Лёд и порох

* * *

Когда все убедились, что я успокоилась и расползлись по комнатам, я босиком, тихо-тихо отправилась туда, где до сих пор не погасла свеча. Поцарапалась в дверь, с грустью вспомнив того, кто однажды так же пробирался ко мне в костромской усадьбе.

— Ксения Александровна, у Вас же нет кошки. — усмехнулись за дверью.

— Могу я войти? — хрипло прошептала я.

— А Вы умеете спрашивать? — он открыл дверь и пропустил меня внутрь, отводя взгляд от лица.

Я осмотрелась и заняла кресло, в котором до этого столько часов следила за его самочувствием. А ведь он еще тогда задумал бросить меня.

— Вы почему не спите? — я рассматривала тени под глазами. Конечно, синяки от операций тоже имеют место, но вряд ли он упивается тупиком, в котором мы все сейчас оказались.

— Могу спросить Вас о том же. — мягко парировал мой пленник.

— Я-то отоспалась, а Вы к побегу готовились.

Угу, саквояж собран и особых признаков жизни нет. На столе письмо, и адресата, по-моему, я регулярно в зеркале вижу.

— Полагаю, что мое дальнейшее пребывание здесь неуместно.

Вон оно как!

— И куда же Вы собрались? В этот кладбищенский предбанник? Вас еще резать и резать, нужен присмотр, лекарства, чистота, тепло. — я всхлипнула. — Почему Вы так со мной?

Он опустил взгляд.

— Вам больно.

— Да! — взвилась я и почувствовала палец на губах.

— Все спят, не нужно их беспокоить.

Он присел напротив.

— Не переживайте обо мне. Теперь у Вас есть семья, зачем Вам старый больной покойник?

— Не больной, просто еще не долеченный. — всхлипнула я. — И вовсе не старый.

— Ксения, в каком году Вы родились? — это он вообще зачем?

— В тысяча девятьсот восемьдесят восьмом. — а ведь едва не назвала восемьсот семьдесят второй по привычке.

— Сто тридцать девять лет разницы? — шепотом воскликнул он. — А я-то переживал насчет двадцати трех.

Рассмеялся, и вскоре к этому присоединилась я. Почти как раньше, только отдает безнадегой.

— Пообещайте, что не уйдете пока мы Вас лечим. — я многое могу выдержать, Господи, но не отнимай все сразу.

Молчит.

— Я могу снова попросить. — ведь сработало же шесть недель назад.

Опять молчит.

И даже когда я стою перед ним совершенного голая, все равно молчит.

— А может Вы бросите меня с завтрашнего дня?