Обладать и ненавидеть

— Судья Мазерс. — Уолт кивком здоровается с дамой. — Спасибо, что пошли нам навстречу.

Она широко и искренне улыбается.

— Ну что вы. Я очень благодарна вашему деду, и можете назвать меня сумасшедшей, но даже в своем преклонном возрасте я верю в любовь.

Заканчивая предложение, она переводит взгляд на меня, и я улавливаю в нем неподдельную радость. О господи. Похоже, она думает, что женит двух голубков, отчаянно желающих быть вместе. Я быстро выдавливаю улыбку, надеясь, что моя маска еще на месте.

— Вы, должно быть, Элизабет Брайтон, — говорит судья. — Должна сказать, что мне нравится ваше платье.

Я опускаю взгляд на леопардовый принт и краснею.

— Спасибо. — Затем ощущаю, что на меня — почти выжидающе — смотрит и Уолт, поэтому торопливо благодарю ее за то, что она нам поможет.

— Как я уже сказала, поженить вас будет для меня удовольствием, — уверяет нас судья. — Я не хочу вас торопить, но у меня есть только десятиминутное окно в расписании. Если вы готовы, тогда… — Она кивает в сторону зала суда, и все понимают намек.

Блондин начинает действовать и распахивает перед нами дверь. Судья Мазерс заходит первой, а затем Уолт машет блондину, чтобы тот шел вперед, и придерживает дверь для меня. Когда я иду мимо, свободная рука Уолта на мгновение касается моей поясницы, и это прикосновение запускает цепную реакцию в теле. Один нерв срабатывает за другим, пока меня всю не охватывает тревога.

Я быстро поворачиваюсь и понижаю голос, чтобы меня слышал лишь он:

— Не понимаю. Разве мы не должны сколько-то дней подождать между тем, когда получим разрешение на брак, и тем, когда сможем официально пожениться?

— Такие люди, как мы, — нет, не должны.

Он смотрит на меня сверху вниз почти скучающим взглядом. И мою панику, очевидно, не разделяет.

— О… ясно. — Я кошусь на зал суда, затем оглядываюсь на коридор, как будто прикидывая варианты побега.

— Но если ты передумала, тебе достаточно только сказать…

Я выпрямляю спину и резко разворачиваюсь к залу суда.

— Нет. Конечно, нет. Я просто не была уверена в процедурах. Давай… поженимся.

Глава 2

Я не из тех девушек, которые фантазируют с самого детства о том, какой будет их свадьба. Я не мечтала о вечеринке, о пышном платье от Веры Вонг, о шумном девичнике или о романтическом медовом месяце. Тем не менее, я не могу не признать, что даже вообразить не могла такой своей свадьбы: когда мы быстро пересекли зал суда и поспешно поставили подписи на брачном договоре. И вот теперь я стою напротив мужчины, с которым обменялась всего парой слов. Честно говоря, мой разговор с таксистом по дороге сюда был дольше.

Краем уха улавливаю классические свадебные слова. Судья Мазерс произносит брачную клятву, затем говорит мое имя, побуждая за ней повторить. Кажется, я повторяю все правильно, но точно не знаю. Все происходит будто во сне — словно голова Уолта в любую секунду превратится в тысячу змей, после чего я проснусь в поту, пытаясь понять, что это значит.

— Не желаете ли обменяться кольцами? — спрашивает судья Мазерс Уолта.

Он качает головой.

— Не сегодня.

Ответ не смущает судью, но смущает меня.

Я сцепляю руки в замок и большим пальцем провожу по безымянному, пытаясь понять, почему отсутствие кольца, которое абсолютно ничего не символизировало бы, ранит мои чувства. Дело не в самом кольце. Я не жажду бриллиантов. Мне было бы все равно, из какого металла было бы сделано это кольцо или с каким оно было бы камнем. Наверное, я просто хотела хотя бы чего-то. Хоть какого-то признака, что в основе фарса со свадьбой лежит не просто бизнес. Что ж, хотеть этого было по-детски. Мама вчера изложила условия достаточно ясно, и я никогда не забуду, каким отчаянием был пропитан ее голос.

«Нищие» — это слово, которое до вчерашнего дня я никогда от Джулианны Брайтон не слышала. Всего лишь за один телефонный звонок я узнала, как много мои родители скрывали от меня и моих братьев и сестер на протяжении долгих лет. Им грозил полный крах. Оказавшись по уши в долгах, они столкнулись с неминуемыми последствиями: их дома, машины, одежда — все это будет конфисковано банком. Они останутся без гроша и без возможности позаботиться о себе и о моих младших братьях и сестрах. В их сплоченном социальном кругу они, без сомнения, столкнутся с публичным унижением. Их репутация будет навеки запятнана. Сначала, пока я слушала, как мать описывает их печальные обстоятельства, голос внутри меня тихо радовался — вот и хорошо, им давно следует получить дозу реальности, — но потом злорадство иссякло. Мама все плакала, и я поняла масштаб катастрофы. Я понятия не имела, сколько долгов у них накопилось. Я понятия не имела, что можно уйти так далеко за точку невозврата. Мой отец брал кредиты, а когда в банках ему стали отказывать, занял деньги у своего друга Уолтера Дженнингса-старшего.

Все это не укладывалось в голове. Отец унаследовал от моего деда тьму денег — больше, чем один человек способен потратить за целую жизнь. И тем не менее они — раз! — и исчезли.

— А его акции в «Диомедике»? — спросила я ее, предполагая, что последний вариант у них еще есть.

— Какие акции? — выплюнула в ответ моя мать с таким ядом в голосе, что я почти испугалась. — Все, что было у твоего отца, он десять лет назад продал в попытке спасти свою гребаную издательскую компанию. Миллионы, Элизабет. Он вложил в умирающую отрасль миллионы. Почему? Потому что он верит в печатные СМИ. Ему невыносима мысль о том, что люди больше не читают газеты. Господи боже.

— И знаешь, что еще? Дело не только в этом. Он вкладывал деньги в умирающие предприятия направо и налево. В абсолютно нелепые предприятия.

Я хотела заметить, что часть вины лежит и на ней, что она тратит, тратит и тратит, как будто деньги растут на деревьях.

У судьи жужжит телефон, отвлекая ее от церемонии, а меня от моих мыслей.

Она проверяет уведомление и морщит лицо.

— Давайте поторопимся. Я опаздываю.

— Все в порядке. — Уолт машет мужчине в очках. — Почему бы нам просто не подписать свидетельство о браке? Мейсон?

Мужчина подходит к судейской трибуне с хрустящим листом бумаги в руке.

— Спасибо, — говорит Уолт Мейсону, который, как я теперь предполагаю, является его помощником.

Судья Мазерс берет свидетельство и быстро ставит внизу свою подпись.

— Извините, что тороплю, но думаю, вы и сами не против побыстрей пожениться. Поцеловать невесту и все остальное сможете наедине, — говорит она, подмигивая.

Уолт откашливается, и я заливаюсь краской и опускаю взгляд в пол. Знать не желаю, увидел ли он, что я покраснела.

Думаю, что даже по стандартам гражданской церемонии наше бракосочетание прошло экстремально молниеносно.

Судья Мазерс выходит с нами из зала суда, поторапливая нас, чтобы она могла вернуться к работе. Кажется, никто не возражает, поэтому я говорю себе, что тоже не возражаю.

Она уходит по коридору, а Мейсон говорит Уолту, что будет ждать его снаружи. Затем он уходит вперед, решив спуститься по лестнице, а не воспользоваться лифтом. Интересно, это Уолт ему приказал? Или он интуитивно понял, что я была бы признательна за минутку наедине со своим новоиспеченным мужем?

Есть миллион вещей, которые хочется спросить у Уолта, но я останавливаюсь на вопросе, который стоит во главе моего списка.

— Просто любопытно… зачем тебе жениться на мне? Что тебе от этого будет?

Наверное, следовало задать ему этот вопрос до того, как мы рука об руку вошли в зал суда, но я все равно хотела бы знать.

— Так наши семьи смогут сохранить контроль над «Диомедикой», — отвечает он, целеустремленно возвращаясь к лифту. Кажется, он не способен замедлиться, даже когда очевидно, что мне трудно за ним поспевать.

— Сохранить контроль? Ты имеешь в виду доли акций? — Упс. Не повезло ему. Разве он не знает, что мы разорены? — Надеюсь, это не единственная причина, потому что ты ошибаешься — мой отец давным-давно продал все свои акции. Я их не унаследую.

Когда мы подходим к лифту, он вздыхает, как будто ему неприятно вводить меня в курс дела. А когда заговаривает, в его голосе слышится резкое нетерпение.

— Да, он продал свои личные акции. Их доля была несущественной, и она меня мало волнует. Основная часть акций вашей семьи сохранена в трасте. Разве родители тебе это не объяснили?

Мама коротко упомянула о трасте во время нашего телефонного разговора. Но потом наговорила еще столько всего, что неудивительно, что у меня в голове все смешалось.

— До вчерашнего вечера меня держали в полном неведении, — отвечаю я, пытаясь подражать его резкому тону. Пусть знает, что и я от происходящего не в восторге. — Слишком много информации нужно было усвоить. Особенно для человека, у которого абсолютно нет деловой хватки.

Его взгляд на мгновение падает на мое платье, после чего он выгибает бровь, словно лучшее тому доказательство — мой внешний вид. Я знаю, что он уже навесил на меня ярлыки. Поэтому и не удивился, услышав, что я не разбираюсь в бизнесе. Я скрещиваю руки на груди и прищуриваюсь — ровно в момент, когда он поднимает глаза.

Звякает прибывший лифт, дверцы раздвигаются, но мы еще секунду стоим и глядим друг на друга. Затем Уолт презрительно усмехается, качает головой и шагает в лифт первым. Встав рядом с ним, я подумываю, не нажать ли на кнопку аварийной остановки, чтобы мы могли продолжить разговор. Спуск слишком быстрый, а я хочу получить ответы.

Мы стоим бок о бок, глядя прямо перед собой. Такое впечатление, что я ему полностью безразлична. Но почему? Я же ничего ему не сделала.

— Так как это работает? — неуверенно спрашиваю.

Он бросает на меня косой взгляд.

— Что именно?

Я стараюсь не сглотнуть.

— Траст.

— У меня нет времени объяснять тебе, что такое трастовый фонд…

— Нет. Как это работает в нашей ситуации?

Боже, он всегда так бесит?

— Если коротко, то наши деды создали траст сразу после того, как «Диомедика» стала публичной компанией. Они видели, что происходило с традиционными семейными династиями той эпохи: отцы пахали и сколачивали состояния, их сыновья вырастали избалованными транжирами, а легионы внуков ссорились и растрачивали оставшиеся от фамильного богатства гроши. Наши деды хотели поступить по-другому. Они изолировали основную часть богатства наших семей, надеясь, что наши отцы зарекомендуют себя как неиссякаемые факелы, а не как недолговечные фонарики на батарейках. Что ж… сделав так, они поступили умно.

— Почему?

— Без обид, но твой отец идиот, когда дело доходит до денег, а мой — алкоголик со склонностью к азартным играм, поэтому будущее наших семей — это мы.

Лифт резко останавливается. Мы уже на первом этаже здания суда, и Уолт уже снова уходит, шагая так, как будто ему нужно побывать еще в миллионе мест.

— Как старший внук, я являюсь доверенным лицом, ответственным за надзор за активами траста. Эта работа только что стала намного сложнее, чем была пять минут назад.