Лёд и порох

* * *

Дрожащими руками я разливала чай, преимущественно мимо стола. Тюхтяев вздохнул, отобрал чайник и одной левой аккуратно наполнил чашки. Оценивающе посмотрел на меня, прохромал к глобусу, обнаружил неприятную пустоту, извлек из кармана фляжку (и когда только успевает все?), щедро плеснул в мою чашку и проследил, чтобы я выпила.

— Поговорим?

Я только кивнула.

— С чего начать? — все-таки спокойнее, когда он начинает руководить.

— Наверное, с самого начала будет лучше всего. — он поудобнее устроился в кресле и слегка снисходительно и тревожно уставился на меня.

«Вначале было слово, и это слово было «Бог». Вот могу и так начать, откровенно говоря, только мне отчего-то не смешно. Я так хочу рассказать тебе все, но чтобы ты понял. И принял меня такой. Но ты меня даже с придуманной биографией расхотел, что уж себя обманывать. Просто отгородился и от меня, и от нашего прошлого. Любишь по привычке, но идешь дальше один.

А что, может правда и встряхнет все?

— Пятнадцатого февраля две тысячи пятнадцатого года мне понадобилось встретиться с владельцем крупной компании со странными вкусами в одежде… — начала я долгий рассказ.

Да, брови уехали дальше, чем когда-либо, но раз сам просил, то слушай.

Тюхтяев не перебивал, делал пометки на очередном листе, и лишь изредка задавал наводящие вопросы.

— …Вернувшись, я поняла, что прошло несколько больше времени. Ну и обратная калитка больше не действует. А остальное Вы знаете.

— Да. — поднял глаза от записей. — А вернулись-то зачем?

То есть все остальное тебе в порядке вещей, а повод для возвращения вдруг заинтересовал. Никогда мне не понять этого человека.

— Затосковала там. — так ведь оно и было. Места себе не находила. — У меня здесь жизнь, я уже проросла в это время.

Странное движение губами. Наверное, теперь это усмешка такая будет.

— И родственницы Ваши…

— Папа Сережа, то есть отец Люси, погиб, с Люсей случилось несчастье, и мама приняла решение переехать сюда. — Нормально, что уж говорить, у нас вся семейка шастает через столетие туда и обратно на твою голову. И слава Богу, что это произошло именно сейчас.

— А господин Хакасидис… тоже? — он уже боится, что тут перевалочный пункт путешественников во времени. Но смысла скрывать что-то уже нет.

— Тоже. Только он вообще не виноват, с ним получился несчастный случай и он это время не выбирал. — бедняга, на нашем фоне он выглядит жертвой обстоятельств.

— Вы с ним давно знакомы? — пометочек становится все больше и больше.

Да что ты о Хакасе-то?

— Там я о нем слышала только — он известный командир в ополчении одной из сопредельных наших стран. Был. А здесь за ним пришлось в Грецию ехать.

— Да, насчет Греции. — он протянул руку и я судорожно вцепилась в нее. — Пообещайте больше не совершать таких самоубийственных поступков.

— Знаете, Вы — единственный, кто мог бы меня тогда остановить.

Долгий тяжелый взгляд.

— Я поздно узнал. И не успел что-то предпринять…