Странные вещи

Глава одиннадцатая

Полдень четверга, 12 мая 1994 года

– Ты собака! Ты просто собака! – прошептала Алена псу. – Если узнают, что ты можешь говорить, тут такое начнется.

– Попугаи тоже могут. А я еще могу кусаться. Давай его укушу.

– Только в самом крайнем случае.

Алена забежала в комнату:

– Нинасита! Папа пришел.

– Окаянный! – сказала бабушка, схватила кочергу и пошла к тамбуру. Потом обернулась. – А ты стой ближе к телефону. Если начнет буянить, вызовем милицию. И окно открой, чтобы Крючкины слышали.

Бабушка вышла. Стала надевать калоши. Потом открыла дверь.

Алена услышала, как зарычал пес.

Отец ввалился в комнату прямо в сапогах. Он был с похмелья, небритый и больше всего походил на медведя шатуна.

– Стерва! Со шпаной связалась! Дома не ночуешь!

Потом он произнес еще несколько слов, совсем нехороших.

Алена уже его не боялась, она видела вещи и похуже. Например, как пришельцы забрали Рената.

Бабушка встала между ними.

– Это почему не дома? – сказала она. – Дома она ночевала, вот на этой самой кровати. А ты давай сам домой иди.

Отец смотрел на Алену, и взгляд у него был такой, словно вот-вот прошьет ее насквозь. А она, Алена, стала вдруг Ненси, и прямо при отце. Впервые в жизни. Он это почувствовал и разозлился еще больше.

– Что ты ей наговорила? – сказал он бабушке.

– Ты сам все наговорил, – ответила Нинасита.

С экрана на них осуждающе смотрел Мейсон Кэпвелл.

А потом все случилось очень быстро. Отец отобрал у бабушки кочергу, толкнул Нинаситу в сторону и пошел на дочь. Он замахнулся, но тут за руку его схватил пес, крича: «Нельзя так обращаться с детьми!».

Отец отшатнулся. Вежливые слова пса его почему-то напугали.

А потом ему что-то с силой врезалось в спину, да так что он выронил кочергу, и та покатилась по полу.

Это был Ренат.

Алена бросилась ему на шею. Она хотела сказать, как рада его видеть, живого и здорового, но вовремя спохватилась, вспомнив о бабушке. Та не должна ничего знать.

– Бабушка не в курсе про пришельцев, молчи, – прошептала она в ухо Ренату.

Ренат кивнул и отстранился.

– Еще ничего не кончено! – крикнул отец, но напоролся на взгляд Рената, как танк «Тигр» на противотанковый еж.

Отец осмотрелся. Пес рычал. Ненси глядела на него как на врага. А с левого фланга подкрадывалась бабушка с кочергой в руке.

– Ничего не кончено! – повторил он. – Я вернусь!

Отец Алены вышел из комнаты, затем из тамбура и из прихожей, и зашагал прочь от дома таким решительным шагом словно был главным героем, идущим на подвиг.

Алена повернулась к Ренату и улыбнулась.

– Кажется, мы победили, – сказала она. – На этот раз.

– Вроде бы да, – ответил Ренат и пожал плечами, и Алена вновь его обняла.

***

Садясь в автобус номер 3, Денис строго-настрого наказал себе никому не верить. Любой из тех, кто рядом, может оказаться злобным пришельцем.

Вот, например, сидит мужчина, читает последний детектив «Рябой против перекошенного». Но разве можно в трясущемся автобусе читать? Нет. Значит, притворяется, а на самом деле следит за Денисом. Или вот тетка с двумя баулами. Ну кто, скажите мне, днем поедет в город с тяжелым грузом? Если она на рынок, то надо бы рано утром. Ведь если товар возить днем, так, поди, все лучшие места на толкучке уже заняты. Тоже подозрительно.

Денис подозревал и мужика, который помог ему внести в автобус огромный телевизор. И тем более водителя автобуса, который прикрикнул на него – мол, это вам не грузовик.

Когда автобус остановился у «Авроры», Денис выволок из него свой Тринитрон, положил на скейтборд и повез домой. Тут было совсем рядом, вон из-за деревьев торчит макушка его девятиэтажки.

По дороге встретилась парочка знакомых ребят. Спросили, как прошел чемпионат по шашкам. Денис соврал, что плохо, мол, вылетел почти на финишной прямой, проиграл по-дурацки, упустив хорошую комбинацию. А так, непременно выиграл бы «Тринитрон», как пить дать.

– А это тогда что? – спросил пацан, указав на коробку с телевизором.

– Это тоже «Тринитрон», но я его сам себе купил, как компенсацию морального ущерба.

Денис знал, что этот мир не любит умников. Тут давеча побили победителя передачи «Звездный час», мол, что он себе удумал, взял и выиграл. Самый умный, что ли?

Но этот мир любил предприимчивых. Вроде Дениса.

Ребята помогли дотащить телевизор до двери, и он расплатился с ними наклейками с Джекки Чаном.

Мама открыла дверь и посмотрела на Дениса тревожным взглядом.

– Что случилось? На тебя напали? Почему ты в одной футболке? Где рубашка? Где свитер?

Остатки рубашки висели на Тринитроне, а свитер он забыл еще в Тюмени.

Денис представил как, наверно, ужасно выглядит его лицо. Он не спал всю ночь, шел несколько часов через тайгу и еще видел, как его лучший друг сожрал «Друзей отечества». Слишком поздно он сообразил, что надо бы привести себя в порядок, прежде чем явиться домой.

– Все в порядке, мам, – сказал он, и посмотрел в зеркало, что висело в коридоре за ее плечом. Его лицо выглядело осунувшимся, он словно сбросил десяток-другой килограммов. Но, с другой стороны, он казался чуть старше, что на самом деле не так уж и плохо. – Просто ехал всю ночь из Тюмени автобусом и устал. Так трясло, что невозможно уснуть.

– Понятно, – вздохнула мама.

– И еще вот. – Он отошел в сторону, указывая на коробку с телевизором.

Обеспокоенность матери вмиг улетучилась.

– Победил! – чуть не вскрикнула мама. – Дениска чемпион!

Она обняла его и, оторвав от пола, внесла в квартиру. Потом сама затащила телевизор. Папа был на работе, а так он ее бы успокоил. Она усадила Дениса завтракать. Налила чаю и положила перед ним охапку маленьких сникерсов, которые вообще-то держала для чьего-нибудь дня рождения.

Дома было так тепло. Денис ел бутерброды, пил чай, жевал сникерсы и клевал носом. Его разморило. Часы на стене показывали без четверти час, когда он встал из-за стола и пошел в спальню.

«Пришельцы ничего не успеют сделать, если я вздремну часок другой», – решил он. Мама сама сняла с него футболку, брюки, носки. Совсем как в старые времена, когда он еще ходил в садик.

Денис уснул и уже сквозь сон слышал, как мама рассказывает Хабидулиным, что у них теперь Тринитрон.

И только уже во сне к нему пришла мысль, что родители могут быть уже пришельцами. Но Денис слишком устал, чтобы бороться.

***

– Крапива! – вскрикнул Ренат и стал бегать по комнате.

Он вернулся к машинке, постарался унять дрожь в руках, успокоился и набрал текст.

«Где ты?»

«Ни знаю», – ответил Крапива. Он набирал текст дьявольски медленно, по одной отдельной букве раз в несколько секунд, и забывая ставить пробелы.

«Пес сказал, что ты в каком-то Межмирье. Ты еще там? Можешь оттуда выбраться?»

Крапива долго не отвечал, так что Ренат стал нервничать.

«Ты там?»

«Падажди», – ответил Крапива и стал медленно набирать текст. – «Да я где то там. И я ни знаю как выбратся. Я дома у мамы. Как в фильме Преведение».

Ренат быстро уловил аналогию.

«Я понял. Я тоже непонятно где. Я сейчас тебе объясню».

«Эта ни важно. Слушай и ни пирибивай».

Потом Крапива набрал текст подлиннее. Это заняло уйму времени. Крапива писал, потом останавливался, потом снова писал.

«Мне нужна твая помощ. Не перебивай. Я плохо умею писать и читать. Мама тут всю квартиру обклеила письмами. Кажиться там что то важное. Происходит что то страшное. Когда я пытаюс читать я не понимаю что написано. Читаю второе предлажение и забываю первое. Это такая боелзнь. Я тебе сейчас напишу сюда что мама написала а ты мне напиши обратно прастыми словами. Харашо?»

«Да».

Сегодня среда, 25 мая. Ты забыла вчерашний день, и ты забываешь каждый новый день, только тебе стоит уснуть. Муравейчик пропал две недели назад, во вторник, 10 мая.

Милиция встала, и теперь идти к ним нет смысла, как и звонить. Во всех участках пустота и безысходность.

Ты уже обклеила объявлениями о Муравейчике все дворы. Но там много таких объявлений. Много детей пропало. Ты ходила в школу, там занятий больше нет.

Позавчера в подъезде встретила людей с зелеными повязками на рукавах. Вид у них был такой, будто они эсэсовцы – мрачные, взгляды тяжелые. И глаза у них немного светятся, или мне это только показалось. Они стучались к Зиминым и к Евдокимовым. Кажется, они обыскивают квартиры, и до нас еще не добрались. Только не знаю, что они ищут. В одном из предыдущих (ежедневных) писем самой себе я предположила, что им нужны наши записи, они хотят, чтобы мы все забыли и отчаялись.

Я выяснила, что телефон, телевизор и радио отключились утром 13 мая.

Вчера я вышла в лес его искать. Ничего не нашла. И только когда ночью возвращалась в город, заметила тонкий столб прожектора, поднимающийся из города в самое небо. Когда уже вернулась в Н-ск, свет домов не дал разглядеть, откуда идет этот луч.

Аптеки разбиты. Лекарства кончаются. Не знаю, как быть с мамой. Я теперь как она. Весь город теперь как она. Скоро и я буду звать Тарасика.

Крапива набирал этот текст целую вечность. Буква за буквой.

Ренат не мог понять, как человек может писать что-то, но не понимать написанное. Он, как и вся школа, знал, что Крапива – чокнутый. Но не знал, что до такой степени.

Вот же текст. Его так легко прочитать меньше чем за минуту. Да, прочитать и ужаснуться.

Сам Ренат понял все. А главное – дату. 13 мая. А сегодня, стало быть, уже двадцать пятое. Он и не думал, что провел в собственной голове так много времени. Пришельцы уже захватили Землю. А значит, как говорила его летняя подруга, можно «поднять лапки и тихо ползти в сторону кладбища». Все кончено.

«Что там?» – написал Крапива.

Ренат ему не ответил. Он слышал, как щелкают за его спиной клавиши. Он стоял у окна и смотрел на цветущий сад. Там было хорошо.

Он думал о том, как доживет остаток дней, прячась в собственной голове. Как то же самое сделают миллионы и миллиарды других людей. Джеки Чан, Рутгер Хауэр, Майкл Дудиков и даже папа, который круче их всех, вместе взятых, но не сдюжит против пришельцев.

«Итак, – подумал Ренат, – пришельцы стирают из воспоминаний людей каждый предыдущий день. Вот это и есть их оружие, о которым говорил Навигатор. Не надо вселяться во всех, ведь кто-то должен остаться, чтобы на тебя работать. А люди, которые ничего не помнят, беззащитны, и ими легко управлять».

И тут, как вишенка на торте безысходности, сменилось изображение в окне. Вместо сада Ренат увидел, как другой – второй и совсем не хороший – Ренат обнимает Алену.