Гамбит искусного противника

— Знаю…просто для успокоения.

Я слышу ее тихий цык, а потом мама занимает место рядом со мной, только вот ее ноги достают до пола и не из-за красивых туфель на высоченном каблуке. Как я уже говорила — от мамы мне достались лишь волосы, и я снова закатываю глаза, вспоминая все сходства ее и Лилианы — это бесит. По всем законам справедливости, я должна быть похожа на нее, но нет…Этим природа меня не наградила.

«Сволочь…»

Благо мама не замечает моих очередных загонов и хорошо. Ниточки ее плаща запутались, поэтому она слишком занята своим освобождением, а то началось бы…Она бы привела тысячу и один довод в пользу того, что я — лучше нее, а мне это не нравилось. Во-первых, это неправда. А во-вторых, это совершенно точно не правда.

— Боже, ну наконец-то! — шикает она, скидывая плащ на сцену, выдыхает и откидывается на руки назад.

Мне нравится наблюдать, как красиво пружинят ее волосы. Сейчас они до плеч, с объемной укладкой, но ей так даже лучше. Вообще ей все идет — она невероятно красивая. Самая красивая.

— Никогда не думала, что это возможно, но ты стала еще лучше играть. Хотела сразу приехать и убить тебя, но не смогла. Заслушалась, а потом как-то и забылось все…

— Сильно взбесилась?

— Охо-хо… — мама приоткрывает один глаз и смотрит на меня, — Сама как думаешь?

— Тебе все равно не стоило рисковать и приезжать, мам. Вдруг тебя кто-то заметит?

— Амелия, не учи ученного. Я знаю, что я делаю.

— И почему, когда я это говорю, ты психуешь, а мне нужно просто кивнуть и поверить?

— Потому что я — взрослая, а ты нет.

— Мне почти восемнадцать.

— Ты мой ребенок, малышка моя, — с улыбкой парирует, полностью сфокусировавшись на мне, — Ты всегда будешь для меня маленькой девочкой, даже когда станешь мамой.

— Иу.

— Парни — иу? — передразнивает меня, и я повторяю, но без особого энтузиазма, где тут же прокалываюсь.

Мама резко выпрямляется и смотрит на меня с хитрой улыбкой, от которой я краснею, как помидор, самолично вкладывая ей в руки оружие.

И она его использует!

— Ооо…неужели…Амелия влюбилась?

— Перестань, умоляю!

— Ну уж нет, мой маленький, скрытный солдатик! Я хочу знать все!

— Да нечего знать, мам…

— А ну не ври мне, юная леди!

— Между нами был только секс, — выпаливаю, как на духу, о чем сразу же желаю, потому что улыбка с ее лица спадает, а ее место занимает непонимание.

Мама хмурится, пристально смотрит мне в глаза, и я вздыхаю, переместив свое внимание на руки, которые опять ковыряю. Мне стыдно в этом признаваться, но я знаю — она все равно меня поймет, да и потом…это то, чего я на самом деле хочу. Рассказать кому-то, кому верю, все…

И я рассказываю. Конечно без подробностей, в общих чертах, а в конце сижу краснее красного цвета, молчу, неловко убирая то прядь волос, то теребя платье. Будто не знаю, куда себя деть…

— Та-ак…

— Только без комментариев, умоляю. Я знаю, что идиотка.

— Этого никто не говорил.

— А разве это нужно?

— Какой он? — вместо ответа на мой вопрос, она задает свой, и я, бросив на нее короткий взгляд, снова опускаю его на свои злосчастные руки и дергаю плечами.

— Он…красивый…

Мама молчит, но недолго. Издает смешок, чем зарабатывает мой уже злобный взгляд, что едва ли ее останавливает, а напротив дарит улыбку шире и хитрее.

— Хочешь, чтобы я поверила, что ты согласилась с кем-то спать на сомнительных условиях, только потому что он…красивый?!

— Я хотела большего, а он — нет.

— И все же.

— Он…красивый, мам. Понимаешь?

— Понимаю, доченька.

Знаю, что понимает. Она всегда понимала меня, и поэтому мне хочется рассказывать — я знаю, что мне не придется утомительно долго пояснять свои мысли, знаю, что я не встречу осуждения в ее лице. Мама может поругать меня, может не соглашаться, но она никогда не осудит.

И я продолжаю…тихо, не поднимая глаз, ковыряя небольшое углубление в сцене. Я хочу рассказать ей о том, какой он…

— Он очень умный, интересный, веселый…Мне нравится его слушать и наблюдать за ним, потому что кажется, что он знает все на свете. Он так в себе уверен, и обычно меня это раздражает, но в нем нет. В нем это завораживает, потому что он не кичится, не распускает хвост, а просто…это просто есть и все, как его продолжение. Так естественно…И мне нравится его сила. Не физическая, а внутренняя. Мне кажется, что он сильнее всех, кого я когда либо знала, — пару мгновений я медлю, а потом снова смотрю на нее и тихо резюмирую, — Он красивый. По-настоящему красивый и дело не в его внешности, хотя и она идеальна. Больше всего мне нравится то, какой он внутри. Мне все в нем нравится, даже его минусы, а они есть и не один, даже не два. Например, меня бесит его скрытность. Бесит, что он вечно меня отталкивает, да и вообще…Их много, но с ними он все равно только лучше.

— Малыш… — также тихо отвечает мама, аккуратно убрав прядь волос за ухо, — Да ты действительно в него влюблена?

— Да, мам. Очень сильно, но уже неважно. Все кончено. Ничего больше не хочу. Да, я сама на все согласилась, но…Черт, я не хочу быть одной из его пластмассовых стаканчиков! Не могу. Лиля много чего насоветовала, я попыталась, и у меня не вышло — я тупо не могу притворяться. Это неправильно. Отношения не должны рождаться так, они должны быть честными и обоюдными, а выходит, что я его заставляю. К тому же, он не хочет меня…в этом смысле.

— Ты не можешь этого знать, Амелия. Может быть у него есть причины держать дистанцию?

— Я знаю, что они есть. Пусть я не так хорошо разбираюсь в отношениях, тем более в мужчинах, но это даже мне очевидно.

— Во-от. Значит…

— Это ничего не значит, мам! — невольно повышаю голос, отсекая ее предложения, — Как мне прикажешь разбираться в этом во всем, если он держит меня на расстоянии вытянутой руки?! Единственное место, где все хорошо — это постель. Мне этого недостаточно.

Мама отступает, видит, что говорить о чем-то бессмысленно, а я опускаю глаза, чтобы она не заметила, как сильно я стараюсь не заплакать. Снова руки. Снова платье. Снова что угодно, лишь бы отвлечься от того, что я добавляю сверху — абсолютную правду.

— Он сделал мне очень больно, а потом сделал вид, что ничего не было. Как будто так и надо! Как будто я это заслужила! А что я сделала? Просто хотела быть ближе к нему. Разве это причина разбивать мое сердце так жестоко и цинично?

— Ну тише, тише, малыш, не плачь…

Я снова оказываюсь в ее объятиях, а будто в машине времени. И вот мне снова семь, и я снова плачу в ее руках из-за того, что меня не принимают и обзывают «разноглазой».

«Ну класс…спасибо, память, ты просто мастерски умеешь подбросить дров в огонь!»

Теперь я рыдаю, всхлипываю, по-детски вытирая слезы кулаком. И не только из-за Алекса — он лишь вершина айсберга. Все гораздо глубже…все всегда гораздо глубже…

— Лиля сказала, что это все — моя вина, — выдыхаю, а сама чувствую, как мама замирает, и я поднимаю на нее взгляд, — В том, что случилось, я виновата.

— Амелия, что глупости! — серьезно, без улыбки и даже намека на смешинку, мама меня одергивает и хмурится, — Мы сто раз говорили об этом. Ты ни в чем не…

— Если бы я сидела дома…Если бы я тогда не заставила Розу пойти со мной в магазин — все было бы нормально.

— Это. Не. Так.

— Как же не так, если так? — жалобно пищу, вся сжимаясь, — Из-за меня она оказалась без защиты. Это мне приспичило купить этот дурацкий мяч в коллекцию! Это…

— Послушай теперь ты, — мама перебивает меня и снова заключает мое лицо в ладони, большими пальцами убирая слезы, которые все катились, не зная конца и края, — Ты была совсем маленькой, когда все это случилось. Роза напротив была взрослой. Она уже стала матерью, она все знала и отдавала себе отчет в том, что делает. Она должна была о тебе заботиться, это она поставила тебя под угрозу, а не наоборот.

— Но…

— Никаких «но», Амелия, так все и было.

— Я так по ней скучаю, мам… — еще тише признаюсь, и мама кивает, слабо улыбаясь.

— Знаю, малыш. Она тебя очень сильно любила, и, если бы могла, сказала бы все тоже самое, что и я. К тому же…

Она явно хочет сказать что-то еще, вот только я ее уже не слышу — в голове аж пульсирует, и я резко отстраняюсь, уставившись в одну точку.

— Амелия? — аккуратно зовет, потому что знает, где именно прокололась, и я это только подтверждаю, бесцветным голосом переспрашиваю.

— Что значит «любила»?

— Амелия…

— ЧТО ЗНАЧИТ «ЛЮБИЛА»?! — ору в голос, контроль на этом моменте покинул чат и не обещал вернуться.

Мама молчит. Ей прекрасно известно, как сильно меня бесит такая формулировка, и я это снова подтверждаю. Тяжело дышу, смотрю волком, сжимаю кулаки. Меня бесит, так дико бесит, когда о ней говорят в прошедшем времени! Но это не так! Она не мертва!

— Почему ты опять так говоришь?! Роза не мертва! Не смей говорить о ней, как о прошлом!

Вдруг выражение маминого лица становится до наносимого странным. Сочувственным, каким-то жалостливым, безнадежным.

«Это что реально жалость?!» — это бесит меня только больше, а то, что мама говорит дальше, только распаляет.

— Амелия, тебе пора принять тот факт, что она не вернется.

— Ты этого не знаешь! Или что?! Купила хрустальный шар на распродаже?!

— Дело не в шарах или знаниях, — отбивает мой ядовитый сарказм полным, совершенным спокойствием, лишь глаза выдают ее волнение, — Дело в понимании.

— И что же ты понимаешь?!

— Что прошло уже восемь лет. Сама посуди: если бы она была жива…

— Она жива! Без "если бы"!

— Тогда где она, малыш? Почему мы ее не нашли? Ни единого следа и…

— Плохо искали!

— Амелия…

— Она не умерла, понятно?! Она жива!

Одним прыжком я соскакиваю со своего места и почти бегу к выходу, по дороге подхватив свою ветровку и бутылку шампанского. Не помню, как оказываюсь на улице — задыхаюсь от страха, боли и непонимания. Меня так бесит, что все вокруг перестали верить в нее, что аж тошнит!

«ОНА ЖИВА! РОЗА ЖИВА!»

Льет дождь. Он падает на лицо, мочит одежду, волосы липнут к телу, но мне наплевать на все, пусть бы дождь и вовсе был из лавы. Я просто хочу убежать подальше от…правды.

Роза никогда не вернется…