Это лишь игра

24. Лена

Вечером слышу, как приходит домой Петька, но ко мне почему-то не забегает. Хотя раньше – всегда. А то и по сто раз в день.

Мне не обидно, но тягостное чувство в душе от этого становится еще острее. Он и не обязан заходить, напоминаю себе. И вообще, может, устал человек. Он ведь тоже сегодня тренировался, готовился к соревнованиям. Еще и в капитаны собрался – двойная ответственность на нем.

И потом, может, даже и хорошо, что не забежал, потому что пришлось бы что-то рассказывать про Соню, а мне о ней даже думать больно.

Бабушка вокруг меня хлопочет. Спрашивает, что для меня вкусненького приготовить: булочки, домашнее печенье, шарлотку. Как будто шарлоткой можно облегчить душевную боль. Но ее суетливая забота трогает до слез.

– Ничего не надо, бабуль, просто посиди со мной, – прошу я. Ловлю ее теплую, сухую ладонь. Бабушка послушно садится.

– Из-за чего вы с Соней поссорились? Может, все не так ужасно, как тебе кажется?

– Всё ужасно, – качаю я головой.

– Выговорись – легче станет.

Я кратко и сбивчиво рассказываю ей про Соньку (опуская, конечно же, все её жуткие слова), про Ямпольского и особенно – про Горра. Описываю бабушке, как он выглядит, как держится, как взирает на всех свысока и, главное, как недавно пообещал доказать, какие плохие у меня друзья. И в конце концов ловлю себя на том, что почти час о нем одном говорю.

– Ну, просто демон-искуситель какой-то, – вздыхает бабушка.

– Он очень-очень страшный и плохой человек, – заверяю я бабушку.

– Ну, ничего. Соня остынет, одумается и помиритесь. Ну а в нашем Петруше я уверена на все сто. Так что ничего у вашего страшного и плохого человека не получится. Кстати, что-то Петя к нам сегодня даже не зашел…

– Он допоздна тренировался. У них там скоро турнир, – объясняю я, а сама чувствую, будто оправдываю его перед бабушкой и перед собой. Наверное, это просто из-за Сони я теперь боюсь и с ним рассориться.

После разговора с бабушкой мне и правда становится немного легче. Но на следующий день в школу я не иду. Бабушка твердо решила последовать совету врача со скорой и сводить меня внепланово в больницу. Все-таки вчерашний мой приступ ее здорово перепугал.

Я нехотя уступаю. Походы по больницам всегда меня угнетают, потому что именно там я сразу же начинаю чувствовать себя не такой, как все, больной, ущербной, без шанса на полноценную жизнь. В школе это ощущение стирается. Я сливаюсь со всеми и забываю о своем недуге. Но сегодня в школу мне не хочется ещё больше…

***

Из больницы мы возвращаемся лишь к обеду. Пришлось долго ждать, пока нас приняли без записи. Кардиолог меня посмотрел, послушал, почитал осенние записи и ничего нового нам не сказал. Лишь повторил то, что говорил и раньше:

– Ну, шумы есть… так они и были, эти шумы. Ситуацию свою вы знаете. Поддерживающую терапию получаете. Ждем пока. А в следующем году начнем готовиться к операции…

– И все? – разочарованно спрашивает бабушка и, запинаясь от волнения, продолжает: – Вчерашний приступ… такого никогда еще не было. Лена… она сознание потеряла. Таблетки не действовали, только скорая… А если бы они не приехали так быстро? Я даже подумать боюсь…

– Вот нервничать не надо. И думать о плохом тоже не надо. Хорошо, давайте сделаем так. Сейчас поставим Лене холтер*. До завтра она его поносит. А завтра пусть подойдет к двенадцати, к началу приема… снимем, и я потом посмотрю, как там что… ну и сделаем для верности КТ. Это платно делается, в диагностическом центре. На этот месяц квоты уже закончились, а на следующий я вам выпишу.

Около шести к нам неожиданно приходит гостья. Олеся Владимировна. Наша англичанка и новая классная. Я немного теряюсь, но бабушка сразу заманивает ее на кухню и усаживает за стол. Олеся Владимировна и сама смущается, отказывается от чая, говорит робко: «Мне только водички, пожалуйста». Но бабушка даже слышать ничего не хочет. Наливает ей в большую кружку чай, пододвигает тарелку с ещё теплым творожным печеньем. И Олеся Владимировна сдается.

– Спасибо, очень вкусно. Я такого никогда не ела… Но я беспокоилась из-за Лены, – англичанка переводит взгляд на меня. – Тебя сегодня не было… Я писала в родительский чат, но никто ничего не смог подсказать.

– Леночка вчера плохо себя почувствовала, – отвечает за меня бабушка. – У нее был приступ. Вызывали скорую. А сегодня ходили к врачу.

И тут холтер, словно в подтверждение ее слов, начал качать манжету с характерным гудением. Олеся Владимировна осмотрела меня, не понимая, откуда странный звук.

– Вот видите – прибор ей надели специальный, до завтра его носить, – пояснила бабушка. – Поэтому завтра Леночка тоже школу пропустит.

– Понятно, – озадаченно кивает англичанка. Видно, что ей неловко задать следующий вопрос, и она мучительно подбирает слова. – А что за приступ? Надеюсь, ничего серьезного?

И бабушка, игнорируя мои взгляды и знаки, выкладывает ей почти всё.

– Сочувствую, – бормочет Олеся Владимировна. – Может, я могу чем-то помочь? А в классе ребята знают?

– Нет, – встреваю я в их беседу. – Петя знает и… Соня, но так… без подробностей. Остальные – нет. И не нужно, чтобы знали. Пожалуйста.

– Почему? – удивляется она.

– А зачем? Чтобы каждый раз напоминали: «Она больная»? Я так не хочу. Я даже Соне и Петьке поэтому ни о чем не говорю. Не знаю, как объяснить… я просто хочу быть с ними… то есть, со всеми на равных. У меня и так всё детство было… – Я замолкаю, спохватившись. Зачем вывалить всё это на постороннего человека? И чтобы уйти от темы, спрашиваю её: – А как съездили в монастырь? Мне ужасно жаль, что я не смогла…

Олеся Владимировна вздыхает, глядя на полупустую кружку с чаем, которую держит в ладонях. Потом поднимает на меня глаза и грустно улыбается.

– Не было никакой поездки. Никто не пришел.

– Как? Совсем никто?

– Да, совсем никто. Неудобно очень получилось. Автобус зря оплатили, деньги потратили. Как-то потом отчитываться придется… И перед учителем китайского тоже… Ну и там, в монастыре, нас ждали, стол накрыли в гостевом доме… Ну да ладно, главное – ты выздоравливай скорее.

Мне жалко ее, но что тут сказать – не знаю. Конечно же, наши намеренно сорвали поездку. Да она и сама это понимает.

Вскоре после ее ухода забегает Петька. Тоже, оказывается, заволновался, что со мной.

– Не переживай, – говорю ему, – я уже в норме. Завтра еще прогуляю денек, а в четверг – в школу.

– А что у вас с Сонькой случилось? Она отсела от тебя к Павленко.

Настроение мгновенно портится. Так не хочется отвечать, но Петька ждет, в глаза заглядывает.

– Соню наши разыграли жестоко. Наплели ей что-то про меня, и она поверила, решила, что я ее предала. Лучше скажи, почему вы подвели англичанку?

Петька округляет глаза, моргает несколько раз. Значит, сейчас начнет бурно оправдываться. И точно:

– Да какой нам монастырь? У нас же игра в пятницу! Прикинь, если продуем? Вот позорище будет! А ты точно в четверг придешь в школу? А в пятницу придешь?

– Да, приду, приду, – смеюсь я. – Что, соскучился?

– Ну… – он краснеет и сразу начинает ерзать, будто ему спокойно не сидится. – Я это… ну, попросить тебя хотел.

– Ну, проси.

– Пойдем в пятницу с нами на игру? В «Современнике» будет проходить отборочный турнир. Это рядом с Политехом.

– Ой, не знаю, Петь. Я как-то не очень люблю баскетбол, прости…

– Ну ты чего? – тотчас сникает Петька. Даже не сникает, а прямо расстраивается. – Кто за меня будет болеть?

– Да все! С нашей школы ведь многие пойдут наверняка. Так что без поддержки не останетесь.

– Да что мне многие? Мне ты… – выпаливает он и осекается на полуслове. Еще гуще краснеет: – В смысле, ну мы же друзья. Ну пойдем, а? Я и так на нервяке весь. Боюсь продуть и тогда…

Петька и правда какой-то нервный. Мне не понять, но, видимо, эта игра для него и впрямь очень важна.

– У вас в команде Горр. Не продуете. Дэн ведь его не зря восхвалял.

– Да Горр вообще не пойдет.

– Как так? – удивляюсь я.

– Он бросил команду. Прикинь? Накануне турнира взял, сука, и бросил, и плевать на всех хотел. И на соревнования не пойдет, сказал. Лен, ну, пойдем?

– Ну, ладно, уговорил, – неохотно соглашаюсь я. – Но только тогда попробуй продуть!

Петька смеется, заверяет, что теперь-то они точно всех уделают. Мы еще часа полтора болтаем с ним о том о сем. Он, как всегда, между делом сметает всё печенье, даже не замечая, а потом шарит рукой по пустой тарелке. И затем уморительно смущается:

– Ой, я, кажется, один всё съел… извини… это потому что нервничаю… в смысле из-за соревнований волнуюсь… У меня всегда так.

– Да, Петька, у тебя всегда так, – смеюсь я.

Около девяти он подрывается к себе. Я иду провожать его до двери. Петька накидывает куртку, сует ноги в ботинки. Уже выходит, но на пороге останавливается.

– Лен, ну ты точно пойдешь со мной на игру? – спрашивает он, а в глазах – застывшее напряжение. Словно для него это вопрос жизни и смерти: приду я или не приду.

– Да точно, точно, – обещаю ему и закрываю дверь.

_______________

* Холтер - портативное устройство, которое позволяет непрерывно отслеживать изменения в работе сердца и контролировать артериальное давление пациента в течение суток.