Я должен стать Главным Героем или…

Глава 11

На нашу дуэль, казалось, собралась вся гимназия. Ага, не одобряет педагогический состав выяснение отношений при помощи силы, ага, против выступает студсовет! Да вон же! Мужик, похожий на физрука, только что передал Валере целую котлету! Ставку сделал! И он точно не студент — сотрудник!

Мой противник уже размялся и стоял, голый по пояс, в одних спортивных шортах. Зараза, крепкий. Я видел и тренированные плечи, и вздутую, подкачанную грудь Антона Шереметева. А еще он был очень быстрый. Очень. Этот мудила стоял и распрыгивался, как перед боксерским поединком. Миша же наматывал на мои руки бинты — договоренность, которая была достигнута секундантами перед схваткой, чтобы снизить вероятность переломов. Также Миша сообщил, что Шереметев готов вести поединок до момента, пока я не сдамся или он меня не вырубит. В свой проигрыш этот идиот не верил вовсе.

— Ты вообще дрался на кулаках когда-нибудь? — с тревогой спросил Мишаня.

Ага, опомнился.

— Не ссы, я с рабочего района. Там и не такое случалось, — ответил я.

Почему-то вспомнилось, как меня пытались гоп-стопнуть быки Рината и что я с ними за это сделал.

— Ну тут не рабочий район, — сказал Миша, — так что это, следи внимательно. Я на тебя деньги поставил, вообще-то.

— Я тоже на себя деньги поставил, — ответил я соседу по комнате. — Не боись, поднимем тебе лавандоса на куриную грудку.

— Мне бы протеина купить…

— Ну или на протеин.

— И пояс нужен, старый дома забыл.

— И на пояс.

— И еще…

— Так! Мишаня! Давай, бинтуй!

Гигант только согласно кивнул и вернулся к своему делу.

Бинты — это дело хорошее. Бинты уберегут руки. А то, как у меня срастались ребра после визита в клуб, мне совсем не понравилось. Знаете, когда кости чешутся? Непередаваемое ощущение, скажу я вам.

Так как модных боксерских трусов у меня не было, я просто сбросил рубашечку и остался голый по пояс, в брюках и туфлях. Едва я оголился, по трибунам пошел протяжный вздох тех, кто рискнул поставить на меня; на фоне крепкого и спортивного Шереметева, я выглядел тощим и нескладным подростком. Тонкие ручки, впалая грудь, острые плечи. Дрыщ и задохлик, но, какой есть.

Мы вышли друг против друга, но по лицу Шереметева было видно, что боевого духу у него поубавилось: он, здоровый кабан, сейчас будет молотить тощего, вечно недоедающего простолюдина. И не важен контекст моих магических сил, Мишей был выбран кулачный бой и секундант Шереметева на это согласился.

Кстати, вот и он, бежит от своего хозяина к нам.

— Антон предлагает признать поражение досрочно, — высокомерно бросил парень. — Он считает, что нет чести в избиении… — он посмотрел на меня, как на бледную моль, — вот этого.

— Передай Антону, что мамаша его никогда не любила, она мне вчера по секрету шепнула, когда я от нее уходил, — бросил я в лицо секунданту достаточно громко, чтобы мои слова долетели до Антоши.

От такой выходки Мишаня аж закашлялся, а я услышал только протяжный рев, который издал Шереметев:

— Иди сюда, сука! Сюда!

Злобно оскалившись, я кивнул секунданту Шереметева, чтобы свалил в сторону. Сейчас будет мясо.

Я специально оскорбил мать противника, но недостаточно громко, чтобы это услышали на трибунах. Пусть со стороны выглядит так, будто бы Антон настолько долбоеб, что ему все равно, с кем драться и неважно, насколько слабым выглядит соперник. Пусть увидят, что у этой отрыжки аристократа нет и грамма чести. Так будет меньше сочувствующих и потенциальных недоброжелателей, когда я отправлю эту свинью на больничную койку.

Это была важная, самая важная моя дуэль. Я должен показать достаточно силы, чтобы ко мне больше не лезли, но и не переборщить, иначе меня станут просто ненавидеть все аристократы в этом заведении. Ведь сейчас тут схлестнутся не просто два человека — два разных мира. Сытый и мощный Шереметев из древней дворянской семьи, и тощий нищий Штерн, простолюдин, на которого больно смотреть.

Время разговоров закончилось, секунданты разошлись по разные стороны площадки, Мишаня мне еще напоследок подмигнул. Откуда в нем такая уверенность? Или этот гигант умел что-то такое видеть в людях, что сумел рассмотреть ту самую мою ебанцу, о которой говорил дядя Ваня?

Мой противник меня определенно недооценивал. Антон Шереметев просто подошел вразвалочку и попытался закончить все одним хлестким джебом в челюсть. Оскорбленный подобным пренебрежением, я даже не контратаковал — просто отбил ладонью его руку в сторону и сделал шаг в бок.

— Ты драться будешь или как? — спросил я, улыбаясь.

Как же его было легко вывести из себя! Шереметев взревел раненным бычарой и бросился вперед. Вот только дрался он не как деревенщина, выкидывая руки из-за уха, а вполне осознанно проводил боксерские комбинации, время от времени пытаясь пробить мне лоукик.

Кулачный бой — только название, означающее, что оружия на дуэли не будет. Но никто не запрещает использовать ноги, броски и прочие приемы из арсенала ударных и борцовских техник.

Шереметев понимал, что он сильнее, больше и тяжелее, так что постоянно лез ко мне в клинч, я же оборонялся, отбивал его удары, отпрыгивал от лоукиков и ждал, пока у него собьется дыхание. В партер переходить опасно — эта свинья меня просто раздавит. Использовать же наиболее эффективные приемы, например, выдавливание глаз или откусить в клинче противнику ухо, мне сейчас было нельзя. Так что нужно искать момент, чтобы высечь этого кабана наиболее эффектно.

За размышлениями о том, как я буду вырубать Шереметева, я как-то упустил тот факт, что и он может вырубить меня. Я пропустил весьма чувствительный прямой в подбородок, а потом сразу же — левый хук и удар в корпус. Все удары прошли вскользь, на излете, но были такой силы, что, казалось, передо мной не молодой парень, а те самые быки из клуба, которые переломали мне половину ребер.

Это что еще такое было⁈

Тряхнув головой и сплевывая кровь, которая моментально хлынула из разбитой нижней губы, я попытался осознать, что сейчас произошло.

А потом я понял.

Сука. Ну ты и сука, Антон.

Я думал, как тебя вырубить красиво и не слишком травмирующе, чтобы не попортить тебе шкурку.

Но ты, малодушная падла, на честную дуэль не способен. Точнее, ты даже не считаешь простолюдинов людьми. Мы для тебя просто скот, да? И можно делать, что угодно, так?

Ебучие бинты, секундант что-то подложил под них, когда заматывал этому выродку руки. А Мишаня так был занят мной, что даже не пошел проверять, хотя мог. Но мои-то бинты не проверяли, чего это Иванову было тревожиться о том, что вместо дворянина я буду драться с мелким сученышем? И сейчас у Антоши вместо кулаков было два, мать его, кастета. А я еще удивился — зачем бинты? Почему бинты, а не, например, перчатки для рукопашного боя, пусть и с утяжелителями?

Теперь мои танцы вокруг аристократа стали не прихотью, а необходимостью. Любой полноценный удар по корпусу мог сломать мне ребра, а в голову — отправить экспрессом к грузовику-куну, я не шучу. И даже хваленые свойства энергоядра мага, которые позволили мне довольно быстро восстановиться после прошлых приключений, тут не помогут.

Я кружил вокруг Шереметева уже минут десять, постоянно уклоняясь или парируя его удары. Особых признаков усталости противник не показывал, но я чувствовал, что его удары стали более вязкими, а атаки проводились реже. Он выдыхается.

Трибуны, что наблюдали за нашим «танцем» сначала сидели тихо, но люди уже не выдерживали. Кто-то кричал, что я не мужчина и не дерусь, другие — насмехались над Шереметевым, который «не мог поймать юркого жида». Но, конечно, первых было больше. Я чувствовал, как зрители недовольны тем, что я вообще не входил в контакт с противником.

— Илья! Бей или тебе засчитают поражение! — крикнул Мишаня. — А еще я кушать хочу! И на тренировку пора!

Что там мне могли засчитать — было пофигу, но морить голодом черного великана мне не хотелось.

Шереметев как раз в очередной раз попытался пробить мне двоечку, за что был моментально наказан.

Он тоже умел контролировать энергоядро — слишком быстро двигался. Но не так, как я. Грузовик-кун гребанный извращенец, но он — всемогущий извращенец.

Верхом на рояле своего супер-восприятия, я нырнул во второй удар Шереметева и перехватил его локоть, выламывая руку на болевой. Аристократик пискнул, попытался вырваться, но я только сильнее рванул его руку, выламывая сустав из плечевой сумки. По стадиону прокатился тонкий визг Антона — это было пиздец как больно, я вас уверяю — я же подсек его опорную ногу и впечатал кабана лицом в землю. И пока он не успел подняться, стал вбивать рожу этой мрази своим каблуком в грунт.

Трибуны взревели, по рядам прокатился протяжный стон тех, кто поставил против меня, а после — все затихло.

— Знай! — крикнул я после очередного удара так, чтобы меня слышали все присутствующие.

Гимназия молча наблюдала, как я уничтожаю этого мелкого мудилу. Ко мне бросился секундант Шереметева, остановить избиение, но Миша просто встал на пути дворянчика и заслонил ему проход. Секундант был таким же трусом, как и сам Шереметев. Если бы Мише пришлось меня спасать, я был уверен, он бы прорвался. А этому достаточно было лишь пригрозить.

— Свое!

После очередного удара во все стороны хлынула кровь, руку Антоше я сломал окончательно и сейчас она болталась в моем захвате под совершенно фантастическим углом, а я все продолжал и уродовать эту наглую рожу.

— Место!

Сейчас я не просто ломал своему противнику кости лица и зубы, я выбивал из него желание жить.

— Гнида!

Я видел, как с трибун в нашу сторону сорвались члены студсовета и старшекурсники. Где-то там мелькала рыжая голова Валерии, мне что-то кричали, махали руками. Я же чувствовал, как под моей ногой умирает гордая скотина и остается просто бессознательный кусок мяса.

Когда я увидел, что «спасатели» совсем близко, и их взбешенные лица не сулят мне ничего хорошего, я схватился за бинт на кулаке противника и сжег его одной магической вспышкой. Шереметев моментально пришел в себя и взвыл от боли — в воздухе запахло жженой плотью. На землю же, прямо перед теми, кто спешил на помощь выродку, упали несколько тонких стальных пластин, которые секундант Шереметева замотал в бинты перед боем.

Я отпустил руку своей жертвы и демонстративно наклонился, поднимая железное говно, спрятанное на кулаках аристократа.

— Я же говорил, что он свинья, и что он поплатится, — сказал я в лицо Валерии, которая сейчас стояла передо мной в первом ряду. — На, дарю, на память. Второй комплект на другой руке, сама найдешь.

И бросил ей еще горячие железки.

Девушка, еще не понимая, что происходит, неловко поймала накладки, нелепо таращаясь на обжигающие пластинки. Парням же, что бежали вместе с ней помогать Шереметеву, ничего объяснять не пришлось. Они молча расступились, давая мне пройти к Мише.

— Ходи и оглядывайся, сученыш, — прошипел я мимо проходящему секунданту Антона. — Оглядывайся.

Парниша аж присел на ходу, я думал, в штаны наложит. Но, вроде, сдержался.