Цветы зла: Безумная ботаника. 1844-1900

* * *

Было около десяти часов вечера, когда Темплмор в сопровождении Эргалона вышел из королевского дворца через редко используемый боковой вход, дверь которого его проводник теперь открыл ключом. Снаружи, на небольшом расстоянии от дворца, они обнаружили расхаживавшего взад и вперед Монеллу.

Перед уходом Темплмор вкратце предупредил Леонарда, что будет какое-то время отсутствовать; затем ему удалось ускользнуть незамеченным их друзьями из королевской свиты.

Ночь была прекрасная, но прохладная, и все трое кутались в плащи. В небе над головой сияла спокойная и ясная луна, очень ярко освещая долину; но ее лик то и дело затмевали рваные облака, свидетельствуя о том, что наверху дул сильный ветер, почти не ощущавшийся ближе к земле. Лишь время от времени вихревой порыв ветра проносился по склону холма и шевелил деревья вокруг них, а затем затихал с шелестящим вздохом или тихим стоном.

Эргалон шел впереди; обогнув город, он свернул на окольную дорогу, которая, как вскоре увидел Темплмор, вела к месту давешнего приключения с дьявольским деревом, хотя они приближались к нему с другой стороны. Наконец они вошли в густой лес, покрывавший крутой холм; спутники Темплмора знаками велели ему соблюдать полное молчание и двигаться как можно тише. Когда они достигли вершины склона и остановились на гребне в тени деревьев, которые здесь резко обрывались, Темплмор издал сдавленное восклицание. В тот же миг он почувствовал тяжелую руку Монеллы, сжавшую его плечо железной хваткой; это заставило его вспомнить о недавнем предостережении.

— Что бы вы ни увидели или услышали, — прошептал Монелла, — вы должны хранить абсолютное молчание и не издавать ни звука; не делайте ничего, что могло бы выдать наше присутствие.

Темплмор удивился, обнаружив, что смотрит вниз, на огромный амфитеатр, где стояло хорошо знакомое дерево. Его длинные свисающие ветви все еще быстро двигались в своей странной, беспокойной манере; но большинство более коротких и толстых ветвей были свернуты на вершине ствола в тот же узел, что они образовали после того, как подняли туда тело пумы. В ярком лунном свете дерево выглядело отвратительным чудовищем, обладавшим в то же время неким ужасным очарованием, которое притягивало и удерживало взгляд, возмущая и отталкивая разум. Переплетенные ветви на вершине неизбежно напоминали змей, сплетенных вокруг головы Медузы; они образовывали своего рода корону, чей характер соответствовал жуткому чудовищу, бесформенную голову которого, если можно так выразиться, они окружали. Вид у всего этого был отталкивающий, мертвенный, омерзительный. Нечто в самой форме и очертаниях этого ужасного чуда растительного мира инстинктивно вызывало отвращение. Голые ветви, которые в обычных обстоятельствах могли принадлежать только мертвому дереву, цвет — наполовину похоронный, наполовину глубокого кровавого оттенка, почти неизвестный в ботаническом царстве, непрекращающееся движение, наводящее на мысль о вечной охоте за добычей, о ненасытной тяге к отвратной диете из плоти и крови, бессонном голоде, неустанной жадности и безжалостной жестокости — все в этом противоестественном творении приводило зрителя в ужас и леденило кровь. Эти чувства или комбинация чувств возникли в сознании Темплмора, когда он впервые увидел дерево при свете дня; но теперь, в лунном свете, оно производило гораздо более сильное впечатление — то ясно и четко очерченное, то погружавшееся в полумрак, когда торопливые облака гонялись друг за другом по небу и отбрасывали вниз свои мимолетные тени.

С того места, где стояли путники, была отчетливо видна противоположная сторона амфитеатра, то есть сторона, ближайшая к дереву. Оно находилось достаточно близко к главной террасе, чтобы его ветви касались ее; но терраса здесь была защищена крытым переходом или верандой, состоявшей из металлических решеток, чьи узкие щели не позволяли ужасным извивающимся змееподобным ветвям протиснуться внутрь. В прошлый раз эта часть террасы была открыта, ибо металлические решетки или экраны на самом деле представляли собой раздвижные ставни, которые можно было убирать в углубления в скале. В конце крытого перехода находились ворота, а за ними лабиринт пещер и скальных галерей, где жили Корион и его приверженцы.

Ставни могли перемещаться по желанию тех, кто находился внутри. Их можно было либо передвигать в пазах и таким образом защищать тех, кто шел по крытому переходу, либо убирать, и в этом случае ветви рокового дерева наиболее успешно охраняли вход, ибо никто не мог надеяться приблизиться к воротам и остаться в живых.

Внизу, на террасе, также в пределах досягаемости дерева, находились кельи, отгороженные раздвижными решетчатыми дверями. Сквозь эти решетки пробивались слабые лучи света.

Темплмор разглядывал все это, но само дерево всякий раз словно притягивало и удерживало его зачарованный блуждающий взгляд, и он ждал — ждал, едва смея дышать; ждал сам не зная чего; ждал, как человек, подавленный смутным бесформенным предвестием какого-то нового и безымянного ужаса.

И это было неспроста, ибо свернутая «корона» медленно разворачивалась, и мало-помалу что-то появлялось в поле зрения. Постепенно это что-то поднялось из углубления в стволе, было извлечено из него, затем опущено к земле. По форме предмет был цилиндрическим, а цвет его был неразличим в мерцающем лунном свете. Вскоре он был положен на землю, и опускавшие его ветви ослабили хватку. Какое-то время предмет лежал неподвижно. После другие ветви подкрались к нему, извиваясь и изгибаясь, обвились вокруг, подняли и стали раскачивать взад и вперед, затем быстро опустили на землю. Другие ветви делали то же самое, то оставляя предмет на земле, то уступая его все новым ветвям. Так его передавали по кругу; ветви то высоко поднимали его за один конец, то за другой, то горизонтально удерживали в воздухе. Таким образом предмет обогнул все дерево, но каждая ветвь или пучок ветвей, которые за него хватались, в конце концов отвергали его, словно чувствуя каким-то слабым, но безошибочным инстинктом, что в нем не осталось ничего, способного удовлетворить их мерзкий аппетит. И все это время тени набегали и исчезали, а луна, выглядывающая из облаков, освещала отвратительную сцену.

Темплмор заметил, что из темной, грязной воды и густой тины большого бассейна в нескольких сотнях ярдов поодаль начали выползать неуклюжие чудовища, подобных которым он никогда не видел, за исключением, возможно, некоторых причудливых изображений существ, которые, как утверждается, существовали в доисторические времена. Эти уродливые рептилии от десяти до двенадцати футов в длину были наделены головами и хвостами крокодилов и во многих других отношениях походили на них. Но вместо обычной чешуи они были покрыты большими роговыми пластинами диаметром в несколько дюймов; в центре каждой пластины находился крепкий стержень или шип длиной в четыре или пять дюймов, толстый у основания и острый на конце.

Ящеры подползли к роковому дереву, и вскоре стало понятно, что они явились, чтобы потребовать свою долю в отталкивающей трапезе — сухую шелуху и кости, из которых дерево высосало все остальное. Роговые доспехи защищали их от ветвей: как только те касались их тел, они отшатывались, повсюду натыкаясь на острые шипы. Две или три ужасные рептилии потащили мертвое тело к своему убежищу и, наконец, унесли его; не обошлось без нескольких стычек с извивающимися ветвями, которые, казалось, не желали отпускать свою добычу или, возможно, хотели поиграть с ней еще немного, как кошка с мышью.

Монелла передал Темплмору свой полевой бинокль, по-прежнему держа руку у него на плече. Молодой человек поднес бинокль к глазам и в то же мгновение выдохнул:

— Господи помилуй! Это человеческое тело!

Да! — если можно так назвать изуродованную оболочку того, что некогда было живым, дышащим человеческим существом! Но теперь от него мало что осталось, кроме этой бесформенной оболочки!

Темплмор ощутил тошноту и едва не пошатнулся; но рука Монеллы удержала его и стала молчаливым напоминанием о том, что от него ожидали умения управлять своими чувствами, какими бы сильными и болезненными они ни были.

— Сейчас не время для слабости, — прошептал Монелла ему на ухо. — Ждите и наблюдайте!

Темплмор едва ли был способен на большее. Он чувствовал себя Данте, ведомым проводником по долине пыток проклятых душ. Эта картина, как ему показалось, по ужасу, если не по агонии, соперничала даже со сценами из дантовского «Ада». Он стиснул зубы и сжал руки; его дыхание было затрудненным, сердце замирало. Вероятно, он упал бы на землю, если бы Монелла не держал его за плечо.

В этот момент из крытого прохода вышли две фигуры; стоя на террасе, они пристально смотрели на происходящее, молчаливые и неподвижные. На них были ниспадающие одежды черного или какого-то другого темного цвета, украшенные на груди золотыми звездами.

Темные очертания этих мрачных, жутковатых фигур резко выделялись на фоне светлых скал позади них, в то время как они с жестоким спокойствием взирали на ужасную борьбу между отвратительными ящерами и деревом.

Когда все закончилось и звери исчезли со своей добычей в темных водах бассейна, одна из фигур на террасе поднесла ко рту свисток, и низкий вибрирующий звук достиг слуха притаившихся наблюдателей.

Тотчас же послышался грохот, и одна из раздвижных решеток под террасой откатилась, открыв похожую на пещеру камеру, где на грубом столе стояла зажженная лампа. Человек, сидевший за столом, закрыв лицо руками, с громким криком вскочил и отступил в густой мрак у задней стены. Но ужасные свисающие ветви устремились за ним, обвились вокруг его ног и сбросили его на землю, а затем быстро вытащили ногами вперед. Тщетно он вскрикивал и хватался то за одно, то за другое — за стол, за край раздвижной двери; все было напрасно, и ветви, опрокинув лампу, тащили его безжалостно, неумолимо, пока он не оказался снаружи. Другие ветви обрушились на несчастного, обвиваясь вокруг него со всех сторон и заглушая его крики. Медленно, с ужасающей решительностью и без всякой спешки или даже видимого усилия, он был поднят высоко в воздух и исчез в отверстии рокового дерева. Огромные ветви безмолвно образовали напоминавший узел круг; при очередном негромком звуке свистка раздвижная решетка с угрюмым грохотом вернулась на свое место, и двое зрителей в темных одеждах повернулись и покинули террасу.