Босс с причудами

* * *

— Явилась! — встречает меня раскатистым воплем бабушка Аглая, когда я появляюсь на площадке пятого этажа на дрожащих ногах, груженая как ослик. Лифта в бабушкином старом доме не заведено. Поэтому бабушка Аглая каждый день имеет неплохую кардиогимнастику и отличается богатырским здоровьем.

— Привет, ба. Вот твой корм.

— Не мой! Кошачий!

Она забирает пакеты и уходит на кухню. Ее шагам вторит голодное мявканье на три голоса.

По походке бабы Аглаи не заметно, что у нее прихватило поясницу. Спину она держит ровно, шагает упруго.

Костюм Шрека бабе Аглаи не подойдет. Она вовсе не похожа на толстого добродушного огра. Она похожа на сводную сестру Золушки. Да, ту самую, мужеподобную хозяйку таверны.

И еще — на разбойницу из мультика «Бременские музыканты».

Баба Аглая — высоченная, плечистая, цыганистая старуха со сросшимися бровями, бородавкой на подбородке и шальными глазами.

Она полковничиха. Вышла за деду Колю, когда тот был лейтенантиком, моталась с ним по северным гарнизонам и усердно пихала его в спину на пути по карьерной лестнице. Сдается, именно она заправляла в ротах и полках, а не деда Коля. Его я смутно помню как щуплого, робкого старичка с тихим-претихим голосом.

Но все же он бодро перескакивал с чина на чин, а когда вышел в отставку, стал шишкой в городской администрации, где и занимал кресло-трон до самой смерти.

Бабушка — обладатель взрывного характера и громового голоса. Когда она говорит, крупные собаки начинают нервно лаять, а мелкие дрожат и делают лужу.

Поэтому бабушка держит котов — три штуки. Собак она презирает.

Коты ей под стать: крупные, с длинными мордами и хамскими манерами. Они — единственные существа, которые бабушку Аглаю в грош не ставят. Всем прочим она внушает священный трепет. Бабушка держит в железном кулаке домоуправление, районную поликлинику и моих родителей.

А меня она трепетно любит и балует. Она говорит: «Танька, ты в меня характером пошла. Ты фейерверк и минометное орудие в одном фигуристом теле».

Тут она ошибается. Я трусливая особа, и при этом склонная к импульсивным поступкам. Наворочу чего, а потом трушу, жду расплаты за содеянное.

Бабушка на это говорит: «Погоди, еще не пришел твой час. Когда надо, тогда и выстрелишь. А сейчас шипишь, искришь, крутишься на месте, как петарда с сырым запалом».

Бабушка умеет сказать емко и красочно.

Ладно, ей виднее. Петарда так петарда.

Я бабушку тоже люблю. Но это из-за нее моя неприязнь к начальству и страх перед собеседованиями. Ненавижу, когда мне приказывают, и терпеть не могу, когда задают вопросы с подковырками. Бабушка в этом мастер.

Бабушку я могу осадить: «Не лезь! Сама знаю! Не надо мной командовать!»

Начальству и рекрутерам так не скажешь. Они вызывают во мне глубокое отторжение. Чужие, высокомерные люди, которые внезапно решают, что имеют право мной распоряжаться. За деньги, да. Но, повторюсь, деньги — не главное. Я уже три года живу от гонорара к гонорару, покупаю продукты по акциям и скидкам, одеваюсь в дешевых интернет-магазинах, зато наслаждаюсь относительной свободой. И плевать я хотела на статус и престиж.

Бабушка меня за это уважает. Остальные считают инфантильной дурочкой. Но мнение остальных мне до фени.

Бабушка появляется в коридоре с папиросой в зубах. У нее полно дурных привычек.

— Проходи и рассказывай, — велит она, выпуская дым к потолку.

— Фу, — я разгоняю дым рукой, проходя в гостиную. — Вонища как не знаю где.

— Не ври. Это дорогие папиросы, импортные. Мне знакомые контрабандой привезли. Отборный элитный табак.

— Он воняет как «Беломор».

Бабушка покорно тушит папиросу в цветочном горшке и садится на диван рядом со мной.

— Рассказывай, что случилось.

— Два заработка из трех потеряла, — пожимаю я плечами. — Ерунда, прорвемся.

— Денег дать?

— Нет!

— А еще что стряслось? Кавалер обидел? Разложить тебе, что было, что будет?

Бабушка умеет читать мысли. И гадать на картах. Ничего из нагаданного не сбывается, но ей нравится ритуал.

— Я и так знаю, что было. А что будет… какая разница? Ба, не бери в голову. Просто Эдика редко вижу. Он все на работе да на работе. Шеф у него придурок. А мне обидно.

И я рассказываю ей все, выплескиваю обиду на Эдикового шефа. Хотя в глубине души понимаю: обижаюсь я вовсе не на шефа, а на Эдика.

Бабушка выслушивает меня молча. Ее морщинистая рука яростно наглаживает спину рыжего Семы. Черная Клякса вальяжно развалилась у моих ног. А Муха все еще хрустит на кухне кормом.

— Безобразие, — резюмирует бабушка и резким движением скидывает кота на пол. Тот смотрит на нее с презрительной укоризной, встряхивается и уходит, задрав хвост палкой.

Бабушка поднимается и начинает мерить шагами комнату.

— Танька, мужиком надо управлять, — рубит она воздух рукой. — Помочь, подсказать, подтолкнуть. Мужики начальства боятся. У самцов так заведено: вожаку стаи они подчиняются беспрекословно. Твой Эдька не альфа-самец. Он бета или гамма. А значит, бунтовать против шефа не будет.

— Ба, не грузи меня биологией.

— Ты должна пойти к Эдиковому шефу и поговорить с ним. Эдик без пяти минут твой муж! А поженитесь вы, дети у вас пойдут, что за жизнь будет, если его дома вечно нет? Я всегда за Колю горой была. К командирам его ходила, разъясняла, требовала. И добивалась чего хотела! Сестра моя, Люська, такая же — помнишь бабу Люсю, у которой муж инженером на заводе был? Она пороги профкомов обивала. Тоже ради мужа старалась. Когда он любовницу завел, бухгалтершу, Люська не постеснялась, потребовала, чтобы зазнобу мужнину уволили, а его на собрании пропесочили. И помогло! Он быстро за ум взялся. Потом всю жизнь по одной досочке ходил, а другую лишь поглядывал.

— Кошмар какой. Не, ба. Сейчас не те времена. Да и я не ты, и не баба Люся. Я так не умею и не хочу. Если к шефу пойду и буду просить, чтобы он Эдика не загружал, я Эдику большую свинью подложу.

— Так умнее надо быть. Так разговор повести, чтобы и Эдика не подставить, и шефа на свою сторону перетянуть. Подольститься, подружиться…

— Понятия не имею, как это сделать.

— Дура ты.

— Сама такая, — бормочу под нос, как в детстве.

Бабушка слышит и улыбается.

— А то и правда, дура я старая… Ничего в вашей жизни современной не понимаю. Пойдем чай пить.

Но и за чаем бабушка не успокаивается. Капает, зудит, наставляет, как Эдикового шефа усовестить и Эдика воспитывать. Слушаю вполуха.

Чувствую, что дозировка бабушки превышена. Еще немного, и начну огрызаться. Пора домой.

— Пока, ба, — я встаю и отправляюсь в прихожую. — Не скучай.

— Когда мне скучать? — удивляется бабушка. — Я на йогу записалась. И на курсы макияжа.

— Ты не бабушка. Ты Юлий Цезарь какой-то.

— А то!