Магические осадки не ожидаются

Арлиль Норд. О свободе и вездеходе

Приступ слабости накатил внезапно и, как всегда, в самый неподходящий момент — в палате, когда я отжимала грязную тряпку в ведро. Хорошо, пациентов не успели заселить, никто не увидел… Тряпка шлепнулась в воду, окатив подол полосатой юбки, а я успела схватиться за перила больничной койки. В ушах стоял шум, в глазах плясали черные точки, и по силе приступа я с точностью магометра могла определить направление и расстояние, где произошел магический взрыв.

На севере, совсем близко. А в том направлении, дальше нашей больницы для бедняков, находилось только два объекта: приют и кладбище.

Вот ведь странность: магии я лишена уже десять лет как, а чувствительность к ней, особенно к аномалиям, только усиливается. Я ее не переношу.

Меня при сильных всплесках чужого колдовства трясет и выжимает, как ту же тряпку, и я снова и снова переживаю миг моей магической смерти, когда десять лет назад равнодушный и безжалостный палач привел приговор в исполнение: запустил цепь артефактов-поглотителей, обвившую меня как клубок мышей-вампиров, и они высосали меня до капли. Весь магический резерв и почти весь жизненный, а напоследок выжгли каналы, чтобы магия уже никогда не могла возродиться.

Как я кричала тогда, как билась! Эхо того крика до сих пор звучит в ушах и оглушает меня, когда рядом творится сильное колдовство. А потерянный голос полностью не восстановился до сих пор.

И это хорошо, иначе я бы всю больницу перебудила воплем давнего ужаса и боли. Хорошо, что я разучилась кричать.

Я с трудом заставила себя дышать. Вдох. Выдох. Медленно. Глубоко. Вдох. Выдох. Вот так. Всё давно позади. А то, что приступы усиливаются, — так и должно быть. Это лишь растянутая на десять лет казнь государственной преступницы. Сколько я еще выдержу? Год? Два?

— Что с вами, госпожа Леман? Вам плохо? — раздался за спиной участливый голос. Надо же, сам заведующий, маг и целитель Смокт здесь. И что ему не спится?

Никто, кроме Смокта, так по-человечески ко мне не обращался, и я не была ему за это благодарна. Не нужно напоминать, кем я была раньше. Не нужно дарить надежду, что что-то может измениться. Не нужно нарушать правила. К таким, как я, принято обращаться «эйта» в лучшем случае. Или просто «эй, ты», по сути то же самое.

Я сглотнула застрявший в горле ком, прохрипела:

— Все хорошо, господин заведующий. Голова немного закружилась. Слишком резко выпрямилась. Вредно это в моем-то возрасте.

Мне всего тридцать три, о чем вряд ли кто заподозрит, глядя на мое сморщенное, сухое, как коряга, тело. После суда и полного лишения магии я выжила, но… это была уже не я. Та седая морщинистая старуха, в которую я превратилась за час экзекуции, получила новое имя «Мар Леман» и была отправлена в тюрьму, в одиночную камеру на пять лет. Лишив меня всего — магии, здоровья, лица, имени, состояния — палачи хотели лишить меня и ума.

Иногда мне кажется, что и это им удалось.

Шучу.

Может быть.

— Да, в вашем возрасте нужно быть осмотрительной, — бессердечно согласился маг. — Но я заметил одну странность: как только срабатывает подарок одного моего старого друга, так у вас начинает кружиться голова. Я даже не поленился найти вас сейчас, чтобы проверить свою теорию. И не ошибся.

Значит, он здесь не случайно мимо проходил, а целенаправленно — полюбоваться моими конвульсиями. Почему-то такой холодный исследовательский интерес показался особенно обидным. И страшным. А что, если это не любопытство, а слежка? Не случайно же меня после тюрьмы определили на принудительные работы под присмотр целителя. Наблюдают, не возродится ли выжженный дар? Да с чего бы такое счастье? Еще никогда и ни у кого не возрождался после экзекуции.

— Это что же за подарок такой? — я даже нашла силы усмехнуться.

У Смокта получилось отвлечь, заглушить эхо в моей голове и заговорить боль. Чуть повернув голову, я покосилась на нашего единственного в заведении мага-целителя высшей категории. Есть и другие целители, конечно, но не столь талантливые.

Заведующий, прищурившись, рассматривал меня даже с некоторым участием в теплых карих глазах. Его черные волосы были слегка встрепаны, а на поросшей легкой щетиной щеке виднелся узкий отпечаток, словно мужчина вздремнул на стопке папок с историями болезней.

И я снова поразилась, как в первый день, когда стражник доставил меня на место принудительных работ: что в этой дыре забыл столь импозантный, подтянутый, красивый и еще молодой мужчина? Он же, наверное, мой ровесник. То есть, ровесник той, убитой меня, какой я должна сейчас быть.

Как такое сокровище могло оказаться в дырявом плесневелом сарае — больнице для нищих и бездомных? Что его заставило или кто? Или он тоже, как и я, преступник и отбывает наказание? Вряд ли. Тогда он не смог бы лечить. Магов, преступивших закон, всегда опустошают до дна, чтобы уже наверняка.

Смокт вынул из кармана круглый диск с вплавленными в него драгоценными камнями и золотой стрелкой под хрустальной крышкой.

— Мой карманный регистратор магических аномалий, — пояснил мужчина. — Совершенно необходимая вещь в нашем неспокойном районе. Случись где-то драка с применением артефактов или магическая дуэль, я уже готов принимать пострадавших.

Я не успела задать вертевшийся на языке вопрос: уж не в магполиции ли разжился таким артефактом его друг? Камни вспыхнули, стрелка метнулась к алому рубину, а я словила вторую волну фантомных болей, и меня вырвало в ведро.

— Простите, — я гордо выпрямилась и аккуратно, словно дорогим кружевным платочком, вытерла рот марлевой салфеткой. Может, я и старуха, но не неряха.

— И часто у вас такие приступы? Почему вы ни разу не обратились за помощью?

Как будто не знает. Его же ознакомили с досье на меня. Правда, в бумагах значится фальшивое имя и дата рождения: наше государство дает шанс выжившим после казни осужденным достойно дожить до скорой смерти. По этим документам мне сейчас не тридцать три, а все семьдесят пять лет. Но о факте суда и экзекуции заведующий осведомлен, и последствия таких приговоров не секрет для лекарей.

— Частенько, господин целитель. У меня аллергия на магию. Это, знаете ли, не лечится.

— Приступы можно и нужно купировать. Какой же из вас работник будет в таком состоянии, да еще и в госпитале, где магия применяется на каждом шагу?

— Я же не медсестра и не ассистентка, — огрызнулась я. — А уж полы помыть, судна вынести из-под пациентов и белье выстирать я в любом состоянии смогу.

— Вижу я, как вы справляетесь, — поморщился Смокт. — Приведите себя в порядок и выпейте горячего сладкого чаю, он восстановит силы. У вас есть четверть часа, не более, — он посмотрел на карманный регистратор, словно в него еще была встроена часовая функция. — Такие магические бури, как сегодня, без увечий не проходят, даже если случились в полночь на северном кладбище. Особенно, если там. Похоже, у нас сегодня будет жаркое дежурство, надо подготовиться.