Третьего раза не будет!

Затем он завороженно коснулся отделанной бирюзой спинки кровати, потрогал зеркало в старой бронзовой раме, внимательно обошёл квартиру ещё раз, дотрагиваясь до вещей. Надолго остановился у обшитого медью щита, купленного им на одной из питерских барахолок. Затем он сел на диван и властно усадил меня рядом с собой, заставив смотреть ему в глаза.

«Кто ты такая?» — его голос ворвался внутрь разума, и настал мой черёд терять почву под ногами.

«Аня. Анна. Твоя бывшая возлюбленная».

Этот странный мысленный контакт дал возможность словно проникнуть в его чувства. Меня обдало ледяной враждебностью. А ещё я вдруг очень ясно осознала: сидящий рядом человек меня совершенно не знает. Это причинило боль. Я не понимала, как такое могло произойти.

Алекс не разрывал тяжелого зрительного контакта и словно присутствовал у меня в голове, читая мысли.

Отвечать было сложно, но оказалось, что можно показывать картинки из прошлого.

И я вернулась в воспоминания, начиная с нашей первой встречи. Первый год мы просто дружили, и если я была безнадёжно влюблена в него почти с начала первого курса, то он держался холодно до тех пор, пока я не расцеловала его первого сентября на второй год обучения. Так обрадовалась встрече после целого лета разлуки, что не удержалась и повисла у него на шее, покрывая щёки восторженными поцелуями. Тогда Алекс подхватил меня и поцеловал в губы, прижав к себе ещё крепче. С того момента мы стали неразлучны, а месяц спустя съехались.

Я показывала ему наши дни и ночи, учёбу, которая всегда давалась легче, когда мы делили сложности на двоих, вечеринки с друзьями, редкие путешествия на машине отца, которую Алекс не очень любил и совершенно не умел водить. Наши летние вылазки на дачу к друзьям и поездки на пляж, редкие ссоры и бурные примирения.

«Что я рассказывал тебе о себе?»

Да толком ничего. Кусочки информации про то, как недоволен его отец выбором специальности, иногда что-то про друзей детства со странными именами.

«Покажи Обряд. Метка. Как она у тебя появилась?»

Это произошло тем летом, когда он ушёл. Болезненные воспоминания наворачивались слезами на глазах, да и голова начала раскалываться от тяжёлого мысленного контакта. Но я подчинилась и показала воспоминания из того вечера.

«Что было дальше?»

«А дальше ты ушёл на каких-то десять лет. И я сначала ждала, а потом перестала. Ты можешь снять это клеймо?»

«Я за этим и пришёл», — саркастично ответил Алекс, и я почувствовала его эмоции, мрачные и враждебные.

«Ты меня не узнаёшь? Как такое может быть?»

«Я тебя не помню, потому что получил травму головы во время взрыва и потерял две с лишним годины из жизни».

«Две годины? Но ты жил тут не меньше трёх лет, и это только то время, которое мы учились вместе».

«А сколько времени прошло с тех пор, как я ушёл?» — мрачно спросил он.

«Десять лет», — ответила я.

«Видимо, година в нашем мире равна двум годам в вашем. Тогда по времени примерно совпадает», — ответил Алекс.

«Ты… ты из другого мира?» — я не удержалась от глупого вопроса, хотя давно предполагала нечто подобное.

Как иначе объяснить и странный обряд, и способности, и невозможные фиолетовые глаза?

«Да. И судя по тому, что я тебе этого не рассказал, наши отношения были не настолько радужными и близкими, как ты пытаешься их показать. По крайней мере, я тебе не доверял».

Его слова воскресили давно забытую боль. Наверное, он прав.

«И что изменилось сейчас?»

«Сейчас это уже не имеет значения. Мне жаль, что я связал нас Обрядом».

В ответ на такие простые слова внутри взорвались эмоции, которые я годами считала остывшими. Наши ночи, наша любовь, наша страсть — неужели он так просто их забыл? То ли яркие воспоминания так повлияли, то ли я просто не готова была его отпустить, но вместо того, чтобы обиженно оттолкнуть, я прижалась к нему, вдыхая его запах, такой родной и такой чужой одновременно.

Халат он стянул с меня ещё в коридоре, поэтому я осталась в одной тонкой майке и шортиках. Это было так жалко, так глупо, но я его не отпускала. Безумно хотелось, чтобы это всё оказалось страшной ошибкой, чтобы он вспомнил… и остался. За все эти годы ожидания я не смогла придумать ни одного стоящего оправдания его поступку, но вот сейчас он стоял передо мной, покрытый шрамами, забывший, но пришедший на помощь в момент, когда так нужна была его защита.

Когда рука Алекса скользнула под майку, я лишь крепче вцепилась в него в ответ. Касание шершавой ладони было умопомрачительно приятным, и пришлось замереть, чтобы не спугнуть эту ласку, такую забытую и такую необходимую. А дальше всё случилось словно в первый раз — его прикосновения и мои жаркие поцелуи, сильные пальцы, скользящие по груди и сжимающие её в сладких тисках, горячее дыхание, одно на двоих.

Первый раз он взял меня на диване, едва не запутавшись в своём странном комбинезоне. Но я не возражала, напротив, подавалась ему навстречу, обхватывала руками и ногами, сходя с ума в объятиях. Первая волна наслаждения накрыла, едва он успел набрать ритм, двигаясь во мне яростными толчками. Почувствовав мой экстаз, он тоже взорвался горячим удовольствием. Мы приходили в себя, глубоко дыша, переплетённые на узком диване, разгорячённые и ошарашенные случившемся.

«Алекс, а ты мог быть с другими?» — осторожно спросила я.

«Нет, метка работает в обе стороны. У меня тоже никого не было всё это время, если ты об этом».

Конечно, об этом, о чём же ещё? Я ошалело улыбнулась и утянула его в спальню. В конце концов, после стольких лет вынужденного воздержания одного раза было мало. Не знаю, слышал ли он мои мысли или сам наметил схожий курс, но остаток вечера мы провели в постели. Единственное, что смутило, так это отсутствие поцелуев. Раньше мы обожали целоваться, а теперь он предпочёл ограничиться только прикосновениями, и это было непривычно и немного неправильно. Но настаивать я не стала, посчитала, что ещё успею спросить об этом завтра.

Впервые за долгие годы я засыпала в кольце сильных мужских рук, и это было потрясающе приятно, хоть и немного жарко по летней поре.

Уже отключаясь, подумала, что я так и не спросила, что будет завтра.

Алексис

Переход между мирами — мерзкое ощущение, будто пытаешься пройти сквозь каменную стену, только стены нет, камня нет, ничего нет… и тебя, возможно, тоже нет. В общем, к каскарру такие удовольствия. Злость на неизвестную жену-повстанку становилась только сильнее, и я был готов накинуться на неё и начать душить, как только выйду из портала.

Но оказалось, что позиция экзекутора уже занята каким-то сипящим и хрипящим телом, под которым яростно дрыгались женские ноги. Пару мгновений потребовалось, чтобы разобраться, дрыгаются они в порыве страсти или в сопротивлении. Судя по крикам, амбре перегара, а также борьбе, которую отчаянно проигрывала моя единая, согласием тут не и пахло.

И я бы, может, полюбовался на то, как они развлекаются, но руку жгло нестерпимо, а поиздеваться над мерзавкой хотелось и самому. Поэтому пьяного я поднял за шиворот, впечатал ему в грудь аркан и отправил уже мёртвое, но ещё не знающее об этом тело за порог. Не люблю насильников.

Девушка, поднявшаяся с пола в драном балахоне, была очень напуганной. А ещё она явно не ожидала меня здесь увидеть, но сбежать не пыталась, наоборот вцепилась в локоть, но не в попытке остановить процесс эвакуации своего пьяного кавалера, а скорее из страха, что я уйду. Даже прижалась ко мне.

— Алекс!

Я рассматривал её с любопытством. Симпатичная, даже красивая, но не яркой порочной красотой Ксендры, а какой-то милой и уютной, хоть и скучноватой. А ещё она улыбалась, причём радость была подлинной, её аура искрилась от счастья. Надо же, ни страха, ни вины, чистое счастье и никакого ментального блока. Ящерица она или человек, почему защиты на ней нет никакой?

Руку из балахона было видно только до локтя, пришлось стянуть с неё рваное нечто, чтобы хорошенько рассмотреть рисунок, оплетающий кожу от тыльной стороны ладони до плеча. Неужели я так сильно её любил? Напротив меня стояла совершенно чужая незнакомка, если бы не улыбка. Улыбка трогала за душу, а странные ямочки на щеках только добавляли ей какого-то необычного очарования.

Таких я никогда не видел, и внутреннее чутьё подсказывало, что девушка родилась не в Мундаре. Что-то неуловимо чуждое сквозило в её чертах: вроде и нос обычный аккуратный, и губы вполне полные и выразительные, и глаза голубые в обрамлении густых ресниц, но было в её лице что-то завораживающе иное. Особенно сейчас, когда она с удивлением и радостью рассматривала меня в ответ. Её поразили шрамы, даже рука дрогнула, словно единая хотела прикоснуться ко мне, но остановилась буквально в пяди от моего лица. Всё равно я бы ей этого не позволил.

— Он самый. А теперь ты мне будешь много и обстоятельно рассказывать о том, кто ты такая и где мы находимся. И тебе же лучше, если ты сделаешь это добровольно.

Она изумлённо ответила на какой-то тарабарщине. Я понял, что это местный язык, и даже уловил смысл. Девушка со странными ямочками на лице не говорила на аларанском, а значит, когда-то я говорил на местном. Возможно ли, что из-за травмы забылся и язык тоже? Ведь значение сказанного ею я вполне понимал, хоть и не мог ответить. Ладно, допустим. Не выпуская беглянку из захвата, быстро осмотрел помещение, вызывающее какое-то смутное, очень далёкое чувство принятия.

Сильнее всего поразила кровать, отделанная бирюзой. Насколько же богата эта девица? Пришлось взглянуть на неё по-другому. Это вполне объясняло, почему я появился у Капитолия с нательной сумкой, полной дорогущих украшений из этого редкого камня. До сегодняшнего дня на ум приходило лишь то, что со мной таким образом расплатились за взрыв, но что если я пришёл из другого мира, где смог раздобыть эти сокровища сам?

Единая тем временем заинтересовалась моей меткой и даже настойчиво попыталась стянуть с меня петорак, чтобы на неё посмотреть. Под впечатлением от кровати, инкрустированной бирюзой, сопротивляться не стал ни когда она оставила меня полураздетым, ни когда потащила к ящику и стала сравнивать рисунок на коже с картинкой в странной книге.

Но что это была за картинка! На ней очень чётко были изображены мы с ней, улыбающиеся и счастливые. Я — такой, каким помнил себя до падения Капитолия, а она почти совсем не изменилась. Мы стояли рядом в странных синих штанах и не менее странных, слишком откровенных белых майках. Картинок оказалось много, целая книга состояла из них целиком, лишь кое-где мелькали надписи. Девушка указала на одну из них и ткнула пальцем в меня. Всмотрелся в чуждые символы и вдруг осознал, что этот почерк принадлежит мне.

Да, символы незнакомы, но вот такой же росчерк я всегда ставлю в буквах с нижней петлёй. Рассматривая свидетельства из прошлой забытой жизни, я испытывал одновременно горечь и удовлетворение. Стало жаль забытых дней, но чем дольше я рассматривал книгу, тем яснее становилось, что именно тут прошли исчезнувшие из памяти две годины, даже на картинках где-то волосы у меня были совсем короткие, как сейчас, а где-то длинные. Так они отрастают только за половину, а то и за целую годину, не меньше. На картинках встречались незнакомые лица. Светловолосая девушка с ямочками присутствовала почти на всех, и становилось очевидно, что мы были близки. Часть картинок сделана здесь, именно в этом доме, а значит, я тут часто бывал или, возможно, даже жил.