Обладать и ненавидеть

Перевод: Женя

Редактор: Cloud Berry

Обложка: Cloud Berry

Оформление: Eva_Ber

Глава 1

Я выделяюсь, как бельмо на глазу. Даже в Нью-Йорке люди, как правило, выбирают кремовый или белый цвет, когда дело касается свадебного наряда. Я же не выбрала ни тот, ни другой. Хуже того, мое платье оказалось короче, чем, вроде бы, оно было, когда я выходила из гостиничного номера. Подол словно подскочил на несколько дюймов, пока я шла к зданию суда. Хочется верить, что леопардовый принт не слишком заметен, но мои черные ботинки Doc Martens точно не заметить нельзя. Они у меня уже много лет. Это моя версия башмачков Дороти (туфли героини из книги «Волшебник страны Оз» — прим. пер.).

Очередной порыв ветра раздувает подол, и я, дрожа в своих ботинках, оглядываюсь по сторонам в ожидании, когда придет он. Удивительно, сколько хихикающих парочек проносятся мимо, стремясь поскорей забежать в тепло и начать свое супружеское блаженство с церемонии в здании суда.

Скоро она ждет и меня. Опускаю глаза на безымянный палец и представляю, как он будет выглядеть, утяжеленный огромным бриллиантом, затем вспоминаю вчерашний телефонный звонок.

Мама звонит мне редко. Я даже подумала, что зрение обманывает меня, когда на экране вспыхнуло ее имя.

— Мама? — произнесла я, настороженная странным поворотом событий. Может, звонок был ошибкой — возможно, она перепутала цифры в быстром наборе? Но потом мама заговорила, и от ее резкого тона у меня по спине пробежала дрожь.

— Элизабет Брайтон, где ты находишься? Что там за ужасающий шум?

Музыканты, выступающие в центре фойе музея, играли все громче.

— Я в МоМА (музей современного в Нью-Йорке — прим. пер.).

Она фыркнула, как будто ответ ей не понравился, и я, не дожидаясь просьбы, пошла прочь от толпы зевак, пока не нашла тихий уголок.

— Теперь слышно лучше? — спросила я, прощупывая почву.

— Да. Слава богу. А теперь, прежде чем я начну, ты должна знать, что звонить тебе мне не хотелось.

Я рассмеялась, слегка ошеломленная ее откровенностью.

— Спасибо, мам. Мне тоже приятно тебя слышать.

— Не говори со мной таким тоном.

Не желая усугублять ситуацию, я стиснула зубы, заставив себя прикусить язык и обуздать сарказм. У нас с мамой, мягко говоря, натянутые отношения. Будь ее воля, я бы встала в один ряд со своими братьями и сестрами, вернулась в Коннектикут и пошла по ее стопам.

Я предполагала, что именно об этом и пойдет разговор. Думала, что сценарий будет обычным и сначала мне скажут: «Тебе обязательно быть настолько упрямой? Ты действительно думаешь, что сможешь оплачивать своими каракулями счета?». Затем последует ультиматум: «Мы с твоим отцом не поддерживаем это и не будем продолжать финансировать тот богемный образ жизни, к которому ты так стремишься!». Который в итоге завершится слезливым: «Элизабет, я не понимаю, как ты могла с нами так поступить».

Пока я росла, маме нравился мой интерес к искусству, но лишь потому, что она полагала, будто в конце концов он иссякнет и я построю другую карьеру — более достойную по мнению матери и ее великосветских друзей. Одно дело культивировать мягкое стремление к консультированию по вопросам искусства или управлению выставками. Совсем другое — быть настоящим художником и жить рядом с чернью.

Я приготовилась к разговору, который мы уже вели миллион раз, но потом мать глубоко и тяжело вздохнула. Последовала долгая пауза, и мое сердце упало. Что-то было не так.

— Мама? — нерешительно спросила я. — Все в порядке?

— Нет, — ответила она резким тоном. — Все далеко не в порядке. Твоя сестра сбежала со своим водителем.

Если честно, я не горжусь тем фактом, что засмеялась. Но это было так неожиданно! Моя сестра всегда идеально вписывалась в образ дочки мечты. Самая популярная девочка в школе. Красивая классической красотой. Достаточно умная, чтобы попасть в Лигу Плюща (ассоциация самых престижных американских университетов — прим. пер.), но не настолько, чтобы считаться занудной интеллектуалкой. Я никогда не видела ее без макияжа. Никогда не видела ее в чем-то, кроме дизайнерской одежды. Думала, она на пути к тому, чтобы выйти замуж за какого-нибудь принца голубых кровей, и вот теперь эта новость. Сбежала со своим водителем?! Это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

По крайней мере, так мне казалось, пока мама не начала плакать.

Мой смех сразу иссяк, как только я поняла, что ее невероятно драматичные рыдания в ближайшее время не прекратятся.

— Мама? О боже. Прости меня, ладно? Все будет хорошо. Ну и что с того, что Шарлотта сбежала с водителем? Главное, что она счастлива!

— Нет, Элизабет. Это ужасно. Ужасно.

Я боролась с желанием закатить глаза, инстинктивно догадываясь, почему для матери это стало таким сильным ударом.

— Какая разница, что подумают твои друзья?

— Мои друзья?! — Ее пронзительный тон привлек мое полное внимание. — Мне нет до них дела! Ты не понимаешь, Элизабет. Твоя сестра была помолвлена не абы с кем!

Мои воспоминания о вчерашнем телефонном звонке прерываются громким гудком, когда две машины чуть не сталкиваются на улице перед судом. Опускаются окна, и водители начинают ругаться. «Да пошел ты, мудак!» — звучит прощальный выпад, после чего они разъезжаются, и мое внимание переключается на пешеходов, пересекающих улицу в моем направлении. Позади толпы, засунув руки в карманы шерстяного пальто и устремив взгляд на горизонт, идет мужчина, которого я узнаю́, но не знаю. Он почти незнакомец — и скоро станет моим мужем.

Бабочки начинают порхать у меня в животе, и волнение смешивается со страхом. Не могу поверить, что согласилась на это — занять место сестры… На самом деле, я до сих пор не уверена, что это решение было мудрым, но теперь, когда он пришел и предстал передо мной во плоти, такой высокий, красивый, я понимаю, что разорвать соглашение не смогу.

Он отрывает взгляд от тротуара и замечает меня. Я замираю, пока он приближается, оценивая меня и не давая ни намека на то, что он на самом деле думает. Его темные глаза скользят вниз по моему платью, надолго задерживаются на ботинках, а затем, когда он наконец останавливается передо мной, возвращаются к моему лицу.

Я сглатываю и жду, когда он улыбнется и поздоровается. Уголки моих губ начинают приподниматься, зарождаясь в улыбку, готовясь ответить взаимностью.

Но вместо приветствия он коротко спрашивает:

— Ты уверена, что хочешь это сделать?

Мрачные слова для мрачного дела.

— А ты что, передумал? — спрашиваю. Расправляю плечи и выпячиваю подбородок, пытаясь излучать уверенность, которой не ощущаю.

Он видит, что уверенность моя ложная, и прищуривается так, что его черные ресницы сходятся вместе, еще больше подчеркивая его проницательный взгляд.

Я не двигаюсь ни на дюйм, ни один волосок на моем теле не вздрагивает, пока он пристально изучает меня. Он делает это так долго, что мне начинает казаться, что из земли вот-вот вырастут виноградные лозы, которые опутают мои ноги и прикуют к месту, но в итоге он жестом велит мне идти. Я секунду колеблюсь, инстинктивно боясь поворачиваться к нему спиной.

Кто этот человек?

Нет, кто он такой для всех, я, конечно, знаю.

Уолтер Дженнингс II, он же Уолт.

Почти столетие назад наши деды вместе работали над изобретением кардиостимулятора с батарейным питанием, основав затем компанию «Диомедика». Сегодня она превратилась в крупнейшую корпорацию по производству медицинского оборудования в мире, специализирующуюся на разработке и распространении робототехники для черепно-мозговой и позвоночной систем, хирургических инструментов и инсулиновых помп. В «Диомедике» работает более ста тысяч человек по всему миру. Это также основная причина, по которой я нахожусь сейчас здесь, желая побыстрее зарегистрировать этот поспешный брак.

Я сталкивалась с Уолтом на нескольких обедах и праздничных вечеринках. В последний раз — лет десять назад. Он на десятилетие меня старше, а значит в прошлом нам вряд ли было что сказать друг другу, помимо обязательных приветствий. Он, конечно, казался мне довольно-таки сексуальным для взрослого парня, но ничем больше мое внимание не привлекал, а я определенно не привлекала его. Пытаюсь вспомнить, как выглядела в нашу последнюю встречу. Без сомнения я была очень худой и долговязой и, вероятно, безуспешно старалась выглядеть хорошо в своем слишком свободном платье. Скорее всего, я читала где-нибудь в одиночестве, забившись в углу. Я всегда брала с собой книгу, когда родители затаскивали меня на вечеринки.

Интересно, чем он там занимался. Заводил нужные знакомства? Флиртовал с женщинами, включая мою сестру?

У входа в суд он открывает мне дверь. Проходя мимо него, улавливаю легкий запах одеколона и немного смущаюсь при мысли о том, как я, должно быть, пахну по сравнению с ним. Я привезла с собой мало вещей. Это мое самое модное платье, и я надевала его вчера, а значит у меня не было времени, чтобы до сегодняшнего утра отдать его в стирку.

Уолт одет куда более уместно, чем я. На нем шерстяное пальто и черный костюм, на левом запястье виднеются часы с кожаным ремешком. Его начищенные до блеска ботинки, зловеще стучащие по кафельному полу, намного изысканнее, чем мои неуклюжие «мартенсы».

Я не уверена, куда он ведет меня. Да и вообще не уверена, как все это должно происходить. Смотрю на него краешком глаза, но его взгляд, словно лазер, направлен вперед. Мы продолжаем идти, затем он останавливается, чтобы вызвать лифт, и мне приходится неловко затормозить, чтобы меня не занесло вбок. Он, кажется, не замечает, что я пошатнулась. На самом деле, не думаю, что он в принципе замечает меня.

Хочется задать ему много вопросов — у меня их миллион, — но я вдруг чувствую, что язык прилип к небу. Пока я пытаюсь понять, почему онемела, мы входим в лифт и становимся рядом. Во всем виноват его рост, говорю я себе. Его высота на меня давит. Как и его ширина. Он здоровенный — это слово, наверное, не очень годится для описания человека, поскольку больше подходит для мешков с мусором или чего-то увесистого, но он здоровенный. Сильный и широкоплечий.

У меня же, напротив, такое строение тела, будто мясо не задерживается на костях. С такими длинными ногами я могла бы стать балериной — будь у меня грация и талант к еще одному, помимо рисования, виду искусства. Я отношусь к тем людей, которые обещают начать заботиться о себе завтра, и это завтра — вот удивительно — так никогда и не наступает. Фитнес-залы просто не имеют для меня никакой привлекательности. Я предпочитаю сгорбиться над рабочим столом или мольбертом, пачкая пальцы пастелью и позволяя дням сливаться в один.

Лифт везет нас наверх, и я снова задаюсь вопросом, куда мы направляемся. Я знаю, что у нас должно быть разрешение на брак, прежде чем нам разрешат пройти саму церемонию. Предполагаю, что сегодня мы, может быть, завершим предварительные шаги к свадьбе, которая состоится в какую-то неопределенную дату в будущем, но эта надежда начинает покидать меня, когда мы выходим из лифта и видим двух человек, стоящих возле закрытого зала суда. Пожилая дама в черной судейской мантии смеется, разговаривая с молодым блондином в круглых акриловых очках. В руках у него черный кожаный блокнот, записная книжка и телефон, аккуратно уложенные одно на другое. Заметив нас, они замолкают.