чувствуя себя более напряженным, чем когда-либо. Я чувствую, как гнев бурлит прямо под поверхностью, но моя более рациональная сторона напоминает мне, что нет причин вымещать его на этом человеке. Он сделал все, что мог, и я не могу этого отрицать. Он не несет ответственности за то, что случилось с моей дочерью.

Я намерен убедиться, что те, кто это сделал, заплатят своими жизнями.

— Давай пойдем отдохнем, Виктор, — мягко говорит Катерина, кладя руку мне на плечо. — Мы больше ничего не можем сделать, а тебе нужен отдых. Кто-нибудь придет за нами, если ночью что-нибудь изменится.

— Как бы тебе ни хотелось посидеть с ней, — соглашается доктор, — это неразумно. Тебе понадобятся твои собственные силы. Твоя жена права.

При этом на губах Катерины появляется слабая, подергивающаяся улыбка.

— Он может осмотреть остальных? — Тихо спрашивает она. — София неважно выглядела…

— Да. — Я бросаю взгляд на доктора. — Я был бы признателен, если бы ты осмотрел остальных. Жена Луки Романо беременна, и шок, возможно, был тяжелым для нее. Она должна иметь приоритет, но все здесь должны быть осмотрены на предмет их здоровья.

— Конечно.

Я медленно встаю, чувствуя, что Катерина держит меня за локоть. Она не убирает руку, пока мы идем к лестнице, я еле сдерживаюсь, чтобы не повернуться и не пойти в спальню Аники.

— Давай проверим ее разок, — говорю я, делая паузу. — Прежде чем мы разойдемся по комнатам.

— Хорошо. — Беспокойство в глазах Катерины очевидно. — Я думаю, нам обоим станет легче увидеть ее. Я надеюсь.

Кажется, что мало что изменилось, когда мы открываем дверь, чтобы заглянуть к ней. У ее постели сидит медсестра, следит за ее жизненными показателями и ждет, когда понадобится сменить жидкость. Сама Аника спокойно спит, переодетая в чистую пижаму, из-под одеяла виден край ее бинтов. Увидев нас в дверях, медсестра быстро поправляет одеяло, полностью укрывая ее.

— Она хорошо спит, — тихо говорит медсестра, в ее глазах мелькает нервозность, когда она смотрит на меня, и я киваю.

— Мы больше ничего не можем сделать, — тихо говорит Катерина, и я знаю, что она права. Сидение рядом с Аникой только измотает меня, когда все, что мне нужно, это сохранять ясную голову в ближайшие дни, чтобы убедиться, что Алексей и его люди встретят кровавый конец своему внезапному мятежу. — Тебе нужен отдых, Виктор.

Я киваю, следуя за ней в наши апартаменты. Я чувствую, как усталость пробирает меня до костей, прилив адреналина, начавшийся с нашей встречи в саду, через перестрелку в доме, через всю операцию моей дочери, наконец, спадает, оставляя меня совершенно опустошенным. Трудно вспомнить, почему я был зол на нее или какая вражда была между нами. Прямо сейчас все, что я знаю, это то, что мне отчаянно нужна она, моя жена, моя женщина, чтобы быть кем-то, на кого я мог бы опереться, и несмотря на то, что я знаю о ее опасениях насчет меня… насчет нас, она делает именно это.

Катерина открывает дверь в нашу комнату, и я вижу, что там уже горит огонь, спасибо горничным. Я опускаюсь в одно из кресел перед ним, расстегивая одну из верхних пуговиц своей рубашки. Позади себя я слышу шелест ее одежды, когда она начинает переодеваться, и я чувствую внезапный глубокий прилив желания к ней, но не того, что я привык чувствовать.

Она часто заставляет меня чувствовать себя почти безумным из-за потребности обладать ею, жестоким в своей потребности, почти обезумевшим от желания заставить ее подчиниться мне, владеть ею, сделать ее моей таким образом, чтобы она никогда не могла думать о разлуке со мной. Я часто думаю, как я могу сделать ее физически моей настолько полностью, чтобы она никогда не смогла существовать отдельно от меня. Я чувствую голод, первобытность, но сегодня вечером это не то, что я чувствую. Сегодня вечером все, чего я хочу, это прижать ее к себе, раствориться в сладости ее тела, ощутить удовольствие, которое могло бы немного смыть горе, которое ноет в моих костях. Я хочу ненадолго забыться, отдохнуть от всего этого, почувствовать себя желанным ею. Почувствовать теплый комфорт другого человека рядом, хотя бы ненадолго. Достаточно для того, чтобы я потом заснул и, надеюсь, без сновидений.

— Иди сюда, — говорю я грубо, но надеюсь, что она слышит в моем голосе просьбу, а не приказ.

Я чувствую ее нерешительность даже со спины, где я сижу, но затем ее шаги приближаются, и я вижу, как она обходит кресло с подголовником, выражение ее лица настороженное. На ней нет ничего, кроме лифчика и пары трусиков лавандового цвета, которые облегают ее бедра, и я внезапно хочу ее с такой силой, что у меня пересыхает во рту и пелена перед глазами.

Она моя жена. Мне не нужен предлог, чтобы хотеть ее, и все же я чувствую, что пытаюсь оправдать это. Мне нужно ненадолго забыться. Мне нужно утешение. Мне нужна она…эта последняя мысль почти пугает своей интенсивностью, потому что с тех пор, как Катя умерла, я был полон решимости не нуждаться в другой женщине, по крайней мере, определенным образом, не выходящим за рамки обычных потребностей моего тела. Но что-то в особом сочетании силы и хрупкости Катерины вызывает у меня желание защищать и обладать ею всей одновременно, оберегать ее и одновременно подчинять.

Катерина переминается с ноги на ногу, глядя на меня сверху вниз, а затем внезапно, с резким вздохом, как будто она приняла решение о чем-то, опускается передо мной на колени.

— Это то, что тебе нужно? — Мягко спрашивает она, скользя руками вверх по моим бедрам. — Отвлекающий маневр?

Я киваю, потеряв дар речи от того, как быстро она поняла, о чем я думаю, в чем я нуждаюсь. Она хорошая жена, думаю я, когда ее руки скользят вверх по моим бедрам, а ее тело перемещается у меня между ног. Она могла бы стать лучше, если бы я был тем мужчиной, который ей нужен. Если бы я мог изменить то, что причиняет ей боль.

Другой женщине нужно было от меня то же самое. Ей нужны были перемены, чтобы я стал лучшим мужчиной, другим, а я не смог сделать этого для нее. Я не знаю, смогу ли я сделать это для Катерины. Я не знаю, смогу ли я быть больше, чем я был создан, больше, чем тем, кем меня обучали. Я не знаю, возможно ли это вообще. Но, глядя на женщину, стоящую на коленях между моими ногами, на ее красивое лицо, мягкое и открытое, когда ее темные волосы рассыпаются по плечам, и она тянется к пряжке моего ремня, я задаюсь вопросом, есть ли какой-то другой выбор, кроме того, который, как я думал, я сделал безвозвратно.

Мог ли я стать лучше для нее? Я не смог этого сделать ради первой жены. Мысль о том, что я мог бы что-то изменить для Катерины, когда я не смог этого сделать для своей первой жены, которая умерла в результате моего пренебрежения, заставляет меня чувствовать волну вины, настолько глубокую и ошеломляющую, что я почти отталкиваю Катерину, мое желание ненадолго угасает, но ее руки на моей застежке, расстегивают молнию, и когда ее пальцы проскальзывают внутрь, чтобы коснуться моей обнаженной плоти, это с ревом возвращается.