Искусство бегать на каблуках

***

— Джеральдина, хотите еще чаю? — Джорджина Ковальски подняла чайник из китайского фарфора с маленькими розовыми цветочками, нарисованными на нем, и приложила к одному боку ладонь. — Вода еще теплая.

— Да, будьте добры. — Мать Шона поставила свою маленькую такую же как и чайник чашку на блюдечко и протянула его Джорджине.

Которая все еще не упомянула собаку, находящуюся за столом. Шон надеялся, что она придержит свое мнение о переносящих заразу, грязных животных при себе.

— Мы каждый год устраиваем чаепития в нескольких местных домах престарелых. Обитатели очень ждут их, и нам это тоже нравится, — объяснила Джорджина, наливая воду. — Это традиция семьи.

Ее южный акцент обволакивал слова, как золотой мед. Если бы Шон прислушался как следует, он бы, наверное, смог услышать «Дикси», играющую на заднем плане.

— Не моей, — сказал Джон, беря кружку и делая глоток. Его ладонь была больше хрупкой чашечки и выглядела так же смехотворно и неуместно, как — в воображении Шона — выглядела его собственная рука.

— Джон? — Джорджина повернулась к мужу.

— Нет, спасибо, любимая.

— Шон?

— Мне достаточно, спасибо.

В центре круглого стола, покрытого розовой льняной скатертью, стояла ваза с розами и лилиями. Рядом — вычурная двухъярусная ваза, наполненная девчачьей едой.

— Сэндвич с огурцом? — спросила Лекси Шона, взяв серебряные щипцы.

Она стояла рядом с ним, очень красивая в розовом платье, которое обтягивало ее во всех нужных местах. Розовый ободок удерживал светлые волосы. Если бы Шон с Лекси были наедине, он бы растрепал ей локоны. Она наклонилась к подносу, и подол платья скользнул вверх по бедрам. Если бы они были наедине, Шон бы тоже скользнул ладонями по ее бедрам.

— Можно мне птифуры и профитроли?

— Конечно.

Почему бы нет? Шон был в аду. Он сидел за розовым столом с Джоном и Джорджиной, думая о том, как будет скользить руками по бедрам их дочери. Рядом с ним сидела его мать, оттопырив мизинчик, как будто она была английской королевой. Почему бы не поесть этой маленькой еды? Может быть, он подавится и избавит себя от этого несчастья.

— Ты, наверное, заметил, что у нас пропало несколько кремовых печенек. — Лекси указала на пустое место на подносе. — Я не знаю точно, куда они делись… — она замолчала, взглянув на ужасную собачку, сидевшую на коленях Джона, — но у кого-то весь носик в креме.

Она поставила маленькую тарелку перед Шоном, на которой лежали два маленьких сэндвича с обрезанной корочкой, три розовых квадратика, каждый с красной розой, и две кремовых печеньки. Собака, снова одетая в пачку, смотрела глазами-бусинками на Шона. Черный язычок высунулся и облизал кончик носа. Шон взял розовый квадратик и отодвинул кремовые печеньки в сторону.

— Это ты сделала? — спросил лысую шавку Джон «Стена», тренер «Чинуков» и хоккейная легенда.

Собака взвизгнула и получила в награду кусок розового пирожного.

— Ты давно не участвовал в розовом чаепитии, папа, — сказала Лекси со смехом, садясь рядом с Шоном. Она подняла чашку к губам и сделала маленький глоток.

— Если бы я знала, что Шон и Джон к нам присоденятся, я бы приготовила побольше еды. — Джорджина пододвинула чашку к Джеральдине. — Нужно было мне намекнуть, — сказала она мужу.

Откинувшись на спинку стула с собакой на коленях, Джон ответил:

— Когда Нокс упомянул, что его мать здесь у Лекси, я подумал, что стоит заскочить и поздороваться. Шон решил составить мне компанию.

Да, чтобы перевести беседу, если Джон начнет задавать матери слишком много вопросов или если она решит упомянуть съехавшую крышу дочери четы Ковальски. Мать провела в городе уже два дня, и Шон был уверен, что убедил ее: в ближайшем будущем свадьбы не предвидится. Он надеялся, мать не станет упоминать о своем чудесном исцелении от панкреатита или о своем последнем заболевании — диплопии. Или двоении в глазах.

— Я никогда не бывала на таком изысканном мероприятии. — Джеральдина взяла серебряные щипцы и положила себе на тарелку кремовые печеньки и сэндвич с огурцом. На «изысканное» мероприятие она надела зеленый брючный костюм и желтую блузку, завила свои каштановые волосы и накрасила губы помадой. Если бы не пластырь на глазу, она бы сошла за нормальную.

— Мы утром уезжаем, и мне не хотелось упустить возможность встретиться с мамой Шона. — Джон наклонил стул назад и посмотрел на Шона через стол. — Вы ведь познакомились с моей дочерью, когда они с Шоном сбежали к вам?

— О, да. — Джеральдина положила пакетик «Эрл грей» себе в чашку. — Это было очень романтично.

— Угу.

Джон все еще не полностью купился на эту историю и выглядел, будто готовился допросить мать Шона. Если это так, то Шону и Лекси крышка.

— Джон. — Джорджина положила руку мужу на плечо. — Мы пригласили миссис Браун на чай не для того, чтобы ты расспрашивал ее, что было в Канаде.

Ножки стула стукнули по полу. Джон прочесал хохолок на голове собаки. Они договорились вернуться к этому разговору после завершения сезона. Когда они говорили о хоккее, то были в одной струе. Но сегодняшняя ситуация не была хоккеем. Она касалась Лекси, и Джону все еще не нравилась мысль, что Шон встречается с его дочерью.

— Я сразу увидела, что они влюблены. Вот почему я не позвонила Венди и не выиграла то путешествие в Мир Диснея. Или Ходе, или Кэти Ли. Конечно, я бы никогда не поехала в Канкун. — Она замолчала, чтобы отпить чаю. — У меня аллергия на солнце.

Опять этот Мир Диснея.

— Брось, мам.

Но чего еще он ждал от самой смущающей женщины на планете?

— Я очень благодарна за это. — Лекси подалась вперед и посмотрела на Джеральдину. — Вы отказались от путешествия мечты ради истинной любви.

— Иисусе, дайте тазик.

— Ну Джон.

— Папа! — Лекси протянула руку через стол, взяла ладонь Шона и перелела их пальцы.

Ням-Ням подняла нос вверх и гавкнула, а Джеральдина отодвинулась от собаки настолько далеко, насколько смогла, не свалившись при этом на пол.

Шон посмотрел на большого мужчину, на легенду, окруженную вычурным, пышным розовым хаосом. Тот не выглядел ничуть запуганным или несчастным. Он взял маленькое квадратное пирожное и подбросил над головой. Легко поймал его ртом и прожевал с такой улыбкой, как будто был действительно доволен собой. Как будто поставил Шона в идеальную позицию, чтобы тот получил удар по яйцам. Шона ничто не пугало. И меньше всего взрыв маленьких розовых чашек и еще более маленькой еды. Он посмотрел через стол на тренера и поднес спелетнные пальцы с Лекси к своем губам. Шон сделал ответный бросок и поцеловал руку дочери Джона. Игра закончена.

— Шон?

Лекси произнесла его имя с долей изумления и приятного удивления. Он повернулся, чтобы взглянуть в синие глаза Лекси, и самым естественным в ту минуту оказалось поцеловать ее розовые губы. Застыть на несколько вдохов, дразня их обоих, и не спасовать. Во время этих нескольких вздохов игра, в которую они играли, внезапно показалась очень реальной. Такой реальной, что глаза Лекси стали еще синее и глубже. Такой реальной, что грани монолитного мира Шона угрожающе затрещали. Такой реальной, что он почувствовал, как их удерживает нить, настолько тонкая, что он боялся дышать.

— Еще птифуров, Шон?

Он выдохнул, и это чувство исчезло.

Шон покачал головой и посмотрел на Джорджину.

— Нет, спасибо.

В горле пересохло, и он взял чашку чая. Такую хрупкую, что мог легко раздавить ее. Он выпил чай в два глотка и снова посмотрел на Лекси. Та отвернулась, и Шон видел лишь раковину ее уха, одинокую жемчужину на мочке и легкую розовую краску, ползущую по шее. Он и раньше видел такое. Когда Лекси смущалась или лгала, или занималась любовью. Этот румянец на ее шее и комок в его легких не были любовью, но стали чем-то большим, чем просто желание. Это было замешательство и хаос. И больше не игра.