Растопить сердце Не Дурнушки

Глава 42

Мелания

Мне снился горящий дом и я, запертая в комнате. Пламя лизало стены, потолок, подбиралось ко мне по полу, но я не кричала, просто стояла и словно кого-то ждала. Миг, и я уже на улице и смотрю, как горит красивый особняк, а также вижу много народу, и они стреляют и что-то кричат. Я словно в боевик попала и сейчас сидела в первом ряду. Картинка опять сменилась, и вот я стою в лесу и смотрю, как женщина в грязных джинсах и помятой футболке, которая испачкана сажей, поспешно усаживает ребёнка в кусты и прикрывает их.

– Сиди, родная, и не шевелись, всё будет хорошо, – говорит она и всё время оглядывается, а потом убегает в глушь.

В испуганной девочке я узнаю себе. Это воспоминания? Точно, Фёдор сказал, что я должна понять, как оказалась там. И почему именно там. Видно, мой мозг решил мне подсказать.

Время словно перематывается вперёд, и я вспоминаю, как вылезла из укрытия, когда пошёл дождь, и направилась туда, куда ушла мать. Теперь я уже не рыдаю и не трясусь от холода, всё это я уже пережила не раз, поэтому сейчас я просто наблюдаю со стороны.

А как я выбралась из леса?

И только я задаю себе этот вопрос, как вижу, что девочка вышла на полянку, а там стоит Варшавский с людьми и довольно щурится.

– А вот и наживка, – довольно произносит он и скалится словно волк.

Девочка кричит и убегает, а ей вслед звучит довольный смех, после чего её настигает бугай и отключает ударом по голове.

В следующий миг я просыпаюсь. Резко открываю глаза и смотрю в знакомый потолок.

– Это сон, всего лишь сон, – шепчу, садясь, и пытаюсь угомонить сердечко, которое вот-вот выпрыгнет. Повернув голову, вижу Фёдора, лежащего рядом всё в том же костюме. Неужели даже не переоделся? Почему? Выглядит он усталым, и я не решаюсь его будить.

Поворачиваюсь, чтобы встать с кровати, и замечаю Лизу, сидящую рядом в кресле. Она накрыта пледом и всё так же одета в вечернее платье. А она-то здесь откуда?

Странно, но вчерашнего гнева я уже не испытываю, слово перегорела. Сейчас мне, наоборот, жаль её. Но воспринимать её как мать не получается. Пусть многое и сходится. Но вдруг наши догадки – ошибка? Мало ли матерей, которые оставляют детей в лесу? А короткие обрывки из детства… Я так и не вспомнила лица.

Мне срочно нужно поесть и подумать. И желательно одной.

Тихонько поднимаюсь с кровати и иду в душ, где под холодными струями пытаюсь всё осмыслить. После чего переодеваюсь в домашнюю пижаму лазурного цвета. Шёлковые штанишки и топик – самое то для дома, пусть у нас и гости.

На носочках выхожу в коридор и поражаюсь, что за окном уже светло, а дом словно вымер. Тишина!

Медленно спускаюсь на первый этаж, где замечаю незнакомых людей в чёрных костюмах. Они с интересом рассматривают меня, после чего, улыбнувшись, кивают. У нас гости, а домочадцы спят?

Но только я вхожу в столовую, как встречаюсь с Михаилом, который обедает в одиночестве. Они всем семейством к нам нагрянули? Уже хочу уйти, но он подскакивает и говорит:

– Мел, стой! Прошу, не уходи.

– Прости, я не хотела тебе мешать, я могу поесть в другом месте.

– Знаю, но я хочу, чтобы ты составила мне компанию, не против? А то все спят после ночных посиделок, а я так и не смог лечь. Думал, что если плотно поем, сон накатит, – и, усмехаясь, кивает на стол, забитый под завязку. И зачем сделали так много еды? Тут на роту солдат хватит.

– Если честно, я хотела подумать в одиночестве…

– А как насчёт поделиться воспоминаниями? Я хотел бы извиниться. Мел, я так виноват перед тобой. Если бы я не испугался тогда, а действовал, всего бы этого не произошло! Я каждый год просил прощения у твоей могилы, а сейчас… Прошу, просто выслушай меня!

Я вижу, что он грустит и что в его взгляде тоска и отчаяние. Мужчина отодвигает для меня стул и ждёт, а я медлю. Хочу ли я узнать его историю? Почему этот уверенный в себе мужчина так подавлен? Это неправильно, он должен быть сильным, ведь он мой защитник! Странная мысль проносится в голове, и я решаюсь.

– Хорошо, я выслушаю тебе.

Подхожу и сажусь на стул. Михаил слегка расслабляется. Через минуту мне приносят кофе, но я не пью, а смотрю на мужчину и жду его слов.

– Скажи, ты хоть что-то помнишь о семье и о дне, когда ты оказалась в лесу? Может, имена или прозвища? Как выглядела твоя комната? Дом? – не ожидала, что меня вот так завалят вопросами. Это ведь он хотел что-то рассказать, а в итоге у нас допрос.

– Мне сложно ответить, ведь я пробыла какое-то время в приюте. И хоть в документах, которые нашёл Фёдор, нет упоминания, что я жила там постоянно, я была там частым гостем. Поверь, дети в таких местах умеют как мечтать, так и спускать тебя с небес на землю, – произношу с горечью и отпиваю кофе, вкуса которого не чувствую. Я переношусь в те времена, а именно – в первые недели в приюте.

– Знаешь, самая популярная история у детей, что их папа президент. Вот и я так говорила. А ещё у меня мама была феей, а братья – рыцарями. И комната у меня была, как у принцессы, розовая с подушками и сияющими лампочками на потолке. А ещё у меня было красивое платье и корона! Только вот всё это было плодом моего воображения! На самом деле ничего и никого не было! И если тебе нечего сказать, я ухожу!

Я даже поднимаюсь, но Михаил хватает меня за руку и просит сесть на место.

– Прости, я спросил об этом, так как пытаюсь понять, от чего отталкиваться.

– Так я ответила. И что скажешь? Посмеёшься над мечтами сиротки?

– Нет. Мила, то есть Мел, всё, что ты говоришь, – правда!

– Ты сейчас смеёшься надо мной?

– Нет, слушай. Когда ты родилась, отец занял место президента компании. Мама иногда звала его «мой президент», а отец называл её феей за её любовь к ярким нарядам и картинам. А ещё, когда ты была маленькая, мама часто рисовала тебе именно фей, и ты часами их раскрашивала, а потом показывала нам с братом. У меня до их пор сохранились те рисунки. И у тебя были и розовая комната, и платье, и корона! Да я сам с отцом её покупал! Сестрёнка, ты всё помнишь верно! – говорит он с нежностью и пододвигает стул ближе, чтобы взять мои руки в свои. От его слов замираю и даже не замечаю, как сама сжимаю его ладони.

– Мы не забывали тебя ни на секунду. В первые годы мать чуть ли не каждый день сидела у твоей могилы, а я каждый праздник приносил цветы. Максим и отец тоже по-своему пытались пережить всё это.

– Вы не забыли?

– Нет, и никогда бы не смогли. Твои фотографии висят по всему дому, и комната стоит нетронутая. Она всё так же утопает в розовом. Иногда я прихожу и переставляю игрушки, в которые играл с тобой. Вспоминаю, как ты усаживала нас за маленький столик и заставляла пить какую-то муть из чашечек. Макс однажды даже отравился после такого чаепития.

Усмехаюсь, видя, с каким теплом он говорит об этом. И мне греет душу, что он помнит это даже сейчас, а я забыла. Или меня заставили это забыть.

– Миша, а как я оказалась в лесу?

– Из-за меня и Макса. Прости нас. Мы должны были защищать тебя, а вместо этого ты сидела в лесу одна. Ты помнишь пожар?

– Да. А ещё, кажется, была стрельба. Потом мама увела меня в лес и спрятала. Всё.

Мужчина кивает, и по лицу я вижу, что он собирается рассказать отнюдь не сладкую историю.

– Как я уже сказал, отец тогда стал большой шишкой, и некоторым это не понравилось. Нашу семью хотели устранить, поэтому мы покинули дом у моря и переехали в какую-то лесную глушь. Сперва всё было хорошо, но потом нас нашли. Дом подожгли! Мать нашла тебя первую и спрятала, а потом вернулась за нами. Мел, тогда много народу умерло… – уже шепчет, сжимая мои пальцы. – Нас стали искать, прочёсывали лес, заглядывали под кусты. Именно поэтому мать не вернулась за тобой. Она сидела с нами в каком-то овраге. Не помню, сколько прошло времени, но мы вышли, когда уже полил дождь. К нам подоспели друзья отца, и всё закончилось. А потом мы отправились на поиски.

Михаил поднимает глаза, и я вижу в них слёзы.

– Мы искали тебя несколько месяцев! Даже после того как нашли разодранную туфельку, всё равно искали хотя бы останки! Мама тогда совсем закрылась в себе, чуть в психушку не попала. Отец винил себя, а я – себя. Когда поиски прекратились, я всё равно приезжал туда и ходил по лесу с фонариком, прочёсывая квадрат за квадратом. Знаю, что и Макс делал так же. И сейчас мне просто не верится, что ты жива! Сидишь передо мной. Скажи, ты сможешь меня простить?

Замечаю, что и по моим щекам стекает слезинка, которую Миша легонько стирает, а потом подхватывает меня на руки и пересаживает к себе на колени, и я обнимаю его так крепко, что боюсь задушить. Какая же я была глупая. Как я могла поверить в то, что моя семья оставила меня?

– Ты не виноват, наша семья невиновна! – шепчу, плача на его груди, и чувствую, как он гладит меня по голове.

– Сестрёнка, моя сестрёнка. Родная, как же я скучал по тебе!

Неожиданно меня подхватывают другие руки, и, развернувшись, я вижу Макса.

– Ты вспомнила своего рыцаря? – с надеждой спрашивает он, и я, смеясь, обнимаю и его.

– Не до конца, но я помню! Максимка!

Брат морщится, но довольно улыбается. Да, я вспомнила, как он не любил, когда его так звали. Для всех он был крутой Макс!

– Скажите, а мы правда разбили мамину вазу и спрятали осколки в горшке? – спрашиваю шёпотом и вижу их смеющиеся лица.

– Тсс, она до сих пор не знает, что это мы! – словно по большему секрету, так же шепчет в ответ Максим, прижимая меня к груди, и я расслабляюсь.

Думала, не смогу простить их, но всё оказывается намного проще. А может, я просто вспомнила, что хотела любви и семью?

– Милада, – раздаётся нежный голос самого любимого человека, которого я вчера очень обидела.

Развернувшись, вижу маму, стоящую рядом с отцом и плачущую, но теперь от счастья. Она ведь простит меня?

– Дочка, ты вспомнила? Родная моя, я не хотела тебя бросать! Ангел мой, – она кидается ко мне, и в этот раз я иду ей навстречу, а потом крепко обнимаю.

– Мама, прости, – шепчу, зарываясь в её волосы.

– Это ты меня прости, родная. Я не должна была тебя оставлять.

– Нет, это я не послушалась и пошла за тобой. А ты всё сделала правильно, ты спасла братьев!

– Девочки мои, никто не виноват! И я вас очень люблю, родные мои, – отец подходит и, словно большой медведь, обнимает нас. Тут же рядом оказываются и Максим с Мишей, и теперь мы стоим все вместе, такие родные и любимые. Отныне уже навсегда. Ведь я не собираюсь терять семью, которую только обрела.