Читающий по телам

Цы испугался, уж не предупредил ли Гао и соседей, и, чтобы поменьше попадаться на глаза, выбрал дорогу вдоль городской стены. Они возвращались к пристани, и Цы надеялся, что им удастся заночевать в одной из портовых гостиниц. Разумеется, порт — не самое приятное место в городе, зато комнаты там сдают дешево, и искать их у реки никто не будет. К вечеру Цы отыскал ветхий домик с объявлением о сдаче комнат. Покосившиеся стены опирались на соседнее здание — приземистую харчевню, источавшую мерзостное зловоние. Юноша отодвинул линялую занавеску, заменявшую дверь, и отыскал одурманенного алкоголем хозяина. Тот даже не взглянул на пришедшего — просто протянул руку и потребовал пятьдесят монет, оплата вперед. Ровно столько денег и оставалось у Цы. Юноша попробовал сбавить цену, но пьяница только презрительно сплюнул. Цы пересчитал монеты. Третья кашлянула. Стоит только сейчас расплатиться, лекарства для сестры уже не купить.

«Если только работу не найду».

Цы решил, что какое-нибудь дело для него отыщется, и заплатил за комнату, предварительно оговорив право выкинуть мусор в окно, а также поинтересовался наличием входной двери.

— Да ты никак вообразил, будто у здешних постояльцев есть ценности, чтобы хранить их за дверью? Третий этаж, прямо по коридору. Так, парень, и запомни хорошенько… — Цы остановился, хозяин подмигнул: — Мне дела нет, если ты поимеешь здесь эту девчонку, но если она помрет, чеши отсюда и ее уволакивай, пока я не прознал. Мне тут проблемы с законом без надобности.

В этом пункте их интересы совпадали, так что юноша даже не потрудился ответить. И вот они с Третьей оставили позади крики и хихиканье, раздававшиеся из прикрытых занавесками нор возле входа, и поднялись по ступенькам, настолько скрипучим, что казалось, ведут они прямиком в пыточную камеру.

В их новое жилище едва проникал свет, пахло мочой и застарелым потом. По счастью, комнатенка выходила к воде — воду было видно сквозь щели тростникового щита, которым прикрыли дыру в кирпичной кладке. На полу лежала циновка, вся в подсохших пятнах — она годилась для чего угодно, только не для спанья, так что Цы отпихнул ее ногой и достал из дорожного узелка кусок холстины. Кашель Третьей отвлек его от нехитрого обустройства. «Я должен раздобыть лекарство прямо сейчас».

Цы огляделся по сторонам. Комнатенка была размером со шкаф, выпрямиться во весь рост не получалось. Юноша не понимал, как мог пьяный вымогатель содрать с него столько денег за этот ящик. К тому же комнату использовали, по-видимому, как складское помещение: у стены громоздились бамбуковые палки — такие применяют для ремонта. Цы сделал из них каркас и накрыл холстиной — получилось нечто вроде палатки. А потом испачкал Третьей лицо грязью с пола и объяснил, что делать.

— А теперь слушай внимательно. То, что я скажу, очень важно. — (Девочка распахнула глаза как можно шире.) — Я должен уйти, но скоро-скоро приду. Ты помнишь, как спряталась, когда наш дом рухнул? Так вот, теперь прячься в этот бамбуковый домик и не разговаривай, не выходи и не высовывайся, пока я не вернусь. Тебе понятно? Если ты все сделаешь хорошо, я принесу тебе леденцы, которые продавал тот волшебник.

Третья кивнула. Цы очень надеялся, что девочка все сделает правильно. Да и выбора у него не было.

Пока Третья пряталась, юноша молился покойным родителям, прося для нее защиты. А потом порылся в своем узле, размышляя, что из их вещей получилось бы продать. Четыре куска ткани, нож, найденный в развалинах родного дома, — за это не получить даже «спасибо». Только «Сун син тун», унаследованное от батюшки Уложение о наказаниях, имело хоть какую-то ценность. Если, конечно, найдется желающий его приобрести.

По дороге на Императорский рынок юноша припомнил, что лучшие книги продают под деревьями, окружающими летний павильон в Апельсиновом саду, поэтому, чтобы поберечь силы, Цы спустился к Императорскому каналу и, обязавшись отработать поездку, получил бесплатное место в лодке. Поскольку лодка развозила товары, им пришлось изрядно покрутиться по сети городских каналов, но все равно — передвигаться по воде в Линьане было быстрее всего.

По счастью, Цы добрался до книжного рынка в самое удачное время: в этот час студенты выходили из учебных залов, чтобы попить чаю и поинтересоваться книжными новинками, поступившими из печатни. Оказавшись в толпе молодых кандидатов в чиновники, одетых в аккуратные черные курточки, Цы вспомнил, как сам он год назад бродил по этому саду в поисках книг по судебной медицине — о, как он был алчен до новых знаний! Но ничего ему тогда не попалось, хотя Фэн и рассказывал ученику о самых редких изданиях. Шагая к палаткам с трактатами по юриспруденции, Цы с завистью ловил обрывки разговоров, напоминавших ему о той поре его жизни: молодые люди рассуждали о важности учебы, о последних течениях в конфуцианстве. Бывший студент поймал себя на том, что предается мечтаньям, вместо того чтобы думать, как продать книгу. И вот он оставил позади торговцев поэзией и направился к лоткам с юридической литературой; как Цы и предполагал, Уложение о наказаниях оказалось здесь одной из самых востребованных книг. Вследствие этого и предложение было велико, и цены самые разные. Внимание юноши привлекло великолепное издание «Сун син тун», обшитое шелком, очень сходное с его собственным экземпляром. Он подошел к продавцу:

— Сколько стоит?

Продавец поднялся с табурета и с торжественным видом приблизился к книге. Он отряс пыль с ладоней и перелистнул страницы, точно лаская красивейшую из женщин.

— Я вижу, ты способен оценить подлинное произведение искусства, — польстил он возможному покупателю. — Это рукописный «Сун син тун», изящная каллиграфия мастера Ханя. Ничего общего с этими дешевыми копиями, которые штампуют где ни попади.

Цы признал его правоту.

— Сколько? — повторил он.

— Десять тысяч. Считай что даром. — Продавец пригласил юношу полюбоваться книгой.

Цы вежливо отказался. Он чуть не забыл, что в Линьане всё отдают «почти даром», однако, судя по знатности покупателей у этого лотка, книги здесь были действительно ценные. Цы пригляделся к старичку с намасленными усиками — он интересовался тем самым Уложением в шелковом переплете. Одет он был в блестящую красную куртку и шляпу с полями того же цвета — типичный наряд почтенного преподавателя. Старик осторожно листал Уложение, длинный полированный ноготь его мизинца скользил по рядам иероглифов, лицо его озарялось светом. Но оно тотчас стало хмурым, когда продавец назвал цену. Видно было, что для старичка книга стоит слишком дорого, однако он не вернул ее сразу, а продолжал рассматривать. Цы услышал, как он просит продавца отложить ценный экземпляр и обещает вернуться с деньгами. Действовать следовало незамедлительно.

— Прошу извинить меня за дерзость, достопочтенный господин, — заговорил Цы, как только старичок отошел от лотка.

Тот посмотрел на незнакомого юношу с удивлением.

— Сейчас у меня нет времени. Если ты хочешь поступить в академию, обратись к моему секретарю, — бросил старик, не замедляя шага.

Теперь уже удивился Цы.

— Нет. Простите, господин, я заметил, что вас заинтересовала одна старая книга, а я, волею случая, владею похожей и готов уступить ее вам куда дешевле.

— Неужели? Рукописный «Сун син тун»? — недоверчиво переспросил старик.

Цы развернул свой экземпляр Уложения. Старик принял его из рук в руки и осторожно открыл. После тщательного осмотра он хотел вернуть его юноше, но тот отказался.

— Вы можете оставить его себе за пять тысяч.

— Простите, молодой человек, я не покупаю краденого.

— Господин, вы ошибаетесь! — вспыхнул Цы. — Эта книга принадлежала моему отцу, и, уверяю, я не стал бы ее продавать, если бы не нуждался в деньгах.

— Прекрасно. И кто же был твой отец?

Цы закрыл рот. Он знал, что находится в розыске, и не желал себя выдавать. Старик хмурил брови в ожидании ответа. В конце концов он вернул юноше книгу и зашагал прочь.

— Господин, клянусь вам, я не лгу! — Старик шел не оборачиваясь, но и Цы поспевал следом. В конце концов он придержал ученого за плечо. — И я могу это доказать!

Ученый остановился. Он был вне себя от гнева. Если непростительной наглостью считалось докучать незнакомцу на улице, то удерживать прохожего — и вовсе недопустимо. Цы испугался, что старик позовет стражу, надзиравшую за рынком, но, по счастью, он этого не сделал. Он снова посмотрел юноше в глаза, а потом сбросил его руку.

— Ну что ж. Проверим.

Цы прокашлялся. Ему нужны были деньги. Он должен был убедить этого человека и получил для этого всего одну возможность. Юноша закрыл глаза и сосредоточился.

— «Сун син тун». Первый раздел: «Об обычных наказаниях». — Он набрал побольше воздуха и продолжил: — «Самое малое из наказаний осуществляется самою тонкой частью бамбукового стебля, дабы пробудить в преступнике сокрушение о совершенных ошибках и должным образом предостеречь от совершения таковых в будущем. Второе наказание осуществляется более толстой частью бамбукового стебля, дабы сделать страдание и позор более ощутимыми. Третье наказание состоит во временной высылке за пятьсот ли, дабы побудить виновного к раскаянию и исправлению. Четвертое наказание есть вечная высылка, и применяется оно к преступникам, присутствие которых в обществе нежелательно, но не заслуживающих при этом высшей меры; минимальная дистанция высылки для таковых — две тысячи ли. И наконец, пятое наказание есть умерщвление преступника путем удушения либо перерезания горла».

И замолчал в ожидании похвалы от академика.

— Не жди от меня восторгов, юноша. Я знаю этот трюк.

— Трюк? — не понял Цы.

— Вы учите наизусть пару разделов и выдаете себя за студентов, но я преподаватель с большим стажем. А теперь убирайся, пока я не позвал стражника.

— Трюк, вы говорите? Спросите из любого места, господин! — Цы снова протянул ему книгу.

— Как это?

— Откуда захотите. Ну, давайте! — с вызовом предложил Цы.

Академик задумался. Потом открыл книгу наудачу и перевел взгляд на текст. И вновь посмотрел на Цы, который дожидался настоящей проверки.

— Прекрасно. «О разделении дней», господин всезнайка.

Юноша сделал глубокий вдох. Этот раздел он не перечитывал уже несколько месяцев.

«Ну же. Вспоминай!»

Время шло, академик нетерпеливо притопывал. Он уже собирался вернуть книгу, как вдруг юношу словно прорвало:

— «Согласно „Императорскому альманаху“, день подразделяется на восемьдесят шесть частей. Рабочий день состоит из шести часов между рассветом и сумерками. В ночи также шесть часов, — таким образом, общая протяженность дня и ночи составляет двенадцать часов. Календарный год составляет триста шестьдесят полных дней, однако возраст человека следует исчислять по астрономическому циклу, начиная с того дня, когда его имя и дата рождения заносятся в государственный реестр…»

— Но как ты?.. — выдохнул академик.

— Господин, я вас не обманываю. Эта книга моя, но за пять тысяч она станет вашей. — Цы видел, что старик никак не может решиться. — Господин, моя сестра больна, и мне нужны деньги. Пожалуйста!