Сутемень

Глава 8. Бездна

Теперь Друид возглавлял то, что осталось от отряда, и уверенным шагом вёл за собой Игоря по бесконечным виткам проклятой тропы. Туман окутывал молочной пеленой тропу, ограничивая видимость в пределах десяти-пятнадцати шагов. Не просматривались ни тьма на дне бездны, ни небо над головой. Это создавало гнетущее ощущение оторванности и потерянности.

Тропа, между тем, снова начала меняться, уклон, ведущий вниз, немного выровнялся, и теперь они шагали по горизонтальной поверхности. Игорь воспринял это как хороший знак. Друид вроде бы тоже обрадовался, хотя идти становилось всё трудней, силы таяли, и всё сильнее мучила жажда. Последний глоток воды, который Игорь и Друид выпили вовремя короткого привала, казалось, даже не достиг пищевода, а мгновенно впитался в пересохшее горло.

Иногда, видимо, под воздействием потоков воздуха, туман начинал клубиться, и бесформенные серые образы кружились, образуя причудливые формы. Игорь старался не смотреть на них. Они казались бестелесными духами, демонами, танцующими над пропастью под слышную только им музыку. Наверное, под воздействием усталости и обезвоживания эти образы казались пугающе реальными.

Говорили путники между собой мало, поскольку разговоры, как оказалось, тоже отнимают силы. Да и не хотелось ни о чём говорить. Но всё же во время очередного привала Игорь спросил Друида:

— Слушай, а это древнее божество — Ящер, оно злое или доброе?

— Мне кажется: ни то, ни другое.

— Это как?

— Ну, это категории нашего человеческого мышления. А их категории — богов, находятся за гранью нашего понимания и нашей логики.

— Не злой и не добрый… — пробормотал Игорь, пытаясь хоть приблизительно понять, что это за состояние.

— Вот, к примеру, молния бьёт в дерево и разбивает его в щепы. Или даже в человека и убивает его насмерть. Мы, люди, можем охарактеризовать это как зло. А молния — это стихия, она не зло и не добро, она существует и всё.

— Погоди, — не согласился Игорь, — почти во всех религиях молния, это карающее орудие бога. И вот в язычестве твоём, насколько я знаю, тоже есть бог, который ею управляет.

— Перун.

— Да, Перун. Так что когда молния попадает в какого-нибудь беднягу, с точки зрения религии, это не бессмысленная стихия, это вполне осмысленный поступок бога. Взял и убил. А раз так, то это либо справедливо, например, если это возмездие за какой-нибудь грех, либо не справедливо. Соответственно, либо зло, либо добро.

— Вот в этом-то и кроется заблуждение. Людям свойственно наделять богов своими человеческими чертами. Поэтому в человеческой мифологии боги бывают добрые, злые, жадные, мстительные и даже глупые. Но это всё от непонимания сути божественных проявлений. Боги мыслят другими, как мне кажется, понятиями. Не добро или зло. А свет и тьма, например.

— А разве это не то же самое? Свет — это добро, тьма — зло.

— Нет, не тоже. И свет, и тьма, они оба необходимы для существования вселенной. Мы привыкли считать, что без света нет жизни, что свет — это олицетворение всего доброго, а тьма — всего злого. Но и без тьмы точно так же нет жизни. Они оба: и свет, и тьма участвуют в её зарождении. Не борются друг с другом, как добро и зло, а вместе участвуют в становлении и сохранении законов вселенной.

Поэтому, когда молния бьёт какого-нибудь бедолагу, даже если он совсем не злодей, а, напротив, очень даже хороший и порядочный человек, это происходит в соответствии с законами вселенной, суть которых нам не понять. Как не понять травинке, которую выдергивает крестьянин со своего огорода, почему именно к ней так жестока судьба и почему неведомые силы уничтожают её, хотя она никому зла не причинила. Но, что крестьянину до её убогих представлений о добре и зле? Она просто не там растёт, вот и всё.

— Короче, неисповедимы пути господни.

Друид усмехнулся:

— Ну, типа того.

— Стало быть, этот Ящер, он не злой и не добрый, он как стихия, живёт по законам, которые нам не понять.

— Наверное, да. Я сейчас не утверждаю что-то, что знаю твёрдо. Я, скорее, рассуждаю вместе с тобой.

— Ладно. И как же нам выжить, столкнувшись со стихией?

— Очевидно, не нарушать законов, по которым она живёт.

— Как мы можем их не нарушать, если мы о них ничего не знаем?

— Думаю, всё же знаем, на каком-то глубинном уровне. В каждом из нас есть свет и есть тьма. Мы тоже часть этого мира. Что наверху, то и внизу, как сказал кто-то из великих древних. В нас есть это знание, нужно только увидеть его в себе. Я думаю, иногда оно проявляется в виде обострённой интуиции, подсказывающей как нам поступить в экстремальной ситуации.

— Прислушиваться к своей интуиции, — скептически поджав губы, повторил Игорь.

— Да, другими словами, если ты трава на огороде, то, чтобы тебя не выдернул крестьянин, нужно быть или полезной травой, или расти там, где ты ему не мешаешь.

Игорь замолчал, пытаясь осмыслить это. Однако мысли путались и уплывали, незаметно смешиваясь с какими-то совершенно посторонними образами. Усталость наваливалась незаметно, вкрадчиво утяжеляя веки. Игорь не заметил, как закрылись глаза, и он задремал.

Друид сидел, опершись спиной на каменный выступ и вытянув ноги поперёк тропы. Ноги его до половины свисали в пропасть, но это не причиняло никаких неудобств, напротив, даже лучше расслабляло натруженные мышцы. Он видел, что Игорь задремал, но сам уснуть не мог, чувство гнетущей тревоги не покидало его с тех пор, как они в одно утро потеряли Андрея и расстались с Женей. Тревога скреблась в груди, рождая мысли тягучие и тяжёлые.

Рассеянным взглядом Друид наблюдал за плавно парящими в тумане белёсыми фантомами, образованными клочьями тумана. Плавно и мягко двигаясь, они неспешно меняли формы, сливались в смутно узнаваемые силуэты, сплетались в причудливые фантасмагорические фигуры. Иногда завихрения потоков воздуха выстраивали довольно жутковатые образы доисторических существ, казавшихся пугающе реальными, как будто кто-то прятался в тумане, тихонько наблюдая за уставшими путниками.

— Лёша…

Друид медленно повернул голову на звук голоса. На тропинке у самого края стоял Женя. Друид вскочил на ноги, в порыве радости кинулся к товарищу, но тут же остановился, пораженный его внешним видом.

— Женя, ты… Что с тобой?

Женя стоял весь в крови, которая была везде: на лице, на изорванной в лохмотья одежде, а практически оторванная кисть правой руки болталась на лоскутах кожи. Леденея от увиденного, Друид выдохнул:

— Женя, что произошло?!

— Мне холодно, — голова Жени запрокинулась назад, и из рваной раны на горле вырвалось облачко пара и потекла тёмная кровь.

— Холодно, — жалобно повторил Женя, — ноги мёрзнут.

Опустив взгляд вниз, Друид увидел, что Женя стоит босиком. Босые ноги все в кровоподтёках, на большом пальце правой ноги ноготь был вырван с мясом. Подняв глаза, Друид увидел, что рваная рана на горле становилась все шире, а голова Жени запрокидывалась назад все больше и больше, выпуская с каждым выдохом по облачку пара. В конце концов, голова окончательно оторвалась и с глухим стуком упала на каменистый пол. Упав, она откатилась на пару метров от туловища, которое продолжало стоять дальше, и только руки ощупывали пространство вокруг.

— Ноги мёрзнут, — пожаловалась голова.

Алексей проснулся от своего крика. Тут же вскочил ничего не понимающий Игорь и, тревожно озираясь по сторонам, кинулся доставать нож из рюкзака. Как назло, нож сразу не попался, Игорь судорожными движениями рыскал во внутренностях рюкзака. Наконец, Игорь выхватил его, резко развернувшись лицом к неведомой опасности, выставил руку с клинком вперёд.

Никого и ничего, только всё та же серая пелена тумана.

— Что… Что случилось, Лёш?! Что ты увидел?

Друид с побелевшим лицом смотрел, не отрываясь, в одну точку, куда-то в туман.

Проследив за его взглядом, Игорь ничего не увидел.

— Лёша, не пугай меня пожалуйста! Скажи, ты что-то увидел?

— Я видел Женю, — наконец-то произнёс Друид, — то есть, наверное, это был сон.

— Кошмар приснился?

— Не знаю, всё было по-настоящему, не как во сне.

Игорь понимающе кивнул, в этом месте кошмары пугающе реальны.

— Мне кажется, — медленно произнёс Друид, — с Женей случилась беда.

— Перестань, ты задремал, и тебе приснился страшный сон, это ещё не значит…

— Это не просто кошмар, ты же знаешь. Ты видел сон про Ящера, а потом мы увидели его выбитым на каменных ступенях. Друид чувствовал, что панический ужас плещется в нём огромными волнами и только неимоверным усилием воли ему ещё удаётся держаться и не сорваться в эту пучину. Словно придавленный, он сидел и не мог найти сил, чтобы встать или хотя бы решить, что же делать дальше?

Игорь сел рядом с Друидом. Что дальше делать и он не знал. Взгляд упал на нож, крепко зажатый в руке. Острое лезвие тускло поблёскивало в полумраке. «Слабовато оружие против хтонического божества», — невесело усмехнулся он.

— Нам конец, да?

Вопрос Игоря вывел Друида из оцепенения. Хороший вопрос. Вовремя заданный. В точку, как говорится. Что-то в душе стронулось с места от этого вопроса. Друид почувствовал, как внутри разгорается злость. Хорошая злость, очень нужная, придающая сил. Повернувшись к Игорю и, глядя ему в глаза, он сказал, чеканя сквозь зубы:

— Вот уж, чёрта с два! Нет, Игорёк, мы здесь не сдохнем. Мы отсюда выберемся, всем богам назло!

— Тогда идём дальше?

— Именно, идём дальше. И нож далеко не убирай, повесь ножны на ремень.

И снова тропа, бесконечная серая лента, исчезающая с обоих концов в тумане. Без воды и еды рюкзаки потеряли половину веса, однако и силы кончались, и потому легче эта ноша не казалась. Брели, медленно волоча ноги, не задумываясь, сколько уже пройдено и сколько ещё предстоит пройти. Привалы теперь устраивали чаще, каждые полчаса. В минуты отдыха Игорь проваливался в болезненную дрёму и там снова видел серую ленту тропы и белое покрывало тумана. Открыв глаза, он зачастую не понимал, где находится — во сне или в реальности?

Впрочем, это его уже не беспокоило. Игорь слишком устал, чтобы задумываться об этом. Он плёлся по тропе, шатаясь и волоча ноги и периодически проваливаясь в хмарь забытья. Очнувшись после одного из таких провалов, Игорь огляделся и обнаружил, что идёт один. Друид исчез, словно растворился в проклятом тумане или в одном из своих кошмарных снов.

— Друид, — громко кричать не получалось, из пересохшего горла вырывался только сдавленный шёпот.

— Лёша, ты где? Друи-и-ид!

Но тот не откликался. Игорь решил, что просто отстал. Друид шёл впереди, и поменяться местами на узкой тропе они никак не могли. Собрав остатки сил, Игорь бросился догонять товарища. Туман за спиной, словно почувствовал, что Игорь остался один, сразу сгустился и наполнился невнятным шёпотом и движением. Может, это вовсе не шёпот за спиной, это кровь стучит в висках или шумит в голове от усталости и жажды. Но ни за что на свете Игорь не оглянулся бы чтобы это проверить.

…Друид шёл вперёд, подстёгиваемый разгоревшейся в груди злостью. Он берёг и разжигал свою злость, не давал ей погаснуть под ветрами сомнений, ибо тогда не осталось бы сил больше ни на что. Ни сил, ни храбрости. А злость пламенела! И давала сил! Задорная, бесшабашная злость, которая случается, охватывает в бою, когда терять уже особо нечего и остаётся только простой выбор: или скулить, забившись в угол, или встать во весь рост и закричать, разгоняя криком страх и кровь по жилам.