Восемь смертных мужей

— Даже так? Неожиданный поворот в деле. — В голосе Тёмного Лорда проскочил неуместный смешок. А затем он деловито уточнил: — За что?

— Он перешёл черту. — Сюзанна подняла на Тёмного Лорда твёрдый взгляд.

— Что ж, похоже, я сделал неверный выбор, предложив место в своих рядах вашему мужу, а не вам, миссис Забини.

Сюзанна почувствовала, как взмокла спина, как затряслись руки.

— Я мог бы помочь скрыть вам этот досадный инцидент. За небольшую ответную услугу.

У неё мелькнула паническая мысль о том, что это могла быть за услуга. В конце концов, вряд ли Тёмного Лорда могли заинтересовать её галлеоны.

— Как вы могли подумать обо мне такое, мадам? — Тёмный Лорд рассмеялся, моментально считав мелькнувший мысленный образ в её голове. — Разве я похож на человека, который нуждается в принуждении?

— И-и-извините, мой Лорд. — Её бросило в холодный пот. Хотелось провалиться сквозь землю. — Мне ужасно неловко…

— Но не скрою, ваша красота и очарование могли бы быть очень полезны в нашем общем деле. Вы же поддерживаете правильные взгляды?

— Я совершенно аполитична, мой Лорд, — стараясь скрыть дрогнувший голос за беспечным смешком, уронила Сюзанна.

— Это не помешает, — сказал Тёмный Лорд доверительно, вновь хмыкнув. — Надеюсь, я смогу рассчитывать на то, что вы не забудете мою доброту, когда придёт время, миссис Забини?

— Нет, мой Лорд, никогда! — Сюзанна едва заметно выдохнула, слегка кивнув. «Когда придёт время» — было не слишком обнадеживающим, однако оно вполне конкретно означало «не сейчас».

Тёмный Лорд поцеловал Сюзанне на прощание руку и ушёл, а его люди забрали с собой тело Алонзо. На следующий же день на пороге её дома появились мракоборцы, принёсшие весть о том, что Алонзо погиб, пытаясь предотвратить очередной пожирательский теракт, узнав о нём из неизвестных источников. Труп мистера Забини, осенённого героической славой, уже официально вернулся к Сюзанне. Она вполне оценила чёрный юмор Тёмного Лорда.

И наконец устроила пышные похороны.

Второй

В детстве они с отцом частенько гостили в поместье у Гойлов. Ирвин, их младший сын, парой лет старше Сюзанны, взял за моду натравливать на неё своего щенка-цербера, когда родители не видели.

Раз за разом Сюзанне приходилось убегать от щёлкающих в миллиметре от её щиколоток челюстей. Но вот однажды она отыскала в домашней библиотеке томик по ядам, захватила с собой к Гойлам пару аппетитно пахнущих котлет и угостила ими недружелюбного цербера, пока Ирвин отвлёкся.

Конечно, можно было бы пожаловаться отцу, и тогда эта проблема решилась бы тем или иным способом. Но Сюзанна всегда шла своим путём, а собаки — отправлялись в ад.

С маггловским изобразительным искусством, которое стало залогом встречи с её будущим мужем, Сюзанну познакомила Нарцисса Малфой. Кто бы мог подумать, что у этой напыщенной чистокровной мадам найдутся вдруг такие маггловские увлечения. Однако так сложились обстоятельства. И такое настало время.

Тёмный Лорд сгинул в ночь с тридцать первого октября на первое ноября. Прямиком на День Мёртвых(4). Сюзанна тогда почувствовала несказанное облегчение. Каждый новый день она с замиранием сердца проводила в ожидании, что Тёмный Лорд вспомнит о ней и потребует вернуть долг. И она, конечно, не сможет ему отказать.

Но теперь Сюзанна выдохнула спокойно. В отличие от Нарциссы Малфой — её соседки по Уилтширу и такой же жены Пожирателя смерти, которой в недавнем прошлом была и сама Сюзанна.

Люциус, муж Нарциссы, был под следствием, тогда как она сама никогда не носила Метки, и единственное, чем могла ему сейчас помочь — это всё отрицать. В том числе и своё такое лояльное отношение к идеям и методам Тёмного Лорда, а так же ярое и непримиримое отвращение ко всем маггловскому.

Для этой цели Нарцисса выбрала весьма экстравагантный способ. Она ходила по маггловским картинным галереям и художественным салонам, без разбора скупая неговорящие и неживые — отвратительные, по мнению самой Нарциссы, и достаточно симпатичные, на взгляд Сюзанны — полотна различных жанров и стилей. А затем развешивала их в комнатах, доступных для посетителей, на самых видных местах, стремясь убедить всех и каждого, что Чёрная метка у Люциуса не более чем ошибка, заговор, роковое стечение обстоятельств. И они, Малфои, всегда были очень терпимы и толерантны. Сюзанна, которую Нарцисса упросила составлять ей компанию, с весельем прикидывала в уме, как быстро миссис Малфой избавится от картин, стоит Люциусу оказаться на свободе.

В этих художественных рейдах Сюзанна и познакомилась с Густавом Финстером(5) — звездой маггловской живописи, всеобщим любимцем.

Художественное наследие Финстера объединяло несколько совершенно разных стилей: отстранённый и чувственный язык историзма, символизм красок и линий раннего сецессиона(6), монументальную строгость и богатую орнаментальность «золотого периода» и раскованность его зрелой кисти.

Густав был красивым высоким мужчиной с волевым подбородком и мужественной ямкой по центру, чувственными губами. Он слыл всеобщим любимцем женщин. Влюбившись в Сюзанну с первого взгляда, так страстно, как умеют любить только поэты и художники, Густав рисовал её обнажённые портреты, целомудренно закрывая слишком откровенные места тонкими листами потали(7). Золото на обсидиановом шёлке её кожи смотрелось великолепно.

Без женщин, преподносящих себя его искусству, Густав был попросту немыслим. Как будто цветочной гирляндой обвивали они его творчество. Девушки из народа и дамы из приличного общества, полные едва сдерживаемой чувственности и осторожной нежности. А теперь, благодаря Сюзанне, на холсте он смог запечатлеть будто бы само волшебство, как никто другой прочитал глубину её глаз, обольстительность плавных линий. Густав точно знал — и понимал! — женщин, жил, словно овеянный их благоуханием. Он был вестником всей женской славы.

Нагие Сюзанна и Густав лежали на измятых простынях и выдыхали в потолок фруктовый дым кальяна. Всё перед глазами рассыпалось тонкой сеткой живописных мазков. Сюзанна парила в этой воздушной импрессионистской(8) прослойке между зрителями и холстом и, казалось, вовсе не касалась земли. Быть музой было опьяняюще прекрасно.

Они с Густавом, миссис Дерби, её дочерью и Блейзом переезжали из Парижа в Вену, из Вены в Будапешт, из Будапешта в Новый Орлеан. И везде Густава Финстера встречали с восторгами, носили на руках и называли Леонардо двадцатого столетия.

А потом Густав встретил новую музу и захотел развода. Он же не знал, что чистокровные маги никогда не расставались со своими супругами. Только если смерть не разлучит их.

Алтарь, посвящённый её лоа(9), был скрыт за потайной дверью поместья миссис Забини. Сюзанну порой мучила совесть, что она так надолго оставляет своих лоа без должного внимания и подношений. Но, казалось, они вовсе и не обижались. Папа Легба(10), маман Бриджит(11) и барон Самади продолжали ждать её в алькове, сливаясь с мраком цветом своей кожи.

Сюзанна, роняя слёзы боли и разочарования, достала чрезвычайно острую булавку, а где-то под небесно-голубыми крышами Санторини(12) Густав Финстер скончался в объятиях новой музы.

Нет, отец был не прав в своих суждениях про магглов. Они не были малыми детьми, достойными заботы. Они были насекомыми, которых необходимо раздавить. Без жалости и сожаления. Впервые с того знакового Дня Мёртвых Сюзанна пожалела вдруг, что Тёмный Лорд сгинул.

Третий

Внезапную смерть Густава расследовали. Не среди магглов — там он официально скончался от сердечного приступа, но среди магов. Руфус Скримджер — высокий импозантный мужчина с гривой рыжих волос — робел, как мальчишка, перед Сюзанной, когда от мракоборческой штаб-квартиры явился к ней с обыском и допросом. Она видела в его львиных глазах профессиональное подозрение и цепкий ум.

Сюзанна повела плечами. Домашняя шаль упала на локти, открывая тонкие бретельки шёлкового платья, а профессионализм испарился, как дымка.

— Я уже два месяца не покидала Уилтшира, мистер Скримджер. А Густав, — она сделала трагичную паузу, хорошо пришедшуюся на то, чтобы подавить в груди резко вспыхнувшую боль, — Густав меня разлюбил, и уже два месяца мы с ним не виделись.

— Я вам не верю, мэм, — Скримджер хотел казаться собранным и деловым, но строгая линия его поджатых губ вдруг дрогнула, являя ей неприкрытое восхищение и сочувствие, — вас невозможно разлюбить.

— Ах, Руфус! — Сюзанна была тронута. Она не преминула подпустить в голос печаль, а рука её коснулась его строго сложенных на столе ладоней. — Любовь — это тяжёлая ноша, не для слабых.

Мракоборец ушёл, извинившись за беспокойство, а Сюзанна вновь погрузилась в меланхолию.

…С Адамом они познакомились, когда Сюзанна вывезла Блейза подышать целебным воздухом Брайтона, устав от бесконечного заточения в поместье.

Он был прославленным поэтом и писал о Боге. Не о старике-Бонди(13), равнодушно взирающем на людей, бесконечно далёком и отстранённом, но о Боге христианском — милосердном. Боге, который есть любовь, прощение, вдохновение и жизнь. Боге, который живёт в сердце и шепчет слова утешения даже в самые тёмные мгновения.

Адам предпочитал пользоваться только именем, опуская фамилию. Имя ещё больше роднило его с Богом, словно бы делало первым и любимым его сыном. Адам писал о душе, о жизни и предназначении человека в ней. И о любви, конечно же. Он зарабатывал на жизнь публикацией своих стихов и обучением — за ним, как за пастырем, ходила толпа учеников. Адам учил поэзии, истории магии, религии. Бог в его учении так филигранно сплетался с волшебством, что не проникнуться этим было просто невозможно.

Сюзанна слушала и не верила, что на свете существует такая чистота, такая красота чувств. Под чутким руководством Адама она даже сама стала пробовать писать стихи:

«Когда ты появился передо мной,

Моё дыхание остановилось…»(14)

Казалось, этот человек знал о Боге и любви абсолютно всё. Сюзанна была уверена, что именно его она и искала всю жизнь.

«Твой взгляд мимоходом коснулся меня;

Этим мгновением упившись, навсегда опущу я глаза».

Но то было в стихах. Когда они вернулись из Брайтона, уже будучи мужем и женой, Сюзанна узнала, что на деле всё несколько… сложнее. Адам был человеком с двойным дном.

Просто красивого женского тела для желания ему было недостаточно. В постели он не возбуждался, если не доводил женщину побоями до крика. Выкручивал руки, щипал до синяков, придушивал до полуобморока. На тёмной коже Сюзанны расцветали ещё более тёмные розы кровоподтёков и синяков.

Сначала она пыталась скрывать свои раны, но они становились всё глубже. Любовь превратилась в мираж, а самые светлые ожидания снова разбились о действительность.

Однажды, сидя перед зеркалом и в очередной раз замазывая кремом синяки, она вдруг решилась. Самолично отправилась на большой маггловский базар и купила самую красивую белую козу, которую нашла. Коза сказала ей по секрету, что согласна быть платой Сюзанны за общение и помощь лоа. (15)