Стылая Топь. Эспеджо

Южные ворота издавна пользовались в Стылой Топи дурной славой: сразу за ними начинались предгорья, которые через несколько десятков километров переходили сначала в высокие холмы, а потом и в настоящие горы. Никто из горожан отродясь туда не совался, так как горные племена доброжелательностью и гостеприимством не отличались. Поэтому Южными воротами пользовались преимущественно купцы во время сезона торговли. Он продолжался несколько недель, а потом ворота снова запирали. Около них даже стражу не оставляли, потому как свои не ходят, а если горные полезут, так никакая охрана не поможет: сметут и даже не заметят.

Раньше, если сразу за воротами свернуть направо, можно было попасть в бескрайние яблоневые сады, давшие название целому району, нынче превратившемуся в логово тварей Изнанки. Под убивающим всё живое влиянием той стороны, которое здесь ощущалась особенно отчётливо, некогда прекрасные яблони сбросили листву. Стволы деревьев изогнулись под самыми невероятными углами, скрутились в узлы, переплелись, затвердели. Непонятно откуда — хотя почему непонятно: всё от Изнанки — на яблонях появились длинные острые шипы, на кончиках которых порой можно было увидеть капли яда. Когда-то великолепные сады превратились в непроходимый лабиринт, выйти из которого живым было практически нереально. Поэтому люди — даже Ловчие — в Яблоневые сады старались лишний раз не соваться. Зато твари чувствовали там себя как дома, устраивали в переплетениях деревьев гнёзда, рыли норы, даже строили нечто вроде землянок.

Я смотрел на жуткую путаницу веток и стволов со странным чувством: одновременно испытывая и отвращение, и восторг. Отвращение, поскольку знал, кто обитает в глубине этого лабиринта, а восторг потому, что Яблоневые сады были совершенны в своём смертельном уродстве. От этого места веяло опасностью, оно было окружено ею, словно плотным, но незримым облаком.

И где-то там, глубоко внутри, свила гнездо эспира. Она, если верить словам трактирщика, живёт здесь уже три года, значит, несколько лёжек устроила наверняка. Лезть за ней в хитросплетение веток, рискуя наткнуться на шип или встретиться с кем-нибудь из местных обитателей, я не собирался. Не стоит облегчать работу тем, кто захочет сделать тебя своим ужином.

Я закрыл глаза и прислушался: Яблоневые сады жили своей невозможной и совершенно чуждой жизнью. Вот прошелестело по высохшей земле длинное тело гигантской плотоядной серпьенты, один укус которой мгновенно убивает лошадь. Вот негромко рыкнул жарвис, явно предупреждая кого-то или требуя убраться со своей территории. Вот с писком пролетели мелкие тварюшки, похожие на летучих мышей, только с гораздо более острыми и многочисленными зубами. Такие если нападут стаей, даже от здоровенного тирра за считанные секунды останется только тщательно обглоданный костяк.

Эспиры слышно не было: её я узнал бы по характерному пощёлкиванию, которое издают костяные пластины хвоста. Значит, она или спит, или сидит в засаде. Если исходить из того, что мне поступил на неё заказ, она голодна, а значит, недавно проснулась и теперь, пока не налопается до отвала, в логово не уползёт. Значит, придётся выманивать…

Порывшись в сумке, я извлёк пузырёк тёмного стекла, взболтал его, выплеснул немного на найденный в кармане платок и принюхался. От тонкого, но концентрированного аромата миндаля защипало в носу, и я поспешил убрать флакон в сумку, а платок зашвырнуть за ближайший куст. Никто не знает, почему, но эспиры просто обожали запах миндаля, словно домашние кошки — валерьяновый корень. Учуяв его, они неслись, не разбирая дороги, к источнику любимого аромата и на какое-то время впадали в состояние неконтролируемого блаженства. Если использовать эти минуты грамотно, то вполне можно успеть подобраться к твари, запрыгнуть ей на загривок и вонзить клинок в единственную уязвимую точку между рогами. Ну а если не получится — тогда вся надежда на везучесть и умение быстро бегать. Очень быстро, так как эспира передвигается стремительно, от неё просто так не удрать. Впрочем, если это действительно трёхлетка, с ней несложно будет справиться.

От сведений, которые я впитывал из памяти Косты, меня отвлёк звук, похожий на негромкое щёлканье испанских кастаньет. Я сосредоточился и всё-таки сумел уловить момент, когда эспира выскользнула из, казалось бы, полностью закрытого ветками прохода между двумя искривлёнными яблоневыми стволами.

Трактирщик соврал: этой твари было как минимум лет семь, судя по количеству колец на бронированном хвосте, и она находилась в полном расцвете сил. Высокая, около двух метров в холке, с отливающей болотной зеленью чешуёй, она напоминала гигантскую кошку, зачем-то сменившую мягкую шёрстку на бронированные пластины. Голову твари украшали острые рога, способные проткнуть рыцаря в броне, не то что обычного Ловчего в куртке. Длинный хвост нервно подёргивался, и его костяные пластины издавали то самое пощёлкивание. Ноздри одного из самых опасных хищников Изнанки трепетали, отыскивая источник вожделенного запаха.

Я замер, постаравшись слиться с окружающим пространством и искренне надеясь, что сильный аромат миндаля перебьёт мой запах. Эспира втянула воздух и уверенно пошла в сторону куста, за который я забросил платок, а я смотре на неё и понимал, что даже в прыжке могу не попасть на нужный участок спины — уж больно крупная тварь попалась.

Впрочем, вариант был, и я стал рассматривать стволы деревьев, растущих поблизости. Коста, считав мои мысли, удивился, но не стал возражать, отдавая мне инициативу. Тщательно контролируя каждое движение, я, воспользовавшись тем, что эспира добралась до платка и утробно заурчала, вытащил из сумки верёвку, быстро завязал петлю и забросил её на ветку.

Здесь то, что изменённые яблоневые ветки по прочности могли сравниться с железом, было мне на руку: можно было не опасаться, что она обломится в самый неподходящий момент. Впрочем, полагаю, эспира не отказалась бы от сытного белкового ужина, свалившегося с неба в самом прямом смысле этого слова, только вот в мои планы это не входило. Несколько раз дёрнув за верёвку, я убедился, что хищник по-прежнему наслаждается ароматом миндаля, и стремительно взлетел по шнуру на широкую, удачно выбившуюся из клубка ветку. Конечно, получилось задуманное исключительно благодаря великолепной физической форме, в которой находилось это тело, тело Ловчего. Мне, тому, который Костик, это не удалось бы, а тут замечательно наслоилось: тренированный организм плюс мои знания о скалолазании и правильном использовании тросов и верёвок.

Тут не совсем вовремя, но в очередной раз мелькнула мысль о том, что если объединить наши навыки, знания, умения — получится мощный такой боец. Этакий ведьмак Геральт на минималке…

Не дожидаясь, пока эспира вынырнет из своего одурманенного состояния, я примерился и спрыгнул на бронированную холку, думая о том, что главное — не соскользнуть по гладкой броне, а то мало мне не покажется! Я ухватился за правый рог монстра, мимоходом удивившись тому, что он гладкий и тёплый, и вонзил сверкнувший золотыми искрами кинжал в небольшую щель между роговыми пластинками. Это было единственное уязвимое место у эспиры, и подобраться к нему можно было только тогда, когда хищник находился в расслабленном состоянии. Не имея вытяжки из листьев эриоботрии — редкого растения, растущего только в далёком Эл-Шайском Халифате — нечего даже пытаться. Стоит такое зелье десять золотых реалов за флакончик, но — не жалко, оно окупается многократно.

И тут я понял, что имел в виду Марио, когда говорил, что «хранилище пустое». Тогда я, конечно, заметил эти слова, но выяснять было некогда, а сейчас… Я заворожённо смотрел, как по лезвию кинжала Ловчего, смешиваясь с золотистыми искорками, струится тёмно-синий дымок, впитываясь в рукоять. И чувствовалось, что и этот клинок был доволен, он чуть ли не урчал от удовольствия, насыщаясь стремительно покидающей тело эспиры псевдожизненной силой. Значит, все клинки Ловчих умеют забирать чужую силу и накапливать её для какого-то экстренного случая…

Лапы твари подломились, и она ткнулась мордой в траву, а я ловко соскользнул по гладкому бронированному боку и быстро откатился в сторону, стараясь избежать удара мощного хвоста. У окончательно умирающей эспиры вполне могло хватить сил на то, чтобы ударом мощного хвоста переломать мне кости.

Дождавшись, пока она перестанет даже вздрагивать, я поднялся на ноги, провёл экспресс-диагностику организма, убедился, что всё хорошо, и быстро, стараясь не заляпаться антрацитово-чёрной кровью, вырезал у начинающей коченеть твари рога — за них я получу ещё с полсотни реалов — и выдрал четыре ядовитых клыка — ещё тридцать реалов. В отношении этих денег у меня были вполне конкретные планы. Половину я, как и любой другой Ловчий, отдавал в фонд, организованный наставниками. Из этих денег оказывали помощь близким погибших Ловчих, самим Мастерам, ушедшим на покой, и содержали школу для будущих охотников на тварей Изнанки. Каждый из нас знал — это не тот случай, когда о золотых стоит жалеть, сегодня помогаешь ты — завтра помогут тебе или твоим близким.

Хорошо было бы ещё и шкуру снять: я знал мастеров, которые смогли бы сшить из неё куртку или плащ, но было уже некогда. Из лабиринта стволов и веток раздавалось шипение и хруст. Твари Изнанки никогда не отличались уважительным отношением к погибшим сородичам, и через пять минут тут будет не протолкнуться от желающих урвать кусок плоти убитой эспиры. Это для человека её мясо совершенно несъедобно, а этим — хоть эспира, хоть ядовитая серпьента — без разницы, жрут всё.

Поэтому я быстренько завернул добычу в непромокаемый материал, положил в большой контейнер и убрал в сумку. Оглядевшись и убедившись, что ничего не выронил и не потерял, я быстрым шагом, почти бегом направился к воротам, стараясь не обращать внимания на раздавшееся позади рычание и чавканье. Возможно, при другом раскладе кто-нибудь из вылезших тварей и кинулся бы мне вслед, но сейчас выбор был прост: Ловчего поди ещё поймай, а эспира — вот она, уже готова. Так что мне дали уйти, и буквально через десять минут я проскользнул в Южные ворота.

Там я прислонился к стене и медленно сполз по ней, так как только теперь начал понимать, что произошло. Я, Костик Храмцов, только что убил жуткую тварь Изнанки, и умудрился остаться в живых. Голова закружилась, к горлу подступила тошнота, но на этот раз я пришёл в себя гораздо быстрее.

И с удивившей меня самого ясностью вдруг понял: мне нравится то, что со мной происходит. Пусть я пока мало что знаю об этом мире, но мне нравится быть Ловчим, нравится избавлять других от жутких тварей. Наверное, в этом была доля мальчишества, желание быть самым крутым парнем, героем, может быть, даже магом! Но я не забывал, что это опасная и тяжёлая работа, что мне, Костику, ещё учиться и учиться, впитывая всё то, что может мне дать Коста. Но теперь я этого не боялся, словно с силами эспиры в меня влилось что-то ещё, то, чему я никак не мог подобрать названия. Я был готов открыться новому миру, в котором я был нужен. Да, наверное, вот то, что стало поворотным моментом: я ощутил, что необходим, что могу то, что кроме меня мало кому по силам. И если я могу защитить мир, который меня вырастил, от страшного влияния Изнанки, я это сделаю, чего бы это мне ни стоило, без сомнений и колебаний.