Todo negro (сборник)

— Ещё раз: зачем явился?

— Я пришёл не просто так, разумеется. Но сначала хотелось бы обсудить ситуацию на берегах Кирн и некоторые другие вопросы. Я нынче путешествую, и мой путь лежит на север. Я хотел бы…

Мужик в доспехах шагнул вперёд, заслонив собой барона: теперь я смог рассмотреть его лицо. Рыцарю было не меньше сорока лет. Рожа, конечно — из тех, которые под забралом лучше прятать не только ради сохранности, но и чтоб людей не пугать. Слегка милее меня. Он был гладко выбрит и гордо выставлял вперёд квадратный подбородок с ямочкой.

— Отвечай на вопросы барона, эльф.

Ойли ничуть не смутился.

— Вильгельм, а этот человек между нами правда необходим? Ты что же, думаешь — я нападу? И если вдруг захотел бы — считаешь провинциального рыцарюшку достойной защитой от меня?

Эти слова «провинциальному рыцарюшке» очень не понравились. Он сделал ещё шаг и, хотя не схватился за рукоятку меча — но выдвинул ножны вперёд.

— Выбирай слова!

Ойли хотел было ответить, но тут заметил меч.

— Вильгельм! Ты доверил один из клинков Лэйхвойнфьорлламэйра этому… эээ… человеку? Даже не члену своей семьи? Надеюсь, второй меч не подпирает дверь нужника. Ты правда думаешь, что какой-то присяжный рыцарь, пусть даже самый верный, заслуживает подобной чести?

Рыцарь явно полагал, что заслуживает.

— Не «какой-то»! Я сир Оуэн из Бэрритона, третий сын лорда Перри. Человек старого рода, уважаемого по всему северу. И я, если хочешь знать — в прошлом рыцарь понтифика Милто. Один из семидесяти двух паладинов, а это даёт права на многое.

Обычно я держу язык за зубами. Практически всегда держу, потому что платят наёмнику совсем за иное — а от лишних слов только лишние неприятности. На свете мало вещей, которые могут заставить меня ляпнуть что-то, когда следует молчать и глядеть по сторонам. Но вот то, что сказал Оуэн…

— Ты лжёшь.

— Что?!

— Я бы слова не сказал, назовись ты бастрадом короля Горольда. Или скажи, что давеча хером перерубил пополам энта. Поверил бы в байку о том, как ты дал за щеку королеве. Допустим. Но ты сказал, что был одним из паладинов Милто, а это ложь.

Его глаза блеснули в полумраке чертога. Знакомо. Ярость, вот что это, и ярость не от праведного возмущения. Да, мы оба знали: Оуэн никогда не был среди паладинов покойного понтифика. Не грех ещё поверить, что Бирн — действительно последний из Поющих Мечей. Но вот Оуэн точно лгал. Похоже, лгал давно и успешно, сам почти поверил. Поэтому теперь он рассвирепел.

Ну же, говнюк. Что ты сделаешь, а?..

— Довольно! — взвизгнул барон. — Оуэн, не обращай внимания на вонючего бродягу, которого друг моего деда изволил сюда притащить. В последний раз спрашиваю тебя, Ойлимайоллмэйр: чего ты хочешь? Зачем ты явился в Дарвик?

— Ради мечей, Вильгельм.

— Не отдам.

— А я и не прошу отдать их просто так. Хотя мог бы, потому что клинки Лэйхвойнфьорлламэйра не принадлежат тебе, никогда не принадлежали и не будут. Это не наследство. Ни твой отец, ни твой дед не владели ими, и ты знаешь это не хуже меня. Равно как знаешь, почему мечи оказались в Дарвике и почему больше столетия никто не вспоминал об этом. Но сейчас они мне нужны. И настолько, что я готов их купить.

— Купить? Ха! Эти мечи бесценны!

— Да, в том-то и дело. Поэтому никто больше за них и медяка не даст. Кстати, ты рассказал сиру Оуэну, что за оружие он таскает на перевязи? Сомневаюсь. Просто решил позаботиться о своей безопасности, а это понятное желание. Ведь очевидно, что ты боишься энтов, и любой на твоём месте боялся бы. Никаких проблем. Я дам достаточно золота, чтобы нанять хороший отряд: способный защитить если не Дарвик, то хотя бы тебя лично. Но мечи нужны мне, Вильгельм.

— Хера лысого ты получишь. Вали из моего замка!

Ойли тяжело вздохнул.

— Вильгельм… Ты ведёшь себя грубо. Я не терплю грубость, но из огромного уважения к твоим предкам призываю: угомонись. Из меня вышел не лучший друг для прежних властителей Дарвика, однако поверь — враг я просто превосходный. Тебе такой точно не нужен. Не следует со мной ссориться. Хочешь прогнать? Я уйду, конечно. Мечи мне нужны, но не настолько, чтобы доводить дело до беды. Кроме того…

— Оуэн, выведи их!

Присяжный рыцарь ещё только ногу поднял для шага, а я уже оказался между ним и эльфом. Вот теперь Оуэн взялся за рукоятку. И улыбнулся.

— Хочешь дать мне повод, бродяга?

— Нет. Эльф ещё не закончил говорить. А моя работа — обеспечить ему такую возможность.

Иногда моя рожа всё-таки даёт определённые преимущества. Когда я медленно, чтобы резкое движение не восприняли неправильно, стянул с башки капюшон — несчастный телохранитель барона побледнел, аки покойник. Он бы обделался на месте, не грей задницу какой-то древний меч, если я правильно понял разговор.

— Ты… ты что такое?

— Ха. Ты бы прекрасно знал, что я такое, кабы действительно служил понтифику Милто. Но ты не был среди паладинов, никогда не был. Поэтому я тоже не против… получить повод.

— Что за тварь ты привёл в мой чертог?! — барон подался вперёд: вряд ли сумел меня хорошо разглядеть, но хватило и так.

— Сам не знаю, Вильгельм. Это просто наёмник, сопровождающий меня в пути. Можем обсудить интригующую загадку его природы в застольной беседе, как только покончим с делом. Просто отдай мне мечи, и инцидент будет исчерпан. Кстати, Гор, эти увещевания касаются и тебя. Не имею понятия, почему тебя так заботит, кто называется паладином покойного Милто в северной глуши. Это разумно обсудить позднее, в менее напряжённой обстановке. А ты верно заметил, что сейчас работаешь на меня. И твой наниматель меньше всего на свете хочет кровопролития в этом зале.

Ойли был прав. Я повёл себя непрофессионально и без нужды осложнил ситуацию. К сожалению, у всех есть слабые точки: даже у меня. Я давно толком не чувствую боли и жара, равнодушен к холоду, жру и пью не чаще змеи. Но есть вещи, способные пронять.

— Убирайтесь. Из. Моего. Замка!

— Это твоё окончательное решение?

— Окончательное!

— Хорошо. Мы уходим. Наслаждайся жизнью, Вильгельм, пока есть возможность: как говорил твой дед, «удача — миг, несчастье — рок».

Мы бы так и ушли несолоно хлебавши. Однако барон ещё не сказал Ойли всё, что хотел. Когда два худосочных стражника уже отворяли двери, он прокричал нам вслед:

— И не смей возвращаться! Я не желаю тебя видеть и вообще не хочу смрада эльфятины в моём замке! Это ваши навели на нас лесных тварей! Ты и теперь привёл с собой нечестивого выродка! Проклятое племя, отцы всех зол!

Никогда эльфы не были ровней людям в королевстве Горольда. Даже мэйрами, знатнейшими из них, иной раз могли так вот подтереться. Однако… Ойли замер в дверях. Ответил барону, не оборачиваясь: холодно, сухо, не слишком громко — но так, чтобы все отлично услышали.

— Вильгельм, я готов стерпеть неуважение к себе лично. И твой отказ тоже. Ты не унаследовал ни красоты матери, ни отваги отца, ни мудрости деда — грешно на такого человека обижаться. Но не смей, даже не думай оскорблять мой народ. Возьми свои слова назад.

— Пошёл в задницу! Пошёл ты, и пошёл каждый из эльфов туда же!

Я хорошо запомнил разговор в таверне и сразу догадался: вот теперь ничем хорошим ситуация не закончится. Впрочем, как сказать… я не люблю болтовню. Предпочитаю действовать. А когда эльф наконец подал знак — настало время именно для этого.

Первым делом я схватился за кинжал, который прятал в рукаве. Метнул его в ту местную харю, что была ближе. Завертелось…

***

Мы спускались к берегу — туда, где лошади могут перейти реку Кирн вброд, если верить эльфу. А не верить ему оснований не было. Под копытами коней трещал тонкий лёд, которым покрылись лужицы. Шум Дарвика, половина которого наверняка захвачена беженцами, а половина должна была к этому времени выгореть, остался далеко позади.

— А ты, эльф, силён. — разговор снова начал Бирн. — Теперь не пойму: зачем тебе охрана, да ещё за такие деньжищи?

Подобная мыслишка и у меня промелькнула. Ойли вопрос не смутил, но и подробно отвечать он не стал.

— Энты гораздо опаснее кучки стражников и горе-рыцаря. У тебя нет вопросов поинтереснее? Например, насчёт этих мечей?

Мечи, которые эльф пытался получить у барона по-хорошему, болтались теперь на наших с Бирном поясах. Я не удивился, что Ойли решил обойтись без древнего клинка. Во-первых, в чертоге эльф и магией прекрасно обошёлся. Во-вторых, при нём имелся другой меч, работы весьма изящной, и я был готов об заклад биться: это тоже отнюдь не простое оружие.

— Хорошо, насчёт мечей… я так понимаю, ими сподручно мочить энтов?

— Ими, как ты изволил выразиться, «сподручно мочить» кого угодно. Это не просто острые железяки: мечам Лэйхвойнфьорлламэйра по тысяче лет. И те, кто их ковал, использовали заклинания, даже мне недоступные. Очень старая и очень могучая магия.

— Звучит здорово!

— Только не расслабляйся. Ты воин и должен понимать, что меч — только инструмент. Важно, какие руки его держат. В этом мы наглядно убедились на примере несчастного сира Оуэна: не очень-то древний клинок помог ему против нашего общего друга Гора.

Это точно: я продырявил лживую глотку Оуэна раньше, чем он своим хвалёным оружием махнуть успел. Никакой меч не будет убивать энтов сам по себе, понятное дело. И хоть я никогда не видел энтов живьём, но слышал о них много — от серьёзных людей. Таких, что ради красного словца не стали бы преувеличивать. Разве что самую малость. Красиво не приврать, мол — историю не рассказать.

Поэтому я не люблю истории. Ну, не только поэтому. В том числе, вот так верно.

— А таких мечей только два? — любопытство Бирна не иссякало.

— Их было выковано семь. Два, судя по всему, утрачены безвозвратно.

— А где ещё три?

— Вряд ли эта информация тебе пригодится. Они хранятся у владык куда более могучих, чем барон Вильгельм. И ни один обладание клинком Лэйхвойнфьорлламэйра не афиширует. Как ты можешь догадаться, неспроста. Кстати… надеюсь, вы оба понимаете: мечи в вашем распоряжении только на время нашего чудесного путешествия.

— Понимаю, ясен пень.

Ироничное вышло у Бирна выражение. Сам я просто кивнул.

— Хорошо. И не забывайте об этом. Иначе очень расстроюсь, а как вы могли заметить — в гневе я… не особенно приятен.

В этом я не сомневался, но по-настоящему неприятные вещи начались чуть позже: когда мы пересекли реку и приблизились к лесу.

Поначалу это были простые деревья, ни на каких энтов совсем не похожие. Дубы, тисы, ясени, берёзы — хвойные, наверное, начинались чуть дальше. Зато уже тут началось настоящее дерьмо. Показалось, будто я вижу ноги повешенных.

Нет, ноги-то действительно были — только этих людей не вешали. Они были нанизаны на ветви: кто через живот, кто через грудь, целыми гроздьями — как куски мяса на деревянной шпажке. Где двое на одной ветке, где трое, четверо, пятеро… Кровь стекла и уже не была видна на земле: давно висят, ушла в почву. Из некоторых трупов свисали внутренности. У тех, кто болтался ниже прочих, ноги оказался обглоданы или вовсе отгрызены: дотянулись лесные звери.