Обладать и ненавидеть

Он пытается прервать меня, но на данный момент меня невозможно прервать. Он открыл клапан, и теперь все выливается из меня одним большим катастрофическим потоком.

— Когда я подписывала те дурацкие бумаги, которые прислали твои адвокаты, я думала, что мы будем женаты вечно. — Я саркастически смеюсь, а по моему лицу текут слезы. — Какая же я тупая?!

— Не могла бы ты, пожалуйста, остановиться? Ты не тупая…

— О боже мой. — Я чувствую, что задыхаюсь, когда смущение перерастает в печаль. — Я не могу поверить, что я действительно так подумала. — Я быстро соскальзываю с кровати, начинаю расхаживать по комнате, прижимая ладонь ко лбу, когда, кажется, ко мне приходит все это осознание сразу. — Я не могу поверить, что предполагала, что такого мужчину, как ты, просто заставят жениться, и у него не будет запасного плана. Ты, наверное, с самого начала знал, что это не продлится долго. Какими были для тебя последние несколько дней? Небольшое приятное развлечение? Способ скоротать время, пока твои адвокаты готовят документы о разводе?

Мне вдруг становится плохо. Мой желудок скручивается, и я вешаю трубку, бросаю телефон на кровать и бегу в ванную. Я умываюсь в туалете, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Если бы у меня был коричневый бумажный пакет, я бы вдыхала и выдыхала в него, чтобы подавить свое беспокойство. Вместо этого я заставляю себя сосредоточиться на пятне на бочке унитаза и делаю глубокие вдохи, пытаясь успокоиться.

Что происходит?

Что, черт возьми, я наделала?

Я соскальзываю на пол и обхватываю ноги руками, чтобы уткнуться лбом в колени.

Это было плохо.

То, что только что произошло по телефону, прямо противоположно тому, чего я хотела. Сегодня я ушла из квартиры Уолта, потому что не хотела, чтобы он видел меня такой. Я даже не узнаю эту версию себя.

Я смеюсь, потому что все это так истерично. Я в истерике.

Я в истерике, потому что влюблена.

Я влюблена в мужчину, на которого только что несколько раз накричала, прежде чем повесить трубку.

Это так плохо. Хуже, чем плохо. Катастрофически.

Глава 28

В ту ночь мне нелегко заснуть. Я запутываюсь в простынях, перекатываюсь взад-вперед, на один бок, потом на другой, смотрю в потолок, умоляя свое тело сотрудничать. В конце концов, я засыпаю, полулежа поперек кровати, настолько глубоко отключившись, что сначала звук моего телефонного звонка включается в мой сон.

Затем, с приливом адреналина, мой мозг кричит: «Проснись! Возьми свой телефон!»

Мои глаза распахиваются, когда я протягиваю руку через кровать, чтобы схватить его и прочитать экран, только чтобы вздохнуть с облегчением, когда я вижу, что это Надежда, а не Уолт.

— Выставка начинается! — говорит она, когда звонок соединяется.

— Что? — спрашиваю я, стирая сон с глаз.

— Да! Мы меняем расписание, подбираем другого художника и оформляем твои холсты, пока мы разговариваем.

Я резко принимаю сидячее положение, прикрывая рот рукой.

— Срань господня! — я съеживаюсь. — Прости! Притворись, что я этого не говорила.

Надежда смеется.

— Послушай, у меня есть несколько вещей, которые мне нужны от тебя. Сначала короткая биография. Возможно, ты видела у Ани такое прошлым вечером. Если нет, загляни на наш веб-сайт — он даст тебе представление о нужном нам формате. У меня также есть несколько французских журналистов, которые хотели бы взять у тебя интервью, чтобы сопроводить свои статьи. Я знаю, это может показаться невеселым, но это лучший способ заявить о себе, так что тебе просто нужно улыбаться и терпеть это

— Все в порядке. Я справлюсь.

— Кроме того, я знаю, что ты все еще просишь своего адвоката просмотреть наш контракт…

— Она сказала, что сможет отправить его мне раньше, чем ожидалось. Надеюсь, я подпишу его для тебя уже сегодня.

— Отлично. Еще я отправлю тебе по электронной почте подтверждение твоего рейса, как только мой помощник закажет билет. Думаю, тебе следует быть в Париже по крайней мере за несколько дней до выставки, чтобы ты могла акклиматизироваться и помочь с окончательными деталями.

— Так это происходит на самом деле? — мой голос звучит ошеломленно.

— Да, — подчеркивает она. — Это происходит. Когда ты сможешь достать мне последний фрагмент, над которым ты работаешь?

— Завтра. Я думаю. Сегодня я буду работать как сумасшедшая.

— Хорошо. Позвони в Штейн Галерею, когда закончишь, спроси Марка. Он попросит одного из парней прийти и упаковать холст для отправки. Позвони, если я тебе понадоблюсь, но я, возможно, не смогу быстро ответить, так как сейчас собираюсь садиться на свой рейс.

Я желаю ей счастливого пути, а затем мы вешаем трубку. Секунд тридцать, максимум минуту, я в восторге от этой новости, мечтая увидеть свои работы, висящие в галерее Штейн в Париже. Затем я поднимаю взгляд от телефона, и мой холодный, пустой гостиничный номер смотрит на меня в ответ. Мой взгляд перебегает с моей импровизированной студии у окна на мой чемодан с одеждой, сваленной в кучу на нем.

Волнение от моего телефонного разговора с Надеждой, похоже, не обладает той стойкостью, на которую я надеялась. Моя нынешняя ситуация отказывается игнорироваться.

«Париж!» — напоминаю я себе.

«Уолт», — парирует мой мозг.

Этот одинокий гостиничный номер снова погружает меня в дурное настроение, от которого я, кажется, не могу избавиться. Я соскальзываю с кровати и раздвигаю занавески, надеясь увидеть проблеск солнечного света. Но сегодня туманное пасмурное утро, погода вполне соответствует моему настроению.

Мне нужно много поработать над последней картиной, но сначала мне нужно что-нибудь съесть. Я надеваю штаны для йоги и толстовку и спускаюсь в вестибюль отеля, чтобы выбрать их предложения на завтрак. Водянистые яйца и полуфабрикаты — практически мой единственный выбор, поэтому я кладу несколько яиц на тарелку и наливаю в пенопластовую чашку столько кофе, сколько в нее вмещается.

За столиком в углу я ем и листаю газету «Нью-Йорк Таймс», которую кто-то оставил. В разделе «Искусство» я не так уж удивлена, увидев небольшую заметку о выставке Ани, которая была два дня назад. К ней прилагается сетка фотографий с мероприятия, которые освещают ее работу, а также известных жителей Нью-Йорка, которые присутствовали на мероприятии. Мое сердце замирает, когда я вижу фотографию Уолта и меня. Я наклоняюсь, чтобы изучить изображение. В нем мы смотрим на последнюю работу Ани — ее адаптацию Ван Гога. Фотограф поймал нас сбоку. Я занимаю большую часть кадра, но Уолт возвышается на голову выше меня с другой стороны, его рука прижата к моей пояснице. Я наклонилась к нему, чего не помню, чтобы делала в то время. Мы выглядим расслабленными вместе, нам комфортно в объятиях друг друга.

Подпись гласит просто:

— Мистер и миссис Уолтер Дженнингс II.

Я отодвигаю газету в сторону и откусываю кусочек яичницы.

После этого еда кажется еще хуже, если это вообще возможно. После первого кусочка я игнорирую свою тарелку и сосредотачиваюсь на своем кофе. Я очень стараюсь больше не смотреть на газету. В основном мне это удается, но время от времени мои глаза меня предают.

Я снова подтягиваю газету к себе и, прищурившись, смотрю на нас. Боже, мы выглядим очаровательно. Влюбленными.

Я намеренно ставлю свою кофейную чашку поверх изображения, закрывая его от моего взгляда. Это хорошо работает, пока я не захочу сделать еще глоток кофе.

Мой телефон вибрирует рядом с газетой от звонка Мэтью.

Я не отвечаю на него. Вместо этого я постукиваю пальцами по столу, ожидая, пока он перейдет на голосовую почту, а затем сразу же прослушиваю сообщение, которое он мне оставил.

— Элизабет, привет. Это Мэтью. Я знаю, что ты, возможно, не захочешь говорить со мной прямо сейчас, но послушай, я надеюсь, что с тобой все в порядке. Уолт позвонил мне вчера вечером, беспокоясь о тебе. Он спросил, видел ли я тебя, что не имело никакого смысла, пока он не сказал мне, что ты съехала. Я что-то пропустил? Вы, ребята, казались довольно счастливыми прошлой ночью… Я не знаю. Я, наверное, последний человек, с которым ты хочешь разговаривать, но если ты действительно хочешь поговорить, я здесь. Клянусь, я твой друг, а не просто информатор моего брата. — Он смеется. — В любом случае, да, серьезно, я надеюсь, что ты в порядке. Верно. Пока.

Мне стыдно за то, что я проигнорировала его звонок, поэтому я отвечаю ему.

Элизабет: Привет, спасибо, что написал. Я в порядке.

Мэтью: Привет. Ты уверена?

Элизабет: Да, просто выясняю кое-какие вещи для себя. Все хорошо.

Мэтью: Мой брат действительно беспокоится о тебе. Не хочу совать свой нос куда не следует, но я никогда не видел его таким.

Часть меня хочет попросить его рассказать подробнее. Что он делает? Он сердится? Ему грустно? Насколько грустно? Но я знаю, что это не очень хорошая идея. Вместо этого я отключаю телефон, убираю со стола и возвращаюсь наверх в свою комнату, чтобы приступить к работе.

Остаток дня я больше не смотрю на свой телефон. Я должна сосредоточиться на этой заключительной части моей выставки, и последнее, что я хочу сделать, это отвлечься и не выполнить свое обещание Надежде сделать это вовремя. Такая возможность выпадает раз в жизни для моей карьеры, и как бы мне ни хотелось задернуть шторы и свернуться калачиком в своей постели, я должна просто все разделить. Работаю сейчас, впадаю в отчаяние после моей выставки в Париже.

Только когда я лежу в постели в 23:32 вечера, собираясь заснуть, я снова проверяю свой телефон и вижу пропущенный звонок от Уолта.

После этого он отправил сообщение.

Уолт: Наверное, я должен дать тебе пространство, но я не могу. Встретимся за ужином? Нам нужно поговорить, и завтра утром я уезжаю на конференцию по устройствам в Калифорнию.

Вместо того, чтобы ответить ему, я прокручиваю список своих недавно пропущенных звонков и навожу большой палец на его имя. Боже, я хочу поговорить с ним. Я так скучаю по нему, что мне больно лежать здесь, зная, что он всего в десяти минутах езды.

Я нажимаю большим пальцем на его имя, прежде чем успеваю передумать, а затем мое сердце учащенно бьется, когда идут гудки. Предвкушение заставляет мой пульс ускориться. Через мгновение я услышу его голос. Я закрою глаза и буду слушать, как он говорит, и притворяться, что все будет хорошо. Мы с ним во всем разберемся.

Но звонок не соединяется. Уолт, должно быть, уже спит. Я кладу телефон на прикроватный столик, отворачиваюсь от него и закрываю глаза.

Утром я проверяю свой телефон, чтобы увидеть первое из серии пропущенных соединений.

Уолт: Эй, я спал, когда ты позвонила. Мне нужно было быть в аэропорту в 4:45 утра, поэтому я лег пораньше. Позвони мне, когда проснешься.

Я звоню ему, но он, должно быть, все еще в самолете.

Позже, когда я в душе, он перезванивает. Я проклинаю все, абсолютно злясь на Вселенную за то, что она делает это с нами.