Кащей

Когда совсем рядом раздался низкий волчий вой, я чуть не выронил карабин. Удержал. Вскинулся, навёл прицельную марку между глаз одной из тварей и потянул на спуск. Грохнул выстрел, какие-то тени заметались за деревьями. Несколько зверюг прыгнули в мою сторону, и я бегло сделал ещё несколько выстрелов. Увидел в неровном свете костра и луны, как одна тварь кувыркнулась и задрыгала лапами, оглашая ночной лес хриплыми собачьими визгами. Остальные метнулись в стороны, и немного отдалились, хотя и не ушли. Я видел, как загорались и исчезали во тьме их глаза, мерцающие отраженным от костра красноватым светом. Видно было плохо, я же всё таки ни разу не ночной житель, да и привык больше к лампам и монитору. Остро не хватало фонаря, но тут уж, как говорится, хотеть не вредно.

Как ни странно, но выстрелы и активные действия немного сбили панику. Я всё-таки не дичь, а очень даже зубастый зверь, даже убить могу. Так что не лезьте!

Пока возникла пауза, я одной рукой начал снова рубить ветки сосны, в другой держа карабин. Дров в создавшейся ситуации нужно много, чтобы костер всегда ярко горел. Потухнет огонь - потухну и я, к бабке не ходи. Так что я крутил башкой во все стороны, молотил топором по пружинящим веткам, иногда промахиваясь и за малым не попадая себе по ноге. Подкидывал сухие хвойные ветки в огонь и вскидывал карабин, надеясь при более ярком свете успеть выстрелить в мелькающих за стволами сосен хищников.

А они, между тем, уже окружили меня, глаз становилось всё больше, и меня снова начала захлёстывать паника. Я прекрасно понимал, что если они кинутся на меня со всех сторон, то сомнут и порвут меня за пяток секунд, и даже пристрелить я смогу не так много зверей. Точно далеко не всех.

Хуже всего было то, что они, в отличие от волков моего мира, совершенно не боялись огня, и вполне осознали опасность огнестрельного оружия. Но, суки такие, совершенно не отступали. Кружили рядом, иногда провоцируя меня, я стрелял, промахивался, разворачивался, чтобы снова выстрелить в тёмную тень, летящую ко мне с другой стороны. Костер прогорал, звери не отступали, а я не смог пристрелить больше ни одну зверюгу. Они словно ускользали, ныряя за стволы сосен, прыгали в сторону, стоило мне в них прицелиться. Я начал понимать, что волки никуда не торопятся, они дома и полны сил. А я уже измотан, и мне нужен костёр, чтобы их видеть. Стоило мне взять в руку топор, как активность зверей усиливалась, и мне снова приходилось его бросать и в панике хвататься за оружие. Час от часа моё положение становилось всё хуже и хуже. Я стрелял, рубил в перерывах толстую ветку, и снаряжал опустевший магазин. И если вы никогда не впихивали в него замёрзшими трясущимися пальцами патроны, которые всё время норовят выскользнуть и упасть в снег, то вы ничего не знаете о зимней стрельбе.

Эта беготня, рубка дров и развороты во все стороны с карабином наизготовку, стрельба по неясным теням почти наугад, слились в один сплошной кошмар. Руки тряслись, глаз замыливался, топор регулярно выпадал из задеревеневшей от непривычной нагрузки ладони, выскальзывая из мокрой обледеневшей перчатки. Карабин, и так то не малого веса, стал совсем неподъемным, словно на него повесили гирю. Всё это продолжалось, наверное, почти до трёх ночи. По моим часам, разумеется. Но в какой-то момент что-то неуловимо изменилось. Не вдаваясь в причины, почему волки вдруг все вместе, почти синхронно подались назад, я поправил разваливающийся костёр и присел на лежащий ствол. Антракт объявили, что ли, псины блохастые?

Нет. Не антракт. Примерно через пол часа в лесной тишине со всех сторон грянул такой вой, что я от неожиданности чуть штаны кирпичами не порвал. Подскочил, охнул от боли в остывшей мокрой пояснице, ухватил поудобнее карабин. Закрутился на месте, ожидая атаки, судорожно вжимая приклад в плечо. Звери выли, и мне показалось, что в их низком, заунывном вое появились нотки восторга, даже поскуливания, как это бывает у собак, когда приходит хозяин. Эта мысль сперва бросила меня в жар, а потом в холод, когда в глубине леса в свете костра я углядел какую-то тень. Еще через какое-то время тень превратилась в высокую, мощную человеческую фигуру, медленно и спокойно приближающуюся ко мне. Чем ближе человек ко мне подходил, тем больше меня трясло из-за растущего ощущения смертельной угрозы. Даже не угрозы, а обреченности. Словно на тебя неторопливо прёт каток, а ты лежишь и не можешь сдвинуться с места. И тебе только и остается смотреть и ждать, когда стальная многотонная машина медленно наедет тебе сперва на ноги, потом выше, дробя кости, как у тебя будут лопаться от давления крови глаза, и как полезут из горла кишки.

Фигура медленно приближалась, я даже забыл оглядываться по сторонам, она захватила моё внимание целиком. Почти без удивления, словно некую данность, я увидел, как из леса к человеку на полусогнутых лапах подбежал огромный белый волк, и, прижав уши и поджав хвост, начал лизать ему руку. А остальные, помельче, крутились поодаль, завывая и скуля.

Когда он подошел поближе и встал напротив меня с другой стороны костра, я смог разглядеть его лучше. Это был огромного роста старик, как минимум на две головы выше меня, хотя и я вроде тоже не малыш. С широченными покатыми плечами. С длинными белыми волосами, казалось, переходящими сразу в бороду, которая доставала до середины груди. Одетый в какие-то шкуры, в беспорядке свисающие с плеч. Голые мощные руки, похожие по цвету на старое дерево, были перевиты тугими жгутами мышц и вен, и напоминали корни деревьев. От этих рук веяло грозной первобытной мощью, и навевало мысли о медвежьей звериной силе. Среди шкур на груди тусклым светом блестели странного вида украшения из желтого металла и костяные пластинки с какими-то насечками. Лицо у старика было круглое, костистое, курносое, с мощными надбровными дугами и выпирающими вперед челюстями, как иногда рисуют древних людей. Кожа задубелая, морщинистая и похожая на кору старого дерева.

Но страшнее всего были глаза. Спокойные, равнодушные, желтые и яркие, светящиеся в отблесках костра как у хищника. Эти глаза подавляли волю, безжалостным тараном вламывались куда-то внутрь моего “Я”, выворачивая и изучая мою душу. Я сдавленно просипел что-то нечленораздельное, и сопротивляясь его воле, начал поднимать ставший неподъемным ствол СКСа. Миллиметр за миллиметром, под равнодушным, но в то же время заинтересованным и насмешливым взглядом старика, от бедра, непослушным пальцем я надавил на спуск. Грянул выстрел.

Старик даже не пошатнулся, лишь от порохового выхлопа прошла волна по свисающим с плеч шкурам. Я надавил на спуск ещё... и ещё. Старик стоял, волки выли, в шкурах появлялись новые отверстия. Лицо старика ничего не выражало и было похоже на маску, но в глазах, как мне показалось, появилась ирония. Немного склонив голову на бок, он понаблюдал, как я попытался сменить магазин в карабине трясущимися непослушными руками, и вдруг быстро двинулся вперёд. Прямо сквозь огонь, голыми ногами отпихнув горящие поленья в сторону и наступив в яркие оранжевые угли. Мгновение - и вот он уже передо мной. Еще мгновение - и мой карабин выдернуло из рук, и он от мощного броска улетел во тьму, с деревянным треском ударился о ствол растущей метрах в двадцати сосны. Потом старик просто схватил меня огромной лапой за шею под затылком и поволок куда-то в лес. От дикой боли я чуть не потерял сознание, извернулся и вцепился обеими руками в запястье старика и буквально повис на его руке, беспомощно скребя снег ботинками и коленями. Рядом сновали быстрые серые тени, поскуливая и подвывая, иногда кусая меня за ноги. Штаны и берцы быстро промокли от натёкшей в них крови. Старик шёл как бульдозер, не разбирая дороги, таща меня через кусты и ветки, к одному ему известной цели.

Сколько продолжалась эта мука я не знаю. Более менее я стал соображать только тогда, когда меня, словно щенка, бросили к стене внутри полутёмной пещеры и я разбил себе от удара об острый камень бровь и скулу. После этого старик подкинул в каменный очаг охапку дров толщиной с мою голень, которые, судя по виду, не нарубили а просто наломали, как хворост. Пламя, получив новую пищу, начало быстро разгораться, дрова начали потрескивать. Вверх к потолку пещеры потянулся густой серо-белый дым, исчезающий потом в какой-то невидимой мне отсюда щели.

При свете разгорающегося очага я смог осмотреться. Грубые каменные своды были покрыты толстым слоем копоти, пол был неровный, усеянный разным мусором типа кусков костей, остатков шкур, мелкими камнями и песком. С другой стороны от того места, где я лежал, в стене была большая, под стать хозяину, деревянная дверь на мощных петлях, обитая грубыми железными полосами крест накрест. На двери было несколько длинных, через всё полотно, засовов, по виду железных, и сильно деформированных. Словно дверь когда-то пытались ломать тараном, причем снаружи. Если конечно считать, что мы находимся внутри. В двери были вбиты инфернального вида крючья, на которых висели толстенные цепи. А на концах цепей - кольца, годные чтобы в них просовывали руки или ноги. Эти цепи мне категорически не понравились. Под дверью были круглые железные скобы, тоже видимо для ног.

Очаг располагался около лаза, частично закрытого шкурами. Кажется, именно через него мы сюда и попали. Оттуда явственно несло холодом, так что лаз скорее всего и правда ведет наружу, в лес. Рядом с очагом и справа от двери был большой плоский камень с наваленными на него шкурами. Видимо, здесь старик отдыхает.

Тут я обратил внимание, что хозяин сидит на большом гладком валуне и внимательно, не мигая, смотрит на меня. Сидел он так тихо и недвижимо, что ускользал некоторое время от моего сознания. Я завозился под стеной, попытавшись сесть так, чтобы и шея, и израненные окровавленные ноги болели не так сильно. Тоже уставился на старика.

Не выдержав молчания и тишины, движимый страхом и снова вернувшейся паникой, я спросил:

- Где я? Ты кто? И что тебе нужно? - голос мой срывался, страх и истерика так и сквозила в нём.

Старик всё так же молча, не мигая, смотрел на меня желтыми звериными глазами, и я уже было собрался повторить вопрос, когда услышал его голос:

- Ты - здесь. Я - Кащей. Ты станешь следующим Кащеем. Вместо меня. - Голос был под стать хозяину - низкий, словно рычание. Слова были немного невнятные, словно старик с трудом ворочал языком. Или произносил непривычные слова. А может, просто отвык говорить.

- Что со мной будет? - продолжил я список вопросов.

- Ты станешь следующим Кащеем, - повторил старик. Кащей, точнее.

- Зачем?! - мой голос сорвался на визг, отчаяние начало захлёстывать рассудок мутной пеленой.

Кащей замолчал примерно на минуту, подбирая слова.

- Чтобы охранять Врата. И не пускать в наш мир создания Тьмы.

Я заплакал от отчаяния. Вопросов было много, но я не знал, как их сформулировать. Кащей смотрел, не мигая, на меня, и внезапно заговорил, прерывая молчание:

- В эти Врата ничто не сможет пройти, пока рядом находится Кащей. Именно своим присутствием он сохраняет их форму и предназначение. Я прибью тебя к ним, и ты очистишься болью. Забудешь себя. Но твоё тело захочет жить. Сильно захочет. Ты станешь сильнее. Гораздо сильнее. Потом когда-нибудь цепи сгниют, и ты освободишься, как я в своё время. Будешь очень и очень голоден, и твоим именем станут пугать людей. После этого ты вспомнишь себя. И придёт понимание, зачем ты здесь.