Безжалостный епископ

***

Прежде чем я предприму какие-либо шаги, мне нужно больше информации. Я хочу знать, что моя хватка за Тею железная, и я ни за что не позволю этой маленькой мышке вырваться из ловушки, которую я для нее устроил.

Бросаю свою спортивную сумку в углу спальни и загружаю компьютер. Пока он мурлычет, я опускаюсь в кресло и пролистываю заметки, сделанные на телефоне.

Она на моем радаре, больше не невидима. Я обращаю внимание на каждый ее шаг, узнаю о ней из тех классов, которые мы не разделяем, использую все доступные мне точки доступа, чтобы разобрать ее жизнь. От круга ее друзей до распорядка дня — она не сделает ни шагу без моего ведома. Холден Лэндри снова оказался полезным, предоставив мне информацию о Тее через призму ее давней дружбы с его младшей сестрой, когда я воспользовался видеозаписью с его участием на вечеринке на яхте, которую я держал в заднем кармане. Пока он не рассказал о недавней ночевке и о том, как она хорошо заполнила свой скудный комплект для сна, я его одернул.

Я создаю картину того, как она себя преподносит — ученая, тихая хорошая девочка.

И я готов поспорить, что это ложь. Никто не может быть таким чистым и невинным. Как люди, мы все развращенные звери.

Это инстинкт. Наша базовая природа. Он живет в наших костях.

Как только мой компьютер готов, я не теряя времени приступаю к работе. Удаленный взлом ее сети — это детская забава. Их WiFi имеет базовые, стандартные брандмауэры, которые я легко взламываю, давая мне доступ к подключению моего компьютера к любому устройству в их доме, вошедшему в сеть, забрасывая вредоносные программы, которые я написал, чтобы дать мне черный ход в любое время, когда я захочу.

Нет никаких трудностей, не то что те, с которыми я столкнулся, когда впервые развивал эти навыки, пытаясь раскрыть всю глубину маминых проступков, чтобы скрыть инцидент с нападением. За короткое время, прошедшее с того открытия, я отточил свой талант копаться в чужих жизнях.

— Попалась, — бормочу я, находя подключенный ноутбук Теи.

Ее экран загружается на мой второй монитор, блог о выпечке и Instagram открыты в двух вкладках ее браузера. Приложение календаря также открыто, и я скрежещу зубами, когда вижу день рождения мистера Коулмана и напоминание о завтрашней выпечке печенья.

Раньше я никогда не замечал Тею, но теперь, когда это произошло, от меня не ускользнуло, что она так же влюблена в мистера Коулмана, как и все остальные девочки в нашем классе. Да что там, во всей школе. Мне до сих пор больно вспоминать сегодняшний урок английского. Наблюдать, как она поднимает руку вверх, наклоняется вперед, чтобы ответить на вопросы, как только оправится от потрясения. Как будто она жаждала показать себя нашему учителю. Она могла бы спрятаться под своей мешковатой формой, но поскольку я знаю, как выглядят ее идеальные сиськи под обманчивыми слоями, меня бесит ее нетерпение получить внимание Коулмана.

Несколькими быстрыми нажатиями клавиш я получаю доступ к веб-камере и активирую ее. На экране появляется ее комната.

Прищелкнув языком и покачав головой, я откидываюсь в кресле. — Неужели ты не знаешь ничего лучше? Да ладно, в наше время все знают, что камеру нужно заклеивать скотчем или чем-то еще. Это 101.

Ее комната пуста, а дверь приоткрыта. Чучело морского льва сидит в центре ее пурпурных подушек. Она на дюйм женственнее, чем я ожидала, брызги цвета окутывают все вокруг.

Семейный ротвейлер спит на полу рядом с ее кроватью, он кажется спокойным псом. Однажды я скормил ему половину своего гамбургера, когда прятался у нашего бассейна, избегая родителей, когда он забрел туда. Тея кричала ему около входа в свой дом. Должно быть, он вышел. Она не была рада найти своего пса, прижавшимся ко мне — на самом деле, она пыталась вытолкнуть меня из шезлонга, — пока я слушал, как она искала его в течение почти двадцати минут, прежде чем решилась выйти на задний двор.

Ни за что на свете я не могу вспомнить имя собаки, только домашнее прозвище Мальчик вуки. Это имело смысл, когда он спрыгнул с шезлонга, вытянул переднюю половину тела низко к земле и издал самый странный воющий звук, а затем рысью направился в ее сторону.

Я как раз сканировал красочные плакаты на стене, читая их каламбуры про выпечку, когда вошла Тея.

Уголок моего рта дергается вверх.

Мука размазана по ее щеке и усеивает ее фартук, рукава ее свитера закатаны, а волосы стянуты на макушке большим желтым браслетом с бантом. Солнце светит не так ярко, как волнение в ее голубых глазах, когда она наклоняется над столом, чтобы взять блокнот с торчащими пастельными закладками для маркировки страниц. Я упиваюсь ею, изучая, как она выглядит, когда не знает, что за ней кто-то наблюдает. Она останавливается, чтобы погладить пса, почесать ему живот, от чего он вяло потягивается, а затем исчезает из комнаты.

Часть меня надеется, что она вернется, и я уже подумываю о том, чтобы начать с ней секстинг, пока я нахожусь у ее веб-камеры для двойного просмотра, представляя ее только в фартуке и ничего под ним.

Но для меня будет лучше, если ее не будет в комнате. Даже если она не знает, как помешать хакерам вроде меня делать именно то, что я делаю, есть шанс, что она заметит активность на ее компьютере, пока я удаленно получаю доступ к файлам. Должен действовать быстро, тогда я смогу поиграть с ней, выдавая себя за Уайатта, позже.

Начиная с истории браузера, я загружаю ее в свои файлы, чтобы просмотреть позже. Страница с открытым Instagram — это ее аккаунт — @theactualsunbeam. Я прокручиваю изображения, нажимая наугад. Все это — смесь выпечки и цветочной эстетики, смешанной с навязчивой идеей позитивного оптимизма и цитат о любви к себе. Толстые бедра спасают жизни. Будьте добры всегда. Распространяйте любовь (и печенье) по всему миру. Местная банда богинь.

Она кажется гребаным лесным существом, слишком цельным и добрым для этого мира.

Вот только я знаю правду.

Я разблокирую свой телефон, где находится настоящая Тея, выбрав утреннюю фотографию, смотрю на то, что она мне показывает — самую обнаженную, другу версию себя.

— Кто ты?

Покачав головой, я возвращаюсь к ее профилю в Instagram и открываю Facebook. Он загружается в ее аккаунт, учетные данные сохранены.

Из меня вырывается тихий смех. — Как будто ты хочешь, чтобы у меня был легкий доступ.

Лента Facebook не так персонализирована, как ее Instagram, в основном она заполнена видеозаписями «Вкусных видео» — черт, у девушки настоящий сладкоежка — и фотографиями с Мэйзи Лэндри в оздоровительном центре, в каком-то причудливом кемпинге, который кричит о глэмпинг, а не — настоящий кемпинг.

Просматривая ее файлы, мое раздражение нарастает. Нет никакой защиты от того, что я делаю. Ее безопасность настолько слабая, это даже не сложно, любой гад может научиться делать это с помощью дерьмовых шпионских программ.

— Чертова заноза в заднице, — ворчу я, открывая новое окно для ввода кода.

Через некоторое время на компьютере Теи были установлены протоколы безопасности, превосходящие те, что я установил для своей собственной компьютерной системы. Единственная внешняя угроза, способная проникнуть в ее вещи, — это я. Никакая другая мелкое дерьмо не будет шпионить за ней через веб-камеру.

Только я.