Любимая невеста

— Люди умирали бы, если бы я отказалась выйти за тебя, это не мой выбор!

— Это так, — настаивает он. — Это просто был не тот выбор, с которым ты могла бы жить. Вот почему ты осталась, вот почему ты вернулась. И когда ты попыталась сбежать, это было просто потому, что ты больше не могла жить с тем выбором, который ты сделала.

Я глубоко вздыхаю, чувствуя себя опустошенной, побежденной. Он не ошибается. И я не знаю, как заставить его понять, что последствия его выбора намного хуже, чем он осознает.

— Виктор… твои дочери… ты хочешь, чтобы они выросли и узнали, чем ты занимаешься? Как ты думаешь, они согласятся с твоими оправданиями? Или они, как и я, просто увидят других дочерей, которых ты считаешь менее важными, другие семьи, которые ты не возражаешь разлучить? Будет ли небольшая часть твоих детей ненавидеть тебя, так же как часть меня ненавидит моего отца?

Он долго смотрит на меня, и я вижу боль в глубине его глаз. Это говорит мне в тот момент, что он тоже думает об этом, я не говорю ему ничего нового, и это заставляет меня задуматься, не решил ли он, что ради этого не стоит меняться?

— Я хочу, чтобы мои дочери гордились мной, — тихо говорит Виктор. — Я хочу, чтобы они всегда любили меня. Я изо всех сил старался быть хорошим отцом. И если бы был потенциал для того, чтобы наш брак стал чем-то большим, Катерина, я бы тоже этого хотел. Но Кэт…

— Не называй меня так, — мягко говорю я. — Не сейчас, когда все так обстоит.

Он прочищает горло.

— Катерина. Это все, что я умею. Это бизнес, который мои дед и отец построили с нуля. Вот как мы пришли к власти, которая у нас есть, и так я стал тем мужчиной, который я есть, и это все, что я могу дать своим дочерям и тебе. И ты хочешь, чтобы я повернулась к этому спиной, и что? Начал с нуля? Положился на других мужчин, на Луку и, возможно, Лиама, чтобы гарантировать свой успех в будущем? Ты хочешь, чтобы я стал таким человеком?

— Я хочу, чтобы ты был таким, каким я тебя знаю, — мягко говорю я. — Я знаю, что в глубине души в тебе есть доброта, Виктор. Я знаю, что ты в конфликте. И я… — я тяжело сглатываю, чувствуя, как мое сердце сжимается от слов, которые я собираюсь сказать. — Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь родить тебе ребенка сейчас, после того, что сказал доктор. Возможно, я никогда не смогу этого сделать. Но если бы я это сделала… и если бы у нас был сын… я думаю, ты бы испытывал противоречия по поводу передачи ему такого наследия. Но ты не обязан…

Раздается стук в дверь спальни, прерывающий меня, и я вижу вспышку облегчения на лице Виктора, что разговор был прекращен. Он поворачивается, выходя из ванной, и оставляет меня там, смотрящей ему вслед. Я знаю, был момент, когда он хотел, чтобы все было по-другому. Но также я действительно не думаю, что он когда-нибудь изменятся. И от этого на моем сердце становится еще тяжелее, чем раньше.

5

ВИКТОР

Мало что в моей жизни заставляло меня чувствовать себя таким уязвленным, как моя жена, стоящая передо мной и говорящая, что однажды мои дочери могут вырасти и возненавидеть меня, что она в некотором смысле ненавидит своего собственного отца из-за правды, которую она узнала о нем со временем, и не помогает то, что она не говорит ничего из того, чего я еще не сказал бы сам себе.

Я спускаюсь по лестнице, не утруждая себя ее ожиданием. Мне нужно увидеть свою дочь, и я не доверяю тому, что я мог бы сказать рядом с Катериной. Я хочу, чтобы наш брак удался, но она хочет изменить меня, изменить всю мою жизнь. Всю нашу жизнь, потому что, нравится ей это или нет, она тоже часть этой жизни. Она тоже извлекает из этого выгоду или откуда, по ее мнению, берутся деньги, ее одежда, эта конспиративная квартира, наш дом и все остальное, что у нас есть? Я мрачно думаю, и в моих мыслях появляется нотка горечи. Все, что я вижу, это повторение первого брака, то же самое растущее негодование между нами. Это не то, чего я хочу для нас с Катериной, но, возможно, единственный способ для такого мужчины, как Пахан, жениться и соблюдать дистанцию между собой и своей женой. Я думал, что Катерина могла бы понять, но, очевидно, я ошибался.

Я толкаю дверь в комнату Аники, чтобы увидеть доктора, проверяющего ее жизненные показатели, Макс сидит в углу комнаты. Он немедленно встает, и я натянуто улыбаюсь ему.

— Спасибо, что заглянул к ней, — говорю я ему, и он кивает, его молодое лицо спокойнее, чем я видел за долгое время.

— Я подумал, что молитва могла бы помочь, — говорит он, и я заставляю себя не закатывать глаза.

— Ты знаешь, я не придаю этому большого значения, сынок, — говорю я ему, направляясь к кровати Аники. — Но это не повредит. И то, что ты сделал для этой семьи, я не скоро забуду.

Макс нервно облизывает губы, колеблясь.

— Так ты… разберешься в том, о чем я просил?

Я колеблюсь.

— Я не знаю, смогу ли я помочь тебе в этом. У меня нет большого влияния…

— Но ты сказал, что Лука Романо мог бы.

— Он мог бы. Я не решаюсь быть у него в долгу. Но в сложившихся обстоятельствах… — Я делаю паузу, глядя на выражение лица Макса, на котором одновременно и слабая надежда, и боязнь надеяться. — Когда все уладится с моей дочерью и с Алексеем, я посмотрю, что смогу сделать.

— Спасибо, сэр. — Выражение лица Макса сменяется облегчением. — Даже если это не тот результат, на который я надеюсь, если есть возможность…

Я киваю, переключая свое внимание на Анику. Я слышу, как он отступает к двери, но я не утруждаю себя тем, чтобы смотреть ему вслед. Все мое внимание приковано к моей дочери, у меня перехватило дыхание, когда я жду, что скажет доктор.

— Хорошие новости, — наконец говорит он, поднимая глаза. — Она еще не выбралась из беды, но все указывает на полное выздоровление. Ей понадобится время здесь, чтобы отдохнуть и подлечиться, но, судя по тому, что вы сказали, это самое безопасное место для нее прямо сейчас. Пройдет некоторое время, прежде чем она сможет вернуться в Нью-Йорк…

— Все в порядке, — коротко говорю я. — Чего бы это ни стоило, чтобы она выздоровела, это то, что мы сделаем.

Я смотрю на свою дочь и уже вижу, что к ней немного возвращается румянец, ее сон выглядит мирным, а не почти мертвым. Меня ужасает, что она до сих пор не проснулась и вообще не пошевелилась, но я знаю из того, что мне сказали, что это нормально, даже желательно. Она погружена в исцеляющий сон, и если она проснется от него здоровой, это все, что имеет значение для меня.

Позади меня раздаются шаги, легкие и нежные, и я знаю, что это Катерина. Я чувствую запах ее духов, и что-то в моей груди успокаивается, зная, что она здесь вопреки моему желанию. Я знаю, что я не должен успокаиваться в ее присутствии, что ничто не может сделать наш брак таким, каким я хочу его видеть. Но я не могу избавиться от чувства легкости, которое охватывает меня, зная, что она здесь, что она тоже любит мою дочь, что бы ни случилось дальше, мне не придется переносить это в одиночку.

— Как она себя чувствует? — Тихо спрашивает Катерина.

— Поправляется, — говорю я ей, не отрывая глаз от Аники. — Доктор надеется, что она полностью выздоровеет.

— Я позволю вам двоим немного побыть с ней, прежде чем я пришлю медсестру, — говорит он, поднимая глаза. — В том, что я вижу прямо сейчас, нет ничего особенно волнующего. Пока нет уверенности, но все указывает на положительный результат. — Он кивает мне, обходит кровать и оставляет нас с Катериной там.

— Как ты думаешь, когда мы должны позволить Елене увидеть ее? — Катерина звучит обеспокоенной. — Я знаю, она боится, что ее сестра умрет, но я не знаю, поможет ли ей видеть ее такой или навредит…

— Если мы можем подождать, пока Аника проснется, я думаю, это было бы лучше всего. — Я колеблюсь, поглядывая на свою жену. Ее забота о моих детях заставляет меня еще больше сочувствовать ей, и я делаю глубокий вдох, подавляя чувства обратно. Я знаю, что это не принесет мне…нам, никакой пользы. Но я не могу избавиться от ощущения, что, если бы только мы смогли преодолеть наши разногласия, Катерина могла бы стать женой и матерью лучше, чем все, на что я мог надеяться, когда просил ее руки у Луки. — Катерина, я… — Я колеблюсь, и она качает головой, не глядя на меня.

— Не надо, Виктор, — тихо говорит она. — Это только ухудшит ситуацию. Возможно, будет лучше, если мы продолжим ненавидеть друг друга.

Это подводит меня к короткому вопросу.

— Ты меня ненавидишь?

Она с трудом сглатывает.

— Иногда приходилось. Не всегда.

— А сейчас? — Она не смотрит на меня, и все во мне хочет дотянуться до нее, заставить ее посмотреть мне в глаза. Но я не думаю, что это улучшит отношения между нами.

— Не прямо сейчас, — мягко говорит она. — Мне просто грустно. За нас, за нее, за…

За любого ребенка, который может появиться в будущем. Ей не нужно говорить это вслух, чтобы я знал, о чем она думает.

— Ты думаешь, что снова возненавидишь меня?

— Я не знаю. — Она по-прежнему не смотрит на меня, и я чувствую, как у меня внутри бурлит потребность заглянуть в ее глаза, потребность увидеть ее, увидеть, о чем она думает.

— Ты действительно думаешь, что я ненавидел тебя?

Катерина пожимает плечами, и я вижу легкую дрожь на ее подбородке, как будто она сдерживает слезы.

— Я не знаю, — тихо говорит она. — Я думаю, ты ненавидел меня, когда я сбежала. Я думаю, я всегда тебе не нравилась, с той минуты, как ты понял, что я не та женщина, на которой ты рассчитывал жениться.

— Ты мне не нравишься. — Я пораженно смотрю на нее. — Как ты можешь не нравиться? Конечно, временами с тобой трудно. И нет, ты не такая, как я ожидал. Но ты мне не нравишься. — Я качаю головой. — Я был впечатлен твоим характером, Катерина. И после твоего похищения… — Я делаю вдох, чувствуя почти отчаяние. — Катерина, посмотри на меня, пожалуйста.

На мгновение мне кажется, что она не собирается. Ее плечи напряглись, взгляд устремлен прямо на кровать, как будто ей невыносимо смотреть на меня. А затем она медленно поворачивается, ее темный взгляд встречается с моим.

— Что, Виктор? — Тихо спрашивает она. — Скажи мне, что ты думал обо мне после.

Я не могу остановить себя. Я протягиваю руку, чтобы коснуться ее лица, мои пальцы поглаживают ее скулу, спускаются к подбородку. Я чувствую легкую дрожь, которая проходит по ней от моего прикосновения, даже когда она держится прямо, как шомпол, напряжение в каждой линии ее тела.

— Я думал, ты смелая, — бормочу я. — Такая же смелая, как любой солдат или бригадир, которого я когда-либо нанимал, если не больше. Я знал людей, которые не смогли вынести того, что вынесла ты. Я думаю… — Я замолкаю, не желая заканчивать, отдергивать руку, прекращать прикасаться к ней. — Ты самая сильная женщина, которую я когда-либо знал, Катерина. И даже если ты никогда по-настоящему не полюбишь меня или не захочешь стать моей женой, я не смог бы выбрать лучшую женщину, чтобы стать матерью моим дочерям.

Рот Катерины слегка приоткрывается, и я вижу ее прерывистое дыхание, блеск в глазах. Я чувствую притяжение между нами, напряжение в воздухе сгущается, и я знаю, что она хочет, чтобы я поцеловал ее так же сильно, как я хочу это сделать. Я уже чувствую, на что будет похож ее рот под моим, мягким и нежным, и то, как она напрягается перед тем, как уступить мне, ее внутреннюю борьбу.