Третьего раза не будет!

— Марк, отвали! Остановись! — заорала я, но тщетно.

Он лишь сильнее вдавил меня в стену. От страха и боли в руке перед глазами поплыли круги. Я вырывалась изо всех сил, но бесполезно…

Алексис

— Какие планы на завтра? Останешься на охоту или вернёшься домой? — спросил Эртанис.

— Пожалуй, останусь ещё на денёк. Ты последний, с кем мне нужно было встретиться, — ответил я. — Со всеми остальными договора уже перезаключены.

— Тянул до самого конца?

— Оставил приятное на десерт, — ухмыльнулся я, глядя на неунывающего кудрявого Эртаниса.

Каким бы задом ни поворачивалась к нему жизнь, он всегда улыбался, и этой нахалке так или иначе приходилось вставать к нему лицом, чтоб посмотреть, чему он так радуется.

— Эй, полегче с такими намёками, я вообще-то женат, — рассмеялся друг.

— Хм, с одной стороны женат, а с другой — можешь и развестись, тебе же хватило мозгов не проходить через Обряд, — пожал плечами я.

Друг сразу стал серьёзным. Зря я коснулся этой темы, проклятая метка тускло чернела на руке, доползая почти до самой ключицы. Эту метку я ненавидел так, словно она — само воплощение зла. Хотя для меня всё так и было, потому что я не знал, с какой женщиной связал себя нерушимыми узами Обряда Единения Душ. Поэтому не мог её убить и наконец обрести свободу.

— Никаких новостей о ней?

— Нет, она всё также скрыта от поиска. Надежды, что она сгинет в войне или сдохнет от голода, не оправдались. Я искал её всеми возможными способами, даже отца привлёк, хотя ты знаешь, что я предпочту себе ногу отгрызать, сидя в костре, чем обращаться к нему за помощью, — я откинулся в кресле и сделал большой глоток вирраля.

Напиток в этом году получился отменный, в меру терпкий и сладкий, с ярким послевкусием.

— Ты по-прежнему уверен, что она повстанка? — спросил друг.

— У меня по-прежнему нет других версий. Смотри, после взрыва Капитолия меня нашли в месте, откуда активировали бомбы, так?

— Так.

— Раненого и без памяти, но в положении, которое предполагало, что меня вытащили из-под обломков стены, кровавые следы вели к ней, так?

— Так.

Эртанис достал листок и принялся рисовать место, где меня обнаружили шесть годин назад.

— И память я потерял ровно с момента, когда поссорился с отцом. То есть две с лишним годины жизни. В течении этого времени я не выходил на связь, не поддавался магическому поиску, не оставлял вообще никаких следов… Как ни прискорбно это признавать, но чем больше я ищу, тем больше убеждаюсь, что я всё-таки связался с повстанцами. Не знаю, чем они меня зацепили, не знаю, чем меня зацепила она, но другого объяснения просто нет.

— Но метка была ярко-белой и кайма тоже. И до самой ключицы, Алексис. Ты сам знаешь, это означает очень сильные взаимные чувства. Ладно, оставим взаимность. Это были очень сильные чувства с её стороны. Кроме того, тебя проверяли на приворотные зелья и магию, никаких следов. Ментальные проверки тоже ничего не дали.

— Хотелось бы посмотреть на её метку. Знаешь, что самое странное? За все эти годины лишь пару раз были слабые отголоски реакции. Ни ранений, ни болезней, ни романов с другими мужчинами. Только тот раз через полгодины после падения Капитолия, когда я сам был пустой и не мог прийти на зов. Только один раз за шесть годин! Кем она может быть?

— Вопрос на миллион эргов, Алекс. И каков план, если ты её всё-таки найдёшь?

— Убью. За свою свободу, за то, что мне приходится до сих пор отмываться от всей этой грязи, связанной с повстанцами, и за то, что она меня там оставила, раненого.

— Уверен, что она там была? — с сомнением спросил Эртанис.

— Скорее всего, это она активировала взрыватели и оставила меня в качестве козара отпущения на потеху палачам.

— Но кайма метки горела белым. Нужно иметь очень сильный мотив, чтобы предать человека, которого так любишь.

— Вероятно, она просто фанатичка.

— Женщин среди повстанцев было очень мало, их всех проверили и допросили, среди движения не было значимых фигур, кроме Алой Крамолы, а у неё метки не было, это утверждали все.

— Но Алую Крамолу так и не нашли, а метка могла появиться перед самым взрывом. Знаешь, я бесконечно благодарен Провидению, что отец с матерью тогда опоздали на приём. Я бы с ума сошёл, зная, что запачкан и в их смертях тоже, мало мне других друзей и знакомых, что погибли в тот день?

— Вот поэтому я и не верю, что ты взорвал Капитолий. Скорее уж пытался их остановить, даже если и связался с повстанцами. Или, возможно, твою загадочную жену они держали в заложницах, шантажируя тебя. И тогда она ни в чём не виновата.

— Шесть годин держат в заложницах? — раздражённо хмыкнул я. — Если они её за это время раскормили, то не получат от меня ни эрга.

Наш смех разорвал ночную тишину.

— Да ладно, заплатишь любое состояние, чтобы просто узнать, кто она.

— Пожалуй.

Мы помолчали.

— Как с отцом? — осторожно спросил Эртанис.

— Вооружённый нейтралитет. С одной стороны, я потенциальный пособник повстанцев, это минус, с другой — активно финансировал остатки Старших семей в обеих войнах, это плюс. Ах да, боевой маг из меня по-прежнему никакой, это ещё один минус. Но на войне отличился, поэтому хоть на что-то да гожусь, это ещё один плюс. Наследников нет и не предвидится, это снова минус. Но сколотил неплохое состояние сам, и это, опять же, плюс. Так что пока не понятно: вроде и позор рода, а вроде и не совсем. Отец с отношением ко мне никак не может определиться.

— Ты слишком категоричен, Алексис. Ему тоже нелегко. После всех тех обвинений им с леей Исбелой пришлось горько, особенно когда оказалось, что ты ничего не помнишь.

— Отец был в ярости. Сказал, что моё беспамятство — удобнейшая отговорка для труса.

— Но ты не трус и никогда им не был, уж после трёх годин войны бок о бок могу сказать это с уверенностью.

Эртанис сделал глоток вирраля и отсалютовал мне бокалом.

— Если ты сейчас опять будешь вспоминать, как я начал форсировать укрепления альватов, то я тебе снова повторю: случайно вышло! Я вообще в лазарет торопился и тебя звал, просто в дыму запутался и ринулся через линию фронта, а не в тыл. Кто мог подумать, что все примут это за призыв к штурму и поднимутся за мной вслед? Я вообще-то возглавлял медкорпус, какой из меня штурмовик?

— Но укрепления мы взяли, а альватов ты существенно проредил, щитом своим прикрыл несколько десятков бойцов, в том числе и меня. И как ни крути, а это был перелом войны, после альваты почти всё время отступали. Так что ты военный герой.

— В голове с дырой.

— Ещё скажи, что когда госпиталь отбивали и ты нескольким десяткам боевых магов устроил скоропостижную кончину, а потом ещё десяток уложил в рукопашную, то это тоже вышло случайно. И Доктор Смерть — это тоже так, случайное прозвище, ты мимо шёл, а оно само прилипло.

— Может, и шёл, — я глотнул ещё немного вирраля, очень уж он удался в этот раз.

— Тогда я просто иду за тобой, дружище, всегда зная, что у тебя прямо по курсу весёлая заварушка. И если ты найдёшь свою единую, то дай слово прихватить меня с собой.

— Обещаю. Не может же она скрываться вечно. Я всё ещё не теряю надежды, что она наконец сдохнет, и я смогу зажить обычной жизнью.

В этот момент метка откликнулась лёгким жжением. От удивления я едва не выронил стакан, в последний момент успев поставить его на стол.

— Алекс?

— Метка!

Я закрыл глаза и сосредоточился на связи. Ну, иди ко мне, дорогая, я так долго этого ждал! Метка продолжала накаляться, обдавая волнами жара и боли. Но этого почему-то было слишком мало, чтобы открыть к ней портал. Да что ж такое, каскарр её забери?

— Алекс, держи! Возьми меня с собой! — Эртанис сунул мне в руки несколько накопителей.

С ними дело пошло проще, я наконец смог поймать нить и попытался пройти по ней, открывая портал к своей клятой единой.

— Не смогу! Она в другом мире! — успел крикнуть я, прежде чем провалился в серое ничто межмирового перехода.

Сбежала в другой мир, тварь? Ну ничего, сейчас ты ответишь за всё!

Глава 2. Столкновение миров

Анна

Я билась из последних сил и уже почти отчаялась, когда Марка буквально оторвало от меня. Хватая ртом воздух, судорожно попыталась закутаться обратно в порванный халат и чуть не разрыдалась от облегчения: жгучая боль в руке наконец отступила!

Наверное, у меня случилось помутнение рассудка, потому что в прихожей стоял Алекс, держа Марка за шиворот. Несколько коротких ударов, и бывший выкинул соседа за порог, не сразу совладав с ручкой незапертой двери. Страх, что он сейчас снова исчезнет, ничего не объяснив, подкинул меня с пола и вынудил вцепиться в локоть бывшего возлюбленного.

— Алекс!

Выкинув соседа за дверь, спаситель повернулся ко мне. Он стал совсем другим! Я во все глаза смотрела на такое родное лицо и едва могла узнать его, заматеревшего, раздавшегося в плечах и покрытого шрамами. Один особенно крупный белел через всю левую половину головы ото лба до затылка. Лицо рассекали несколько отметин поменьше, подчёркивая, насколько сильно он успел измениться.

Сделав шаг навстречу, Алекс схватил меня за запястье, задрал рукав, а затем стянул с руки халат, чтобы хорошенько рассмотреть клеймо. При этом выглядел так, словно видит его впервые. С момента появления в квартире он не проронил ни слова, только яростно сверкал невозможными фиолетовыми глазами. Облегчение, неверие, злость и какая-то фантастическая удовлетворённость от его возращения смешались в гремучий коктейль, и я часто дышала, глядя на своего спасителя и не зная с чего начать — со скандала или слезливых радостных объятий.

Изучив рисунок, Алекс уставился в моё лицо, а затем заговорил на совершенно незнакомом языке.

— Алекс, я ничего не понимаю!

Кажется, бывший тоже удивился внезапному языковому барьеру. Не выпуская руки из стальной хватки, он протащил меня через всю квартиру, заглянул во все углы и помещения, надолго задержавшись в спальне. При виде кровати он опешил и переводил ошеломлённый взгляд с меня на постель и обратно. В душе рождалось тревожное чувство. Может, это не Алекс? Его брат? Он тоже явно был шокирован встречей. Как же так? Хотя есть способ проверить. Заставила его стянуть с правой руки странного кроя комбинезон, чтобы осмотреть рисунок на его коже. На вид узор был точно таким же, как раньше, но разве возможно достоверно помнить столько лет спустя?

Алекс продолжил сверлить меня яростным взглядом.

Я попыталась выдернуть руку, но не преуспела, тогда пришлось подтащить Алекса к тумбочке, где лежали наши фотографии, и достать самую последнюю, где мы стоим в джинсах и белых майках, держимся за руки и улыбаемся в объектив. Таких фоток было две, на одной мы прижались спинами друг к другу, и рисунок хорошо виден на обеих руках, моей левой и его правой. Пока я сравнивала, Иртов заинтересовался другими фотографиями. Они лежали в отдельном альбоме, и я никак не могла набраться сил его выкинуть, хотя иногда очень хотелось.

И снова он разглядывал альбом так, словно видит впервые, хотя мы сделали его вместе, некоторые фотографии он даже сам подписал. Указала на эти места. Плотные картонные страницы он перелистывал по нескольку раз, всматриваясь в лица знакомых и одногруппников, что попали в кадр. Надписи, сделанные собственной рукой, заинтересовали его больше всего, их Алекс изучал с особой тщательностью.