Дьявол в «Доме кукол»

Слышится сдавленный звук. Я оглядываюсь на Человека-Слона. Никогда раньше не видел плачущего адовца. Это тревожит. Настроение в кузове меняется. Секунду назад все ликовали, словно их команда выиграла Суперкубок в тот же день, когда они выиграли в лотерею. Теперь ничего.

Волна воспоминаний. Выползаю из ада, чтобы спасти Элис, только Элис была мертва, и там никого и ничего нельзя было спасти. Затем появляется Кэнди. Я сказал ей, что меня не будет три дня. Прошла уже неделя, и я не знаю, когда найду способ выбраться отсюда, если вообще найду. Я вижу арену. Первые дни в Даунтауне: большинство адовцев никогда не видели живого смертного. Месяцы изощрённых пыток, игр и ярмарочных экспериментов надо мной для платной аудитории. Потом арена и обучение убийствам. Что хуже: совершить убийство или узнать, что ты в этом хорош? Мейсон убил меня и годами продолжал каждый день убивать. Я останусь здесь навсегда. Мне никогда не сбежать.

Герион свернулся калачиком как ребёнок, трясясь и закрывая глаза руками. Солдатам в кузове ещё хуже. Они несколько месяцев были как на иголках с тех пор, как ушёл Самаэль, и в аду начался кавардак. Что бы это ни было, оно сломило самых слабых. На дороге за грузовиком их целая вереница. Они выбрались под дождь и даже не побеспокоились залезть обратно. Мы могли бы вернуться за ними, а смысл? Те, что ещё не застрелились, пилят себе горло или запястья. Чёрная кровь льётся под серым дождём. Второй «Унимог» движется медленно, стараясь объезжать тела.

Грузовик останавливается. Человек-Слон кладёт голову на руль. Я знаю, что это такое. Воспоминания текут, как яд от укуса кобры, но я всё ещё здесь. Глаза всё ещё открыты. Огонь сжигает мои внутренности, но это не убивает меня. Это знакомо. Старый друг, которого ты никогда не хотел видеть снова, но всё же тот, кого ты знаешь. Я стаскиваю Человека-Слона с водительского сиденья и запихиваю на своё. Сажусь за руль и жму на газ. И это то кольцо, что должно вбить последний гвоздь в мой простой сосновый гроб? Сожаление? Воспоминания? Я одиннадцать лет провёл здесь внизу, танцуя и обедая под плохие воспоминания и сожаление. У меня прививки от воспоминаний, кори и краснухи сожаления. У меня, блядь, иммунитет. Ладно, не иммунитет. У меня трясутся руки и пересохло в горле, но я думал, что хоть адовцы будут смеяться над сопливыми флешбэками. Вместо этого они рыдают как школьный автобус с маленькими француженками, у которых растаяло всё мороженое.

Через километр облака расступаются. Дождь переходит в морось и прекращается. Спустя несколько минут к нам подтягивается второй грузовик. Герион указывает на группу голых деревьев.

— Брешь Еноха на вершине следующего холма. Нам нужно отдохнуть здесь несколько часов.

— Меня устраивает.

После того как мы въезжаем под деревья, и все выходят из обоих грузовиков, я быстро пересчитываю всех по головам. Мы даже ещё не добрались до Маргаритавилля[11], а уже потеряли больше половины солдат. Человеческая «нахуй это дерьмо» часть меня хочет прямо сейчас развернуться и отправиться обратно в Пандемониум. Какое мне дело до того, что Самаэль обещал этим демоническим неандертальцам разогнать чудовищ из-под их кроваток? Затем во мне заговорила часть Люцифера. Несмотря ни на что, я не могу выглядеть слабаком. Как жалкий смертный. Если я собираюсь пережить это и остаться в живых, тогда я крутейший надиратель задниц. Я взял Бога, и чуть не прикончил старика. Кучка сварливых копытных рогатиков и контактный зоопарк с бешеными покемонами? Я Сатана. Я могу справиться с этим, одновременно играя «Дым над водой» и танцуя приватный танец в потерявшем управление поезде.

Некоторые из солдат выгружают из «Унимога» припасы. Еду. Оружие. Боеприпасы. Ближайшие деревья голые. Вся поляна выглядит мёртвой. Стволы деревьев перекручены вплоть до ветвей, похожих на сделанных из костей пальцев змей. Солдаты собирают упавшие ветки в кучу, чтобы развести костёр.

— Почему бы вам не послать сраную сигнальную ракету, чтобы дать чудовищам знать о нашем прибытии?

Они останавливаются и смотрят на меня.

— Никаких костров. Никаких лагерных пений хором. Никакой кадрили. Поешьте и попейте, но тихо. Когда мы позвоним в дверной звонок в том замке, было бы отлично, если бы это хоть чуть-чуть оказалось сюрпризом.

Не проронив ни слова, они делают то, что я велел. Разбрасывают ветки и располагают вокруг грузовиков, раздавая банки с продовольственными пайками и бутылки Царской водки.

— Хочу поблагодарить тебя.

Я не заметил, как Герион подошёл и встал рядом со мной.

— У тебя не было причины спасать меня. Я рассказал тебе историю. Я тебе больше не был нужен, но ты всё равно спас меня.

— Не волнуйся. В этом не было ничего личного. Я просто не бросаю свою команду.

— Всё равно, я обязан тебе жизнью.

Подходит Человек-Слон с бутылкой Царской водки. Он протягивает её мне, и я делаю глоток. Передаю Гериону.

— Так расскажи мне остальное. Как город предателей связан со всем этим?

Человек-Слон возвращается к другим солдатам, а мы с Герионом устраиваемся на бревне, передавая бутылку друг другу. Бухло помогает мне забыть, что мы оба всё ещё слегка попахиваем адовским дерьмом.

— У него даже нет названия, — отвечает он. — Люцифер не хотел давать им ни малейшего повода для гордости, так что дал им место, но никакой другой идентичности, кроме как земля позора для самых низких среди нас.

— Я думал, что это раньше был я. Приятно знать, что был кто-то ещё более облажавшийся. Так что значит быть предателем здесь внизу? В смысле, вы же падшие ангелы. Разве это не делает вас всех кучкой предателей?

Герион вполоборота смотрит на меня, а затем отворачивается. Полагаю, здесь не о чем спорить.

— Первые дни после падения были тяжёлыми. Некоторые не пережили самого падения. Другие сошли с ума. Были убийства и самоубийства. Лорд Люцифер, Самаэль, собрал падших и, как и на Небесах, стал нашим лидером. Он побудил нас строить и создавать собственную цивилизацию. Такую, которая могла бы соперничать с самими Небесами. Он спас нас. Тем не менее некоторые отказались следовать за ним.

— Потому что он так сильно облажался во время войны?

Я передаю Гериону бутылку, и он пожимает плечами.

— Уверен, они говорили себе, что у них есть причины, но на самом деле это была простая жадность. Некоторые бежали с Небес с оружием и сокровищами. Достаточными, полагали они, чтобы развязать новую войну. Люцифер понимал, что это уничтожит нас, поэтому напал на них первым. Выживших он сослал сюда.

Я не могу не промурлыкать пару строк из «Город под названием Злоба»[12].

— Чем они занимались в этой глуши?

— Посредством туннелей, в которых жили, они добывали в горах полезные ископаемые. Они выращивали специи и создавали из местных растений редкие зелья. Короче говоря, даже в изгнании, наш Лорд заставил их зарабатывать на пропитание.

— Город всё ещё там?

У грузовиков солдаты разбились на небольшие группы. Хорошо. После тяжёлого дня на арене мы делали то же самое. Это не то, о чём ты думаешь, это просто происходит. Ты попадаешь в орбиту друзей и знакомых лиц. Вам даже не обязательно нравиться друг другу. Вам просто нужно быть рядом, чтобы напоминать друг другу, что вы выжили, и что это реально. Уверен, что для этого есть научное название. Старые бойцы просто называли это Временем Чаепития[13].

— Никто не знает, существует ли ещё этот город. С уходом Самаэля ад развалился на части, а с этими зверями на дороге мы стали первыми зашедшими столь далеко посетителями за многие годы, — отвечает Герион.

Я делаю ещё глоток Царской водки и закупориваю бутылку. Сейчас не время пить сколько влезет.

— Полагаю, так или иначе, завтра узнаем.

— Надеюсь, они все сдохли, — злится Герион. В его голосе появляется резкость, которой я раньше не слышал. — Одного набора чудовищ вполне достаточно.

— Аминь.

Здесь в глубинке день и ночь — абстрактные понятия. Ад существует в своего рода вечных синих сумерках, но в Пандемониуме и других городах существует общепринятый цикл для утра, дня и вечера. В такой глуши единственная разница между полуднем и полночью — небольшое изменение цвета неба. Тем не менее, набив пузо, все отрубаются. Выставлены часовые, но так далеко всё, что они увидят только пустынных крыс и песчаных блох.

Примерно в то время, что я думаю может быть полночью, деревья начинают шевелиться. Всё начинается с шуршания. Звук напоминает ветер, но я ничего не ощущаю кожей. Лагерь просыпается. Солдаты тоже слышат этот звук. Адовцы озираются в поисках шума, ветерка или чего-то ещё, так же озадаченные, как и я.

Первый крик доносится из глубины мёртвой рощи, за ним следует ещё один с края. Один из часовых, здоровенный ублюдок с перекинутым через плечо револьверным гранатомётом, исчезает за деревьями. Чтобы ни случилось, он не умирает сразу. Раздаётся глухой стук, и в центре лагеря разрывается граната, подбрасывая высоко в воздух солдат и оружие. Секунду спустя ещё одна граната взрывается прямо над верхушками деревьев, освещая рощу. Вот тогда мы видим, что деревья движутся. Они расходятся словно рвущаяся ткань и падают на землю путаницей ветвей и взорванных стволов. Они корчатся, а затем ползут. Секунду спустя они вскакивают и бегут на нас.

Знаете что? Это не ветки, и они не были деревьями, спасибо, блядь, огромное. Это тела, сухие и гнилые, как сбитые животные недельной давности вдоль дороги. Они были обёрнуты друг вокруг друга в ледяных кладбищенских объятиях, и мы их разбудили. К нам приближаются сотни их, и ещё больше вдали.

Пальба начинается ещё до того, как первые из них добираются до лагеря. Звук того, как обоссавшиеся со страха солдаты выпускают обойму за обоймой на полном автомате, разрывает воздух и оглушает меня, но больше не оказывает никакого другого эффекта. Это уж точно не замедляет падаль. Они врываются в лагерь как грузовик из костей и хрящей, выкашивая ряды вооружённых до зубов и серьёзно мотивированных солдат.

Я достаю наац. Вытягиваю его на полную длину. Оставьте фрейдистские шуточки при себе. Иногда смертоносная палка — это просто смертоносная палка. Не требуется много усилий, чтобы остановить отдельную падаль. Они не более чем мумии с характером. У них острые зубы и длинные когти, но, если у вас есть острый клинок, вы можете нарезать их как тосты с маслом. Хотел бы я это объяснить идиотам с пистолетами.

Эта сцена напоминает мне Лос-Анджелес, когда куча Бродяг с высоких равнин — для вас это зомби — совершенно озверели. Пули их тоже даже не замедляли, а даже если бы и замедляли, откуда вам знать, в кого стрелять, когда над вами шесть или семь тварей, разрывающих вас на куски? Вот как побеждают эти безмозглые мешки с костями. Они берут вас измором до тех пор, пока не становится неважно, скольких из них вы убьёте. Всё, что требуется, — это чтобы несколько сволочей обступили вас, и вам пиздец. Не считая огнемётов, ядерного оружия или группы обученных истребителей Бродячих, лучшая стратегия — простейшая от природы: бежать, словно вы зебра на водопое, и только что показался львиный прайд с кетчупом и столовым серебром. Но куда нам отступать? Никто не последует за мной в кольцо дождя, и больше нет леса, в котором можно спрятаться.