Достигнуть границ

* * *

— У нас проблемы, — Ушаков вошел без стука и сразу же сел в кресло.

— А когда их у нас не было? — я посмотрел на свою тошнотворную попытку написать письмо испанцам, скривился и смял лист, отшвырнув его в сторону. — Что на этот раз? — достойная дочь Албании была послана обратно к Ахмеду с заверениями дружбы и просьбой озвучить, как я могу помочь царственному собрату. Сейчас оставалось только ждать результата и готовить войска к выступлению.

— Надир-шах написал письмо Махмуду, в котором выражает надежду на заключение мира, на том основании, что они принадлежат к одной ветке тюркских народов, — я удивленно посмотрел на Ушакова.

— И что послужило такой разительной переменой в планах самого Надира? — я смял уже чистый лист бумаги. И швырнул его в сторону исписанного.

— Он недавно вырезал последних представителей Сефевидов, и взял Кабул. А сейчас движется прямиком к Индии, потому что мечтает о павлиньем троне, — Ушаков скривился. Вот это поворот, как говорится. Надир в своих действиях ведет себя совсем не так, как я помню. Вот он пресловутый эффект бабочки, или, скорее всего, слона. — И да, Юсуп Арыков снова бузить вздумал. Ведет активную переписку с шахом Мухаммедом из Среднего жуза.

— Дьявол, — я услышал, как ломается в моих руках перо, а пальцы пачкаются чернилами. — Они что, сговорились? Вот что, Андрей Иванович, пошли к Шафирову гонца, пущай он делает что хочет, но письмо Надира или должно затеряться, или его должны отвергнуть. И еще. Англичане при дворе Надира присутствуют? — Ушаков усмехнулся и утвердительно кивнул.

— Да. В количестве аж шести рыл. И они весьма неплохо справляются с тем, что поют ему в уши как сладкоголосая птица Сирин. И какой он красивый и какой замечательный и зачем ему союзники, ежели он сам способен завоевать Великого Могола и все, что ему принадлежит.

— И они, как это не прискорбно, правы, — я стиснул зубы и недоуменно посмотрел на переломанное перо. — Головин должен ускориться с проталкиванием Акта о гербовых сборах. Это важно, Андрей Иванович. Румянцев пущай летит в Испанию как на крыльях и разузнает, что нужно Изабелле. Чем мы можем заплатить, чтобы та территория, пусть и урезанная, с которой пришел Долгорукий, стала нашей. Если мы сейчас не зацепимся за Америки, то не зацепимся за них никогда. Черт, — я яростно начал стирать чернила с пальцев, но казалось, что только больше размазываю их по коже. — Черт! — отшвырнув в сторону платок, я с ненавистью посмотрел на смятую бумагу. Если я до сегодняшнего момента еще мог как-то пользоваться своим послезнанием, то теперешние события показали во всей своей красе, что уже не могу. Все, это совершенно другая история, и люди здесь ведут себя не так, как я привык думать. То преимущество, что у меня было, растаяло как дым, остались такие мелочи, типа причины войны за независимость. Зато Долгорукий припер первый пенициллин — вроде бы мелочь, а приятно. Тем более, что Флемингу, похоже, лавры не достанутся.

— Что делать с башкирами? — деловито спросил Ушаков.

— Пригласи лидеров сюда. Поговорим, выясним, чем они вечно недовольны. Если не придем к какому-либо решению, то предложим им переехать на один из тех островов, которые нам достанутся после совместной с французами экспедиции. Пущай где-нибудь подальше баранам хвосты выкручивают, — Ушаков согласно кивнул, делая какие-то заметки.

Дверь приоткрылась, и в кабинет вошел Брюс, торжественно неся в руках такой знакомый прибор. Поставив его передо мной на стол, он посмотрел на часы и молча поднял вверх указательный палец. Как только стрелки передвинулись в ту позицию, какая была нужна Якову Вилимовичу прибор ожил и по столу поползла бумага с четко отпечатанными на ней знаками морзянки. Я вместе с Ушаковым с приоткрытым ртом смотрел на это чудо, которое очень мало было похоже на тот опытный образец, который я давным-давно собрал на коленке в мастерской Петра Великого. Я даже забыл про выпачканные руки, которые так и не оттерлись от чернил. Торжественно оторвав бумагу, закончившую выползать из специального отверстия, Брюс торжественным жестом, широко улыбаясь, протянул ее мне. Я принял телеграмму дрожащими руками и попытался разобраться, что на ней написано. «Получилось», вот какое послание сейчас лежало у меня на ладони. Я вопросительно посмотрел на Борюса.

— Где установлен подающий сигнал прибор? — я внимательно рассматривал аппарат, словно ребенок, которому подарили огромную корзину различных сладостей.

— В Университете, государь, Петр Алексеевич, — Брюс не переставал улыбаться. — Конечно, нужно сейчас думать, каким образом увеличить передачу сообщений, выявить максимальное расстояние, может так получиться, что наша задумка с расположением почтовых станций верна, и не нужно будет ничего придумывать дополнительно. Дел предстоит много, не спорю, но вот он, первый действующий образец!

— Потрясающе, — прошептал я, проводя перепачканными пальцами по корпусу прибора. — Это потрясающе. Но я смотрю, ты немного переделал прибор?

— Пришлось, государь, Петр Алексеевич, — пожал плечами Брюс. — Но мне помогли, конечно. Бернулли-старший весьма заинтересовался прибором, и мы вдвоем довели его вот до этого вида, но, можно с уверенностью сказать, что наши работы на том не закончатся.

— Потрясающе, — еще раз проговорил я. — Вы блестяще потрудились, у меня слов нет.

— Это лучшая награда для меня, государь, Петр Алексеевич, — улыбнулся Брюс. — Думаю, что прибор можно будет поставить в приемной, дабы принимаемые сообщения, которые пока являются частью эксперимента, не тревожили тебя понапрасну.

— Да, думаю, что это будет хорошей идеей, — я посмотрел на вошедшего в кабинет Митьку, который ухмыльнулся и подошел к столу, чтобы забрать телеграф. Провод был в тканной обмотке, причем использовали плотную джинсу. Но, конечно, лучше бы это был каучук. Ничего, скоро все будет, включая и каучук, а пока моя мечта хоть о какой-то связи с отдаленными районами, похоже, начала осуществляться.