Дочь от бывшего босса

ГЛАВА 30

Я сижу за угловым столиком с приглушенным светом и прикладываю ко лбу пакет со льдом, обернутый в льняную салфетку. Да уж, это было прекрасное завершение вечера, что сказать. Теперь Золушка с разорванным подолом платья, взъерошенными волосами и синяком на лбу определенно точно превратилась в тыкву.

Чем все закончилось? Руслан оттащил от меня заикающуюся Иру и бросил в руки охранников. Потом вернулся ко мне, сел рядом на грязный пол и просто обнял. А я, как дура, разрыдалась. Это длилось каких-то десять секунд, но стоило всего пережитого ужаса. Жар его ладоней на спине растопил мое сердце. Оно застучало в ритм его дыхания, и… Боже, какая же я дура! Потому что именно в этот момент точно осознала, что… влюбилась. Я отчаянно влюбилась и только сейчас поняла, что никуда мне от этих чувств не деться, даже если сбежать. Они уже со мной.

Когда мы вышли из уборной, где нас никто не потревожил, я выслушала сотни извинений, но не поняла, кто извинялся и почему. Меня усадили за стол и принесли мне лед — вот и все. Слава богу, обошлось без полиции, потому что я сумела убедить взбешенного Руслана, что у меня, как у участника потасовки, тоже могут быть проблемы, и вообще мы только потеряем лишнее время. Он ушел разбираться с партнерами и последствиями нашего с Ирой небольшого представления. И судя по его острому взгляду, ей придется непросто. Руслан и без сотрудников правоохранительных органов сумеет приструнить тупоголовую ревнивую блондинку.

Не знаю, сколько прошло времени, с тех пор как я осталась здесь одна, но вроде бы немного. И вот я как раз беру со стола стакан и делаю глоток воды, когда вижу Гончарова, направляющегося ко мне размашистыми шагами.

Он все еще зол — это видно по сжатым кулакам и проступающей вене на лбу. Он злющий, как черт, и от этого я невольно сжимаюсь вся, хочется даже зажмуриться, но я не буду показывать ему свой страх. Руслан приближается и где-то за шаг до меня весь его боевой настрой куда-то исчезает. Складка между бровей разглаживается, легкая улыбка трогает губы. Он опускается на одно колено, и… боже, если бы он сейчас вытащил из кармана кольцо, я бы без раздумий ответила «да».

— Ты как? — он бегло осматривает мое лицо, трогает плечи, ладони.

Размечталась, Алиса.

— Нормально, все хорошо.

Он не верит. Заставляет убрать лед и чуть морщится, когда видит мой лоб. Все так плохо?

— Пойдем, — произносит он ровным тоном, который невозможно определить. Я вообще не понимаю, чего мне ждать, но послушно встаю и следую за ним, вложив свою ладонь в его большую теплую руку.

Мы молча поднимаемся на лифте. Также молча заходим к нему в номер. Он удаляется всего на минуту в смежную комнату, пока я зависаю, глядя на свое отражение с иссиня-красным лбом.

— Аленка спит. Я попросил Олю задержаться.

Аленка. Точно. Боже, со своими глупыми склоками я будто даже забыла о ней, и меня затапливает чувство стыда. Я таскала за волосы какую-то недалекую дуру, которая претендует на руку и сердце (или хотя бы внушительное, судя по тому, что я помню, достоинство) Руслана, пока мой ребенок находился с чужим человеком. Что я за мать вообще?

— То, что произошло... это моя вина, — выдает Гончаров, стоя у изножья кровати с руками в карманах. Он будет меня отчитывать? Это не я опозорила его, а его личный ассистент. Нужно смотреть, кого нанимаешь. — Я не уберег тебя от опасных факторов. Это недопустимо.

Он только что назвал Иру опасным фактором? Почему это так смешно? Я невольно улыбаюсь.

— Все хорошо, Руслан…

— Ни хрена хорошего в этом нет! — он повышает голос, почти переходя на крик, но не продолжает, метнув взгляд на дверь, за которой спит малышка. Звукоизоляция здесь хорошая, но если орать во весь опор, то… — Пойдем поговорим в гостиной.

Я решаю не спорить. Я жутко устала и просто хочу спать.

— Что она тебе говорила? — спрашивает он.

— Это неважно…

— Это, мать его, очень важно! Потому что она оказалась неадекватной психопаткой и могла причинить боль женщине, которую я…

Он замолкает, а я ловлю себя на мысли, что жду продолжения с приоткрытым ртом. Которую он… что?

— Мои люди позаботятся о ней. Она и на километр не приблизится к вам с Аленкой. Ты должна понимать, — он громко вздыхает, трет глаза и переносицу, — что бы она ни говорила, это неправда. У меня с ней ничего не было и быть не могло, она просто моя…

— Помощница? — спрашиваю я тихо, изогнув брови, и смотрю на него исподлобья.

Он понимает намек. Понимает, что себя имею в виду. Мы продолжаем говорить и бодаться взглядами. Ведь нас тоже быть не должно было так, Руслан? Но даже такой, как ты, совершает ошибки. Мы были ошибкой, Руслан, ведь так? С ней ты тоже мог ошибиться, когда тебе было плохо. Ты ведь человек, а не робот, уверена, тебе тоже может быть грустно и одиноко.

— Алиса, ты не она.

Я закатываю глаза и ухмыляюсь. Это звучит так по-киношному,

— А кто? Скажи еще, что я — это другое.

Он издает какой-то жуткий рык и с психом сбивает вазу с цветами на пол. Хорошо, что она оказывается из пластика, а цветы — искусственные. Он оборачивается и смотрит на меня. Его плечи прыгают вверх-вниз. Он тяжело дышит, его ноздри раздуваются.

— Да, ты, черт возьми, это ДРУГОЕ!

И такие отчаянные чувства я слышу в его этом «другом», что меня чуть было не сносит эмоциональной волной. Когда он наступает на меня, я вся дрожу, но уже не от страха. В его глазах я вижу такое обожание и отчаянную похоть, такое пламя, что совершенно точно понимаю — сегодня я в нем просто-напросто сгорю.

Оооо... горим или нет?