В золотых чертогах Валгаллы

* * *

Нагло соврал. Ничего не показал. В кромешной темноте, хаотично, в спешке, то помогая, то мешая друг другу, раздеваются.

Глеб успевает сделать три вещи.

Первое. Дрожащими от возбуждения пальцами скользнуть между нежных шелковистых на ощупь бедер и проверить. Готова ли? О, да! Еще как! Она хочет его, его сладкая девочка!

Второе. Теми же дрожащими пальцами разорвать пакетик и с первой попытки надеть презерватив. А у него с этим вечно проблемы.

Третье. Навалившись на руки и упершись изнывающим от напряжения членом во влажные ждущие губки-лепестки, шепнуть: «Будет больно — скажи».

И все. Он двигает бедрами навстречу огромному как море наслаждению.

Юля не успевает ничего.

Не успевает сомкнуть бедра, и его пальцы оказываются там. Теперь Глеб знает, какая она уже мокрая. Ну и что!

Не успевает спросить. Почему ей должно быть больно. Не девочка давно уже. А потом…

Как больно! Потому что он, оказывается, везде такой огромный. А там… там — особенно! У Юли перехватывает дыхания от ощущения наполненности и растянутости. Он выбил из нее весь воздух, и она не может крикнуть, не может сказать, даже шепнуть не может. Как ей больно… А когда, наконец, дыхание возвращается к ней, то уже не больно. Приятно. Огромный, гладкий, горячий. Заполняет всю ее без остатка. Как это, оказывается, сладко. Юля чуть двигается, устаиваясь поудобнее.

— Тебе не больно? — сдавленный прерывистый выдох.

— Нет. А тебе?

— Пока нет. Но я схожу с ума.

И еще сильнее. Еще глубже. Хорошо. Хорошо. Ее пятки упираются ему в поясницу. Чтобы сильнее прижаться, раскрыться. Еще лучше. Она тоже сходит с ума.