Пленники

10

День был хмурый. Опавшие листья цветным ковром покрывали тротуары. Съежившиеся на мокрых деревьях воробьи, словно предчувствуя наступление холодов, уныло чирикали. Блестели капельки росы на маргаритках и астрах, вянувших на клумбах среди двора. Краснело несколько яблок, оставшихся на верхушке голой яблони, Плющ, обвивавший столбики веранды в соседнем доме, недоуменными глазками розовых и голубых цветов смотрел на мир, предчувствуя скорую смерть.

Грустна была природа, печальны были Оник и его товарищи.

Оник стоял у окна.

— Глядите-ка, ребята! — позвал он Гарника и Великанова внезапно дрогнувшим голосом.

Высоко в небе с нежным курлыканьем тянул на юг косяк журавлей.

— Что ты? Расчувствовался, никак? — спросил Великанов.

Оник украдкой вытер глаза.

— Вспомнил дом… Ах, если бы можно было отправить с этими птицами весточку! Они ведь через Армению летят! Мать, наверное, стоит на крыльце. Поднимет глаза — и тихонько спросит, — я знаю ее, обязательно спросит: журавли, нет ли весточки от сына моего?

Он вполголоса запел «Крунк», — Гарник стал тихонько подтягивать.

Время тянулось необычайно медленно. Стрелки дешевеньких часов, висевших на стене, казалось, застыли на месте и передвигались нехотя под тяжестью устремленных на них взглядов. Беглецы ждали Стефу и хозяйскую дочку, — с ними вместе они должны были выйти за околицу. Что ж, полицейские тоже, наверное, влюбляются! Авось, немцы не обратят внимания на прогуливающиеся парочки.

Наконец, пришла дочь хозяйки, а за нею и запыхавшаяся Стефа с корзинкой в руках.

— В городе спокойно? — спросил Великанов.

— Да, немцев сегодня не видно почему-то.

Стефа, смущенно улыбаясь, достала из бумажного свертка шерстяной свитер и протянула Онику.

— Мама послала. Возьми, чтоб не мерзнуть в дороге…

Оник посмотрел в глаза Стефы и вдруг яснее, чем когда-либо до этого, почувствовал, как близка ему эта девушка, как трудно ему будет без нее. Он незаметно пожал ее пальцы и вздохнул.

Затем надел свитер и повернулся к товарищам:

— Ну, не будем времени терять!..

Им нужно было пересечь город, по мосту перейти реку и двигаться к селу Вигнанька, от которого лежала прямая дорога на восток.

С осторожной оглядкой шли они по улицам города. Вдруг на одном из поворотов навстречу им попался какой-то парень. Он метнулся из-за угла и тут же свернул в первые попавшиеся ворота. Другой юркнул вслед за ним, едва успев крикнуть:

— Спасайтесь, облава!..

Великанов, не долго думая, бросился за парнями. За ним побежали Оник и Гарник. Они не успели скрыться, — полицейский, выскочивший из-за угла, уже заметил их и махнул кому-то рукой. К нему тотчас присоединились еще двое полицейских.

Встревоженные девушки оглядывались по сторонам, не понимая, что происходит.

Вскоре полицейские, нырнувшие во двор, вывели оттуда всех пятерых и, направив на них пистолеты, с руганью погнали к перекрестку.

Девушки двинулись следом.

Когда они вышли на перекресток, глазам их представилось странное шествие: длинная колонна молодых парней, окруженная солдатами, двигалась по улице в сторону вокзала. Голова колонны уже достигла следующего перекрестка, хвост подтягивался. Стоявшие на тротуаре зеваки рассказали девушкам, что двое парней сбежали, что их сразу поймали, а заодно прихватили еще трех попавшихся на глаза.

Этих трех — Оника, Гарника и Ивана — немцы без разговоров присоединили к колонне.

Великанов спросил шагавшего впереди парня:

— Куда вас ведут, браток?

— Туда же, куда и тебя! — язвительно бросил тот. — Будто не знаешь? В Германию?

— В Германию?! — переспросил Гарник. — Нам же в другую сторону нужно!

— Пойди, скажи немцам об этом…

— А девушки наши где? — спохватился Великанов.

— Сбоку идут, — Оник оглянулся, увидел плачущую Стефу и улыбнулся ей виновато.

— Зря идут! — проворчал Великанов. — Их могут тоже схватить… Слушай, — снова толкнул он в спину идущего впереди, — где они набрали столько парней? Вот удивительно!

— А ты не знал? — оглянулся парень. — Да ведь они целую неделю ведут облавы. И в городе и по селам. Заперли нас в бывшей школе, — задыхались мы там, рады, что хоть вывели оттуда.

Великанов грубо выругался.

— И надо же было, как нарочно, выйти в такое время! Что теперь будет с нами? Ах, божже-ж ты мой!..

На вокзале немцы усилили охрану колонны и выгнали посторонних с платформы. Товарный состав уже стоял наготове. Полиция начала группами загонять арестованных в вагоны. Никому не разрешали даже проститься с родными. Крики, плач, проклятия висели в воздухе. Оник, уцепившись за поручни, искал глазами Стефу, но рыжий охранник толкнул его в спину, и он очутился в вагоне. Там невозможно было даже повернуться. Он попытался пробиться к окошку. Вслед ему сыпались ругательства, кто-то ударил локтем, но он не обращал на это внимания — и все же сумел уцепиться за край окошка руками.

— Влезай на спину! — пробасил голос Великанова. Оник увидел близко бородатое его лицо и, охватив его плечи, поднялся на цыпочки.

Он разглядел в толпе Стефу. С корзинкой в руках девушка стояла за цепью солдат, преграждавших доступ на перрон, и поминутно вытирала слезы. Она не могла найти его.

А паровоз тяжко отдувался, уже готовый тронуться с места и увезти тысячи людей в чужую, недобрую страну.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава первая