Яд в моём сердце

— Вот и будь самим собой, я же не спорю, но нужно меняться и во всём стремиться к совершенству.

— Самосовершенствование — ничто в сравнении с саморазрушением, — сумничал Макс. — Какой смысл добиваться совершенства, если через какое-то время я умру и все эти навороты станут мне не нужны? Бессмысленное занятие — совсем как секс без девушки.

— Романтика саморазрушения? В этом ты видишь смысл?! — воскликнула Эла, ничуть не смутившись. — Хочешь сказать, что ты вообще не совершенствуешься? Да хотя бы в музыке, не говоря уже о сексе, если на то пошло.

— Бред какой-то, — пробурчала Лина. — Мне кажется, что с такими постулатами и жить не захочется. Сознательно себя разрушать… представь, если каждый начнёт таким заниматься… это же п-просто преступление против человечества.

— Не стоит так реагировать, Лин! — отмахнулся Фил. — Макс всего лишь перефразировал слова Чака Паланика, довольно избитую фразу, не несущую в себе здравого смысла. Так, пособие для наркоманов, если честно. Это тупо, согласен. Расскажи лучше про кота.

Но Лина, как заворожённая, ловила каждое слово Элы и Макса — тот поддался на её уговоры и с азартом обсуждал новый имидж.

— Что и требовалось доказать. Саморазрушение отменяется! — Фил потянулся к коту, желая потрепать его за загривок, но тот, ощетинившись, выгнул спину дугой и настороженно замер.

— Сибас… красавец зверюга! — Фил взялся играть с котом, и тот, в ответ на агрессивные выпады гостя, норовил ударить лапой.

— Ну давай, давай… покатый, — драконил его Фил, не оставляя попыток взять животное на руки.

— Чего это он покатый? — возмутилась Лина.

— Потому что покатый. Смотри, какая у него черепуха — покатый лоб и здоровенные уши, стало быть, у него от лобных долей одни зачатки. Хватательный рефлекс Янишевского — это подтверждает. Точно говорю — лобник!

— Сам ты лобник, — ткнула его Лина локтем в бок.

— Ай, — посмеялся Фил. — Ну ладно тебе, Лин, я же пошутил. Не обижайся. Зачётный у тебя вырос кошак!

В тот момент внимание Лины и Фила привлекла возня за столом. Макс вплотную придвинулся к Эле, ухватил холёную ручку дамы и, что-то нашёптывая ей на ушко, стал исследовать линии на ладони. И Эла, ничуть не стесняясь Лины, хихикала как малолетка.

Вспыхнув, Лина шумно вздохнула и, подхватив кота, вылетела из кухни.

Фил поднялся следом и быстрым шагом нагнал её на лестнице, ведущей в зал.

— Эй, ты что, обиделась?

Лина обернулась так резко, что они чуть не стукнулись лбами. Фил отступил, балансируя на краю ступеньки.

— С чего ты взял? — отрезала она, прижимая кота к груди, и тот зашипел, оскалив пасть.

— А почему ушла? — допытывался Фил, поднимаясь выше и заглядывая Лине в глаза, — в них явно плескалась жгучая обида.

— Просто не хочу им мешать, — зло процедила Лина. — А ты зачем за мной увязался?

— А чего ты такая резвая? Может, мне уйти? — вспылил Филипп, от обиды стискивая зубы.

— К-как хочешь. — Лина пожала плечами и тут же остыла.

— Ну ладно, тогда я пошёл. — Фил смерил её взглядом и развернулся, собираясь сбежать по ступенькам, однако тут же ощутил сопротивление — Лина ухватила его за капюшон толстовки и задержала на месте.

— Филипп, т-ты… извини меня. Я п-просто погорячилась. Пойдём, поболтаем немного, — мягко попросила она.

Фил обернулся, встретив её робкую улыбку, и от сердца мгновенно отлегло.

В зале было всё в точности так же, как и много лет назад: та же добротная мебель, те же статуэтки, картинки и ковры — повсюду царили порядок, уют и совершенная чистота. И снова ностальгия захлестнула Филиппа, будто не было тех долгих лет разлуки, не было ничего, кроме светлых мгновений детства.

— Ты располагайся. — Лина забралась с ногами на диван и выпустила кота.

— Хорошо тут у вас, — задумался Фил. — Помнишь, как мы проникли в твой дом ночью?

— Ещё бы, конечно, разве т-такое забудешь? — Её заикание, изредка проскальзывающее в речи, навеяло Филу не самые лучшие воспоминания, и вина мутью поднялась со дна души. Но он был искренне рад, что недуг не портил её, напротив, придавал ей ранимости и хрупкости, и её хотелось защищать.

— Дай угадаю. — Взгляд его скользнул к пианино, прошёлся по нотам на откинутой крышке инструмента. — Специализируешься по фоно?

— Угу, учусь на последнем курсе музколледжа. И знаешь у кого? — оживилась Лина. — У Бескровной. Хотя это имя, наверное, тебе ни о чём не говорит.

Филипп на секунду задумался.

— Ирина Петровна. Как же, помню, бывала у нас в гостях… Суровая тётка.

— Правда? — воскликнула Лина, опуская ноги на пол и усаживаясь ровно, будто имя строгой учительницы в момент дисциплинировало её. — Хотя, ничего удивительного, она и тётю Мариночку учила. Мне очень повезло, что я попала в её класс. А теперь я готовлюсь к выпускному концерту. Играю Моцарта и Баха.

— Горовица слушала? — неожиданно для себя выдал Филипп, любуясь чистой улыбкой Лины. Всё-таки память — удивительное явление, в нужный момент извлекает из недр полезную инфу и…

— Круто, ты и Горовица знаешь! — округлила она глаза.

— Как видишь, — усмехнулся Филипп, обалдевая от себя самого. Тут же вспомнилась мама и музыкальная школа и маленькая Лина за фортепиано в доме Полянских.

Ему вдруг стало душно от нахлынувших эмоций, и он направился к окну, распахнул его створки и вдохнул свежий запах озона. Дождь давно прекратился, и робкие солнечные лучи пробивались из-за хмурых туч, отчего вечернее небо окрасилось сиреневато-розовыми разводами, а над лесом, в последних ярких лучах солнца засияла разноцветная радуга. Это было какое-то невероятное волшебство, ведь он давно не видел радуги или просто не обращал внимания, а может, волшебство всегда было рядом с ней?!

— Лин… подойди сюда. — Слова дались ему с трудом, и голос предательски дрогнул, выдав его с головой. Он так боялся, что картинка за окном окажется обманчивой иллюзией.

— Ой, — воскликнула Лина, отдёргивая занавеску для лучшего обозрения и лучезарно улыбаясь. — Как красиво… я так мечтала увидеть радугу! Помню, как в детстве хотела пройти под ней, только ведь её ни за что не догонишь!

— Не догонишь, — всерьёз задумался Филипп. — Надо же… пройти под радугой! Никогда не размышлял над этим.

Он заглянул в её смеющиеся глаза, и сердце на секунду замерло. Всё-таки она удивительная девчонка!

— Почему ты так смотришь на меня? — прошептала Лина, прикрывая ладонями пылающее от эмоций лицо и подглядывая сквозь расставленные пальцы.

— Просто… тебе очень идёт улыбка. — Фил смутился, словно мальчишка, и почувствовал, как по венам разгоняется кровь.

Сибас, видя, что внимание хозяйки переключилось на опасного чужака, запрыгнул на фортепиано и прошёлся по клавишам, извлекая нестройные звуки и протяжно мяукая.

— Да у кота всё в порядке с интеллектом, он ещё и на фоно играет и поёт. Так что забираю свои слова обратно, — посмеялся Филипп. — Может, и ты сыграешь что-нибудь из своего репертуара?

— Нет… что-то не хочется, правда. — Лина уселась на подоконник и надолго замолчала, а Филу захотелось выплеснуть сиюминутные эмоции, заполнившие душу давно забытым теплом.

Повинуясь безотчётному порыву, он сел за инструмент и заиграл собственный кавер на хит Фредди Меркьюри The Show Must Go On. В тот момент он ни о чём не думал, в его голове звучала лишь музыка, и он изливал её со всей экспрессией чувств и эмоций. Он кайфовал от игры и присутствия Лины в комнате, от майского вечера, опустившегося на поселок, и эйфории, разрывающей грудную клетку.

— Это… это было так здорово! — воскликнула Лина, как только отзвучали последние аккорды песни. — Мне кажется, я так никогда не сумею.

— Уверен, ты умеешь гораздо лучше! Это всего лишь настроение, — пожал плечами Филипп.

— В плане техники игры — вполне, но так обогатить и прочувствовать… в общем, браво, я преклоняюсь перед твоими талантами.

— О, слышу интонации Бескровной, — заметил он.

— Эй, бро, ты где там? Нам пора домой! — прокричал ему Макс с первого этажа, и Фил будто очнулся от сна.

— Уже? — рассеянно пробормотал Фил, заглядывая в сотовый и замечая массу пропущенных звонков и эсэмэсокот Ольки. — Придёшь к нам на квартирник?

— Конечно. — Он мог поклясться, что теперь Лина смотрела на него совсем другими глазами. — Ты тоже будешь играть?

— Скорее всего, да, — ответил он, засунув телефон в карман джинсов.

— Филипп, мне правда очень неудобно, но… — Лина вдруг решилась на вопрос, которого он ждал весь день, но так и не сумел сочинить внятного ответа. — Как так вышло, что я уснула вчера вечером, ты, случайно, не знаешь?

— Со всеми бывает, нормально всё, так что не парься, — подмигнул он ей и сбежал по ступенькам лестницы.

***

Дождь размыл дорожку между дворами Альтман и Полянских, и друзьям пришлось добираться до дома по улице. Оказавшись за воротами, Фил покосился на окна особняка. Вдруг в одном из них колыхнулась занавеска, и он улыбнулся с прищуром, втайне надеясь, что это не ветер играет шторой, а за ней прячется Лина. Не хотелось думать, что девчонка очарована Максом и высматривает именно его, ведь до последнего момента она с него глаз не спускала, так и смотрела, то бледнея, то краснея. Фил сунул руки в карманы, пытаясь разглядеть таинственный объект за окном. Дурацкая привычка из детства — в любой непонятной ситуации прятать руки в карманах брюк. Помнится, и мама ругала за это небрежное отношение к хорошим манерам.

— Идём уже, трубадур. — Макс подтолкнул его в плечо, и Фил, усмехнувшись, продолжил путь.

Оба брели в задумчивости. Макс шёл вперевалочку и, мило улыбаясь, насвистывал знакомый мотивчик. Фил изредка поглядывал на друга, а мысли оставались с Линой. Перед глазами стоял её чистый образ, а в голове носился звонкий девичий смех, от чего душа наполнялась тихой щемящей радостью, и сердце билось гулко и часто, словно в него вкачали дозу адреналина. Филу хотелось смеяться в голос и по-братски обнять весь мир. И троллить Макса желание отпало — в конце концов, тот сам переметнулся к Эле, и Фил беспрепятственно смог пообщаться с Линой. Никогда бы не подумал, что дух соперничества так сильно взыграет в нём.

Макс наконец-то включился и обернулся к Филу.

— А мне начинает нравиться тут. — Улыбка друга сделалась шире. Он шёл, прижимая гитару к груди, и на ходу побренькивал струнами. — Старшая сестрёнка Альтман просто улёт, я бы с ней затусил всерьёз. Не думал, что смогу увлечься блондинкой.

Последние слова про блондинку Макс произнёс не случайно. В Камиле, его бывшей девушке, текла азиатская кровь. Она была жгучей брюнеткой: тёмно-каштановые волосы вились вокруг безупречно красивого лица, карие глаза смотрели с превосходством, а во взгляде читалась откровенная циничность.

— Ты в этом уверен? — с насмешкой бросил Фил.

— А что не так? — Макс снова развернулся и преградил ему путь.

— Ты, конечно, крут, бро, но я вынужден тебя разочаровать. Ибо старшая Альтман — вовсе не сестра Лине. — Фил напустил на себя загадочный вид и выдержал театральную паузу.

— Не томи, мон ами. — Макс нервно усмехнулся, переступая с ноги на ногу. — Лучше знать жестокую правду, чем свихнуться от неведения.