Сверхчеловек

18. «Любовь до Гроба!»

Очнулся на постели.

Нет: это точно — постель! Потому что вот она, простыня. А вот оно — одеяло. Тонкое, и серое — словно тоже казённое. И если спинок у постели никаких нет, то медицинских агрегатов вокруг неё — полно. Причём агрегатов-то… Каких-то допотопных. Крашенных белой краской, а не никелированных. Расставлены на чём-то вроде портативных столиков и тумб. И три штатива на колёсиках, тоже крашенных, с капельницами, вокруг меня красуются. И капает из них… По прозрачным трубкам идёт — и мне прямо в вены…

Моргаю. Щурюсь. Пытаюсь вспомнить: что это взорвалось? Ракета? Граната?..

Голова всё ещё словно плывёт: всё кружится. Но всё равно пытаюсь встать.

Ага — не тут-то было! Привязан, пристёгнут я к моему ложу с помощью мощных и толстых кожаных ремней! И руки, и ноги, и даже грудь и шея!

Ну, ничего, сейчас я их!..

Облом-два!

Не слушаются меня ни ремни, ни застёжки, ни вообще — хоть что-нибудь! Да и тело упирается, не желая сдвигаться ни на миллиметр, словно не моё. Несмотря на все мои потуги вполне достоверно изображает бревно, и вообще — вполне успешно делает вид, что оно парализовано!

А когда попробовал пошевелить хотя бы головой, обнаруживаю, что и она, зар-раза такая, не слушается. И могу из всех сознательных движений только рот открывать (А точнее — приоткрывать!) и моргать! Ну, ещё глазами водить по кругу. Хотя тело… Ощущаю. Ну, хоть это радует: все его части, вроде, на месте. Чувствуют. Но — не двигаются!

Вдруг дверь в небольшом (Только сейчас обратил внимание: не больше кухни!) тёплом (Лежу я голый, но мне не холодно!) помещении открывается, и входит медсестра. Нет, не такая красавица, как давешняя Анна, а старая, невзрачная, и переваливающаяся на ходу, словно утка. (Видать, артрит какой замучил!) С морщинистым и незапоминающимся лицом, на котором, похоже, навсегда застыло выражение хронического недовольства всем и всеми. При виде моих открытых глаз нахмуренные брови словно хмурятся ещё сильней. Пытаюсь залезть к ней в мозг, и выяснить, где я и что со мной.

Но ничего не получается! Глухо, как в танке. Чёрная стена перед «внутренним взором»! И мысли — только мои! Перепуганные и растерянные… Что за!..

Чёрт меня раздери. Вернулся я, похоже, в обычное, «человеческое», состояние!

И действительно парализован. И сверхспособности пропали…

Да и ладно. Главное — жив!!!

Осуществилось, стало быть, моё самое заветное желание!

Медсестра между тем разлепляет наконец ниточку рта, и что-то говорит.

И я ничего не понимаю. Кроме того, что говорит она на немецком!

Пытаюсь тем не менее что-то ответить ей. Хотя бы — что не понимаю. Но…

Звуков из пересохшего горла извлечь не удаётся!

Кошмар! Я что же — ещё и онемел?! Точно — парализовало! Как Хокинга какого…

Она между тем подходит поближе, обходит вокруг меня. Трогает руками ремни — явно проверяя, хорошо ли они меня удерживают. Затем смотрит и на капельницы. Одну, в которой жидкость почти закончилась, отключает, и увозит в угол. После чего просто…

Выходит! Даже не оглянувшись! Да что же это за свинство!

Ну и ладно: попробую, пока про меня забыли, или игнорируют, разобраться в себе, и своих ощущениях. Может, что-то, или кто-то меня и мои силы блокирует, и нужно только от него как-то избавиться? Эй, напарник! Ты мне нужен, как никогда! Но…

Отклика нет.

Куда же он делся?! Неужели погиб?! Это очень плохо. Ведь теперь мне придётся всё делать самому. Не надеясь на его звериные инстинкты и способности. Вот же свинство. Потому что не совсем хорошо: одному-то…

Но «восстановительный процесс» нужно начинать!

Ну-ка, ноги. И руки. Чёрта с два: не слушаются. Ну, ничего, похоже, время у меня ещё будет. Для самоанализа и тренировок.

Однако я рано радовался: не проходит и трёх минут, как дверь снова открывается, и входят двое. В немецкой военной форме!!!

И одного я сразу узнаю: Ханс!

Всё становится понятней: я — на нацистской базе, подо льдами Антарктиды! Ведь Ханс здесь — начальник! (А, собственно, куда ещё он мог бы меня привезти, как не «домой»?!) Но что же со мной случилось?! И почему меня… Парализовало?

Взгляд Ханса только совсем уж наивный балбес посчитал бы тёплым.

Зато второй, невысокий и кругленький, мужчина, которому явно за шестьдесят, смотрит на меня с нескрываемым интересом. Лицо у него гладко выбрито, и своё пенсне он с носа не снимает, предпочитая смотреть на меня поверх него — явно дальнозоркий.

Ханс что-то говорит по-немецки. Тон весьма сердитый. Или это мне с непривычки так кажется — до этого-то я не заморачивался с ним разговаривать, а приказывал, что мне было надо, передавая прямо ему в мозг! Не ожидая от него ответов.

Круглый мужчина на плохом английском переводит:

— Если ви понимайт меня, и в состояние отвечать, ви моргайт один раз.

Я так и делаю.

Толстячок приподнимает брови: доволен. Но он продолжает:

— Гут. Теперь ви запомнит: один раз — «да», два — «нет». Ви понимайт?

Моргаю: «да».

Толстячок оборачивается к Хансу, который стоит, буравя меня взглядом, словно я — жук какой под стеклом в музее энтомологии, и только переваливается с носка на пятку. Поскрипывая при этом чёрными отлично начищенными сапогами. Толстячок что-то говорит Хансу. На немецком. Очевидно, сообщая, что я к «разговору» готов.

Ханс что-то говорит. Фраза довольно длинная. Толстячок хмурится:

— Ви долго время быть в кома. — ладно, не буду вас мучить, а сразу буду пересказывать нормальным человеческим языком, что услышал, — Вас ударили по затылку куском стальной трубы. А затем вам в сердце вонзили острую отвёртку. После чего отвёртку вынули, и вонзили в затылок. Туда, где из-за первого удара образовался пролом в черепе. Скорее всего именно поэтому вас и парализовало. Да и вообще: то, что нашим врачам удалось спасти вас после таких травм, просто — чудо! Операция на сердце шла шесть часов! Осколки черепа из пролома извлекали ещё час. И пролом пришлось заделать стальной пластиной. Но вы выжили. И даже очнулись спустя всего трое суток.

Вероятно, вы очень хотите жить!

Моргаю: «да»!

Ханс продолжает говорить на немецком. Толстячок переводит:

— Как вы уже наверняка догадались, все эти травмы и удары вам нанесла ваша супруга. (Вероятно, не зная, кем была мне Ундред, Ханс так её называл. Ну, или толстячок просто не знал слова «сожительница».) И если бы я не очнулся вдруг от транса, и не удержал её руку, она пробила бы вам виски, и выбила бы вам отвёрткой и глаза! К сожалению, после того, как я отобрал отвёртку у этой странной женщины, она вырвалась. Она намного сильнее обычного человека — ну, это вы знаете. Она сбежала из ангара. Захлопнула его внутренний люк. И начала выкачивать воздух. Мне пришлось быстро затащить вас в тарелку, и задраить её люк.

А когда открылась внешняя створка — я быстро улетел.

Ваша супруга в нас стреляла. Из противометеоритных пушек. И нам сказочно повезло, что она плохо умела целиться.

Похоже, в моих глазах отражается… Много чего!

Потому что Ханс криво ухмыляется:

— Вам, однако, не следует думать, что вам сильно повезло.

Потому что я прекрасно помню, и понимаю, как вы меня использовали! Словно раба! Не спрашивая моего разрешения, и мнения, хочу ли я делать то или это!

И теперь, разумеется, я отыграюсь!

Когда вытяну из вас, как именно вам удалось стать Сверхчеловеком!

И можете не сомневаться: как только позволит ваше состояние, я не остановлюсь и перед допросом с применением третьей степени!

Это вам понятно?

Моргаю: «Да!».

Ханс коротко кивает, поворачивается на каблуках, и выходит. Толстячок доктор остаётся со мной. И начинается:

— Тут у вас болеть? А тут? А попробовать вывигайт язык! Найн? Хм. А пальчик?..

Через полчаса, твёрдо уверившись в том, что двинуть ни единой из частей своего тела я не в состоянии, и даже от этих усилий очень ослаб, вспотел, и устал, доктор (Блинн… Так и не узнал я, как его зовут. Ханс не позаботился нас представить друг другу, а сам доктор помалкивал!) отчалил, что-то бурча себе под нос, и смешно подпрыгивая на ходу, от чего становился похожим уже не на утку, а на кенгуру. Это у тех таз шире «плеч».

И вот мне становится понятно, почему я парализован. И куда делся напарник.

Моя любимая инопланетяночка, эта милая и «гуманная» Ундред, расколола меня!

Впрочем, я — сам дурак. В последнее время общения с ней «забывался» — оставлял открытыми для её сознания спрятанные до этого зоны своей памяти. Надеялся, что она не полезет туда… А похоже — полезла. Женщина же!

И ей нетрудно было увидеть и понять, что это я всех её сопланетников —!..

И пусть она их не любила, но — «расовая солидарность»! Чтоб ей…

Хотя — логично. С чего бы это она позволяла мерзкому бывшему рабу, лабораторной крысе, жалкому плебею, убивать безнаказанно соотечественников? А уж тем более — сталкивать тех лоб в лоб с расой их исконных врагов в смертоносной войне?!

Но смотрю, она — молодец. Быстро учится. Смогла скрыть от меня и свои коварные намерения, и преодолеть природное отвращение к насилию! Более того: как сказал Ханс (А я не вижу смысла не верить его словам!), она пыталась довершить начатое — так, чтоб мой мозг погиб — с гарантией! То есть — нанеся ему множественные и смертельные травмы! Через дыры в черепе. И ведь я видел, знал, что она эту чёртову отвёртку всегда носит с собой: «Для текущего ремонта!», как она это объясняла. А коварна.

Ну, впрочем — как, вот именно, любая женщина!

Только вот наши, земные, ещё ни разу не пытались меня действительно — убить! Ну а на словах… Было дело. Сами знаете — я не ангел.

И вот я — парализован. Типа — как наказание. За похождения. И всё прочее.

Да и ладно. Главное — жив! И способен хотя бы дышать. И сознание при мне!

А вот это — главное.

Потому что раз не превратился я в идиота, как превращаются в него из-за лоботомии, значит, смогу все свои способности и силы — восстановить!

Ведь это — просто вопрос времени, метода, и силы воли!

А силы воли мне не занимать. Приказал же себе — «выжить»!

И выжил.

С методом определился быстро.

Раз сердце мне подлатали, и оно прогоняет кровь по моему организму исправно, дело — не в нём. А в мозге. (Ну, тут — без вариантов!)

Но что же у меня не то с мозгом?

А тоже вполне понятно: значит, не все осколки немецкие хирурги извлекли. Ну, или образовались там, внутри, такие травмы, или кровоизлияния, что блокируют мои способности. И возможность двигать членами тела. Следовательно, мне нужно…

Что?

А вариантов, собственно, тоже немного: поскольку я не могу сам добраться руками или инструментами до своего органа мышления, следовательно, травмы свои мне придётся лечить… Тоже мысленно! То есть — дистанционно! С помощью всё того же телекинеза!

Но откуда мне взять этот чёртов телекинез, если он пропал?

Замкнутый круг какой-то…

Э-э, чего я парюсь? Буду стараться просто — думать. О том, как внутримозговые пробоины и раны — затягиваются. Сами. А отмёршие и повреждённые ткани, и кровоизлияния сами-собой — выводятся. Прочь из черепа. И поскольку Ханс сказал, что у меня теперь вместо затылка — стальная пластина, думаю, это будет нетрудно. Так как наверняка эта пластина ещё не срослась с костями. И щели и отверстия между ними — точно есть!