Здравствуйте, пани Катерина! Эльжуня

3. Это нелегкий случай

Перед отъездом из Освенцима я разыскала Казимира Войтецкого. Мне хотелось расспросить его о семье, приютившей Татьянку-Зосю. Расспросить о самой Татьянке.

В рабочей комнате Казимира звонил то и дело телефон. Его о чем-то просили, спрашивали, вызывали куда-то.

Поэтому он разговаривал со мною отрывочно, на ходу, и разговор получился совсем не таким, как мне бы хотелось: не душевным, не доверительным. Тем не менее впоследствии я не раз вспоминала этот разговор.

— Нам все время приходится искать, — говорил Казимир, вываливая на стол передо мной пачки писем, ворохи фотографий, среди которых я хотела сама отыскать фотографию Татьянки. — Мы ищем. С нами надежды матерей. А дети? Становясь взрослыми, они тоже начинают задумываться: «Кто я?», «Откуда?», «Где и когда родился?», «Кто были мои родители?» Они тоже просят: «Помогите найти!»

Невысокий, по-юношески подвижный, с начинающими седеть висками, он говорил торопливо, не садясь.

— Нам удалось установить на сегодня несколько десятков адресов «детей Освенцима». Вот они, в картотеке.

Зазвонил телефон. Диспетчер вызывал Войтецкого к проходной. Приехали французы.

Выходя, Казимир извинился, пообещал вернуться. «Попрошу их немного подождать».

Я перебирала карточки.

Анджей П. Год рождения (условно) 1938-й. Студент строительного техникума в Варшаве. Воспитывался в шахтерской семье…

На этой карточке от руки была сделана маленькая приписка: «Настоящее имя Николай. Фамилия — Кузнецов. Русский. В Советском Союзе отыскалась мать».

Кжиштоф К. Работает в Варшаве на городском предприятии связи. В Освенцим был заключен в возрасте 10 лет. Его привезли после Варшавского восстания. По освобождении сам вернулся в Варшаву.

(«Кондуктоже ласкави, завизь нас до Варшави!»)

Галина Марцыняк. В Освенциме ей было два года (условно). Воспитывалась в детдоме. Работает в лаборатории химического завода Освенцима. И снова приписка от руки: «Настоящее имя и фамилия Анна Калманок. Из Белоруссии. В Советском Союзе отыскалась мать».

— Да, бывают счастливые случаи, — вернувшись, сказал Казимир, увидев в руках у меня фотографию Анны. — Бывают! Их немного. Но молва расходится быстро и рождает надежды.

Я разглядывала фотографию Анны. Хорошенькая темноглазая девушка. Выражение лица беззаботное, кокетливое.

— Видимость, пани! Видимость! — сказал Войтецкий. — Анну я знаю. Как знаю других детей. Они отличны от своих сверстников. Чем? Надломом. Нервозностью. Ранимостью. Они много серьезнее. И жизненно опытнее. И менее уверены в себе. Они впечатлительны. Подвержены различным сомнениям. Я уже не говорю о здоровье… — И добавил: — Ничто не проходит даром.

Это было то главное, о чем и хотела я говорить с Войтецким. «Дети Освенцима!» Какие они теперь? (Какою стала Татьянка?!)

И, чтоб удержать на этом Войтецкого, чтоб заставить его еще, еще говорить об этом, я стала расспрашивать об Анне. Как удалось разыскать ее мать? Давно ли это произошло? Увиделись ли они: Анна и ее мать? Какою была их встреча?

— Какою была их встреча?.. — Войтецкий помедлил. И, не отвечая прямо, сказал: — А знаете, что я думаю? Я думаю, для блага ребенка, теперь уже взрослого, конечно, для его блага, для покоя его души разумнее иногда прекратить поиски. — И повторил это — Прекратить! Даже если тебе и ясен ответ…

— Что вы говорите, пан Казимир! — воскликнула я. — Не может этого быть. Я не верю этому…

— Может! — убежденно и грустно сказал Войтецкий. — Вот я, например, догадываюсь… Нет, я почти уверен, что в Шленске, в Забже, в Катовицах, в приютивших их семьях живут дети, которых разыскивают их настоящие родители. А я… — он снова помедлил, — я не знаю, надо ли рушить семьи, как-то уже сложившиеся?! Они столько пережили, эти дети. Так имею ли я право вновь возвращать их к прошлому?

— Вы знаете их родителей? Знаете и молчите? — Я думала о Татьянке. О Татьянке. О Кате. О Катиных поисках. — Знаете! И берете на себя…

Зазвонил телефон. Войтецкого торопили.

— Хвилечко! — воскликнул в трубку Войтецкий. — Уже бегу.

— Нет, вы ответьте! — настаивала я.

— Ох, пани, это совсем не так просто, как вам кажется, — сказал Казимир. — Это очень большой разговор. Но… — и показал на телефон, на часы.

Он был у дверей, и я едва успела его спросить о Татьянке-Зосе.

— Станкевич Зося?! — Казимир приостановился. — Это как раз такой случай, пани. Это нелегкий случай. — Он сказал это очень серьезно. — Вы знаете, было бы много лучше, когда б она ничего не знала. Когда бы все оставалось, как было…