Это наш дом

— Люди, это крылатые душой существа, стремящиеся в небо, — с грустью посмотрел на него имперец. — Если, конечно, их такими воспитать. Мы справились с этой задачей в родной вселенной, справимся и здесь. Вот, смотрите!

И на распахнувшимся перед Владимиром голографическом экране потекли кадры имперской жизни. Вот группа энтузиастов придумывает и испытывает новый планер. Вот молодые ученые разрабатывают новый принцип движения через гиперпространство. Вот несколько друзей, поддерживая друг друга, поднимаются на почти отвесную гору. Не бросают отставших, как положено на Земле, как делают земные альпинисты, а несут пострадавших на руках, даже если это угрожает гибелью всем остальным. И еще сотни подобных картин. Имперцы настолько отличались от всех знакомых писателя, что ему стало не по себе. Это были какие-то совсем другие люди, забывшие про свое естестве зверя, хищника. Они были не такие, неправильные!

— Мы никому не позволим калечить души молодых эгоистичным творчеством, — негромко произнес инспектор. — Вскоре ничего из него в свободном доступе не останется. Ни книг, ни песен, ни игр, ни фильмов. И я предупреждаю вас. Молчите. Пока вы молчите, вы живете. Откроете рот прилюдно — пожизненная ссылка на Саулу, в тот же день. Раз уж вы настолько убежденный подонок, то говорить с вами не о чем.

Владимир медленно встал, у него темнело перед глазами от отчаяния. Выходит, имперцы такие идиоты, что отрицают человеческую природу? И активно пытаются переделать ее? Но ведь уже пытались сделать это в СССР. Не вышло. Значит, и не стоит! Нужно выстроить общество согласно природе, а не противореча ей! Выходит, они идеологические враги. Но как с ними бороться, если ему перкрыли любую возможность говорить с людьми? Как⁈ Писатель не знал, но сдаваться не собирался. Люди — это звери и скоты! Так правильно, иначе не бывает! И проклятые имперцы тоже таковы, только почему-то притворяются другими. Зачем они это делают⁈

Он снова сорвался и высказался. Его внимательно выслушали, после чего посоветовали заткнуться и выметаться. А на прощание инспектор бросил:

— Не думал, что человек может искренне верить в такую чушь. Вы же не были таким, я же прочел ваши первые книги. Что с вами случилось? Что вы с собой сделали⁈

— Столкнулся с реальной человеческой натурой! — с ненавистью выдохнул Владимир. — С подлостью и безразличием! И все про людей понял. Я не пойму другого. Зачем вы притворяетесь, что может быть иначе⁈ Зачем эта ложь⁈

— Какой же вы дурак! — укоризненно покачал головой имперец. — Но вы сами выбрали. А я все сказал. Пропаганду эгоизма мы прекратили и не позволим этим гнусным идеям снова появиться в общественном бессознательном. У вас и прочих ваших коллег не выйдет превратить мир в клоаку и сделать людей скотами. Вы многим перекорежили души, многих извратили. Но мы вылечим если не их самих, то хотя бы их детей. А вы все канете в бездну. О вас забудут. Именно это ваш приговор — забвение!

Когда до Владимира дошли последние слова, он едва не упал. Понимал, что забвение — это самое страшное, что может случиться с творческой личностью. Однако ничего изменить было уже нельзя, и он это тоже понял.