Принц из-за моря

Глава 4

Март 628 года. Константинополь.

Добрята шел по коридору Большого Дворца, вызывая удивление встречных непривычным, диковатым видом. Тут, в столице мира, беглая варварская знать изо всех сил пыталась стать еще большими ромеями, чем сами ромеи, вызывая усмешки у понимающих людей. Они стригли волосы в скобку, а их жены делали укладки из кос. Они надевали на себя далматики и талары, носить которые не умели. Их грубые манеры обсуждались патрикиями и сенаторами, да и простые служащие могли за спиной отпустить колкость-другую, чтобы поднять себе самооценку. Добрята не стал следовать традициям, и его волосы, густой гривой упавшие на спину, стали вызовом местному болоту. Он не стал надевать одежду знатных ромеев, потому что выглядел в ней на редкость нелепо, и носил, по обычаю франков, штаны, подвязанные веревками к поясу, чулки, перевитые лентами и зеленый плащ с красной полосой. Дополнял картину нож на поясе, длиной в локоть, без которого свободный муж не мог даже выйти из дому. Лишение оружия — немыслимый позор для воина. В общем, Добрята стал эталонным франком. Захочешь найти лучшего, и не сыщешь. На улицах на него смотрели с презрением, как на варвара, но, подойдя поближе, умолкали, невольно сглатывая набежавшую слюну. Крепкий парень, щеки которого едва начали обрастать нежным пухом молодой бородки, буквально придавливал прохожего свинцовым взглядом пожившего человека. Человека, который не раз видел смерть, и который сам не раз дарил ее другим. Несостоявшийся насмешник, который хотел было пошутить на его счет, быстро вспоминал, что у него есть дела поважнее, и ретировался.

Молодой король стал событием месяца в определенных кругах, смутив множество знатных дам, которые просто обмирали при виде этого сгустка животной силы, чувствуя неясное томление где-то внизу живота. Как это обычно и бывает, за показной скромностью уважаемой матроны порой таился такой вулкан страстей, что Добрята только диву давался. Жизнь в целомудренном на вид Константинополе била ключом, только нужно было знать, где и когда. А тут оказалось очень много желающих, готовых показать ему изнанку великого города.

Добрята принял новую судьбу, не раздумывая, ведь сам князь тогда сказал ему:

— За то, что ты сделал, парень, белый плащ твой. Можешь остаться в Новгороде, мы тебя всему научим. Лет через десять станешь жупаном или трибуном тагмы. Можешь остаться в степи, заменишь Онура после его смерти. В любом случае ты будешь знатен и богат, и любая невеста из лучшего рода будет твоей, только покажи пальцем.

— Но, у тебя есть предложение, княже, — посмотрел Добрята ему прямо в глаза. — Я ведь не ошибся?

— Есть, — серьезно кивнул князь. — И если у тебя получится, то награда будет небывалой. А если не получится, то все, что я тебе перечислил, уже твое. Выбирай!

— Я, пожалуй, рискну, — кивнул парень.

Терять ему было все равно нечего. Безродный сирота, который жил чужой жизнью, не хотел лишаться того, к чему уже привык. Власть, золото и страх людей пьянили его больше, чем самое крепкое вино, и он не хотел отказываться от этого чувства. Тут, в новгородских землях, все ходили в хомуте, словно волы. Рука князя была тяжела, а большого боярина Горана еще никто не смог подкупить, запугать или разжалобить. Пёс государя не знал сомнений и страха, зато люди вокруг тряслись от мысли, что попадут когда-нибудь в застенок Тайного Приказа. И вроде бы порядок был вокруг, и жизнь была неплоха, да только скучно тут было Добряте. Не хватало того самого чувства, от которого в жилах кровь кипит, словно жидкий огонь. Почувствовав его единожды, Добрята понял, что именно это и есть то единственное, ради чего стоит жить. И он согласился, не раздумывая.

— Сиятельный! Вы слышите меня? — участливый голос одного из кастратов, которыми был просто наводнен императорский дворец, вывел Добряту из задумчивости. Он ненавидел эту мерзкую породу, их слащавые улыбки и лесть.

— А? — спросил он. — Слышу! Чего тебе надо?

— Патрикий Александр просит вас к себе, — с придыханием сказал евнух, вызывающий у Добряты глубочайшее отвращение одним своим видом. — Соблаговолите пройти за мной. Я провожу вас.

Добрята собрался с духом. Тот, кто позвал его на встречу, был очень опасен, но от него зависело многое. Собственно, именно этой встречи и ждал Добрята, ведя разгульную жизнь варвара, дорвавшегося до удовольствий огромного города. Именно этот человек прислал ему приглашение вместе с купеческим обозом, который шел обратно в Новгород, загруженный товарами из столицы.

Евнух вел его бесконечными коридорами, пересекая один зал за другим. Мозаики, слоновая кость, бесценные ковры и парча рябили в глазах. Тут этого всего было столько, что у Добряты разбегались глаза. Рожденный в нищете, он и представить не мог себе подобного богатства. Теперь-то он понимал кагана, стремившегося разграбить этот город. Одно это обессмертило бы его имя. А ведь уже сейчас оно стало покрываться дымкой забвения. Каган и каган… И, глядя на это, Добрята решил, что у него тоже будет свой дворец. Может, не такой большой и красивый, но свой собственный. И ради этого он готов был рискнуть всем, даже жизнью. Жизнь обычного человека не стоит ничего, так почему бы не поставить ее на кон, когда ставка так высока?

— Нам сюда, сиятельный Хильдеберт, — скроил умильную физиономию евнух, подведя его к высоченной резной двери.- Патрикий Александр ждет вас.

Евнух царапнул дверь, не смея постучать и, не дождавшись ответа, с поклоном отворил ее. Огромная створка открылась без малейшего скрипа, и Добрята вошел в помещение, размерами напомнившее ему казарму в Сиротской сотне. Здоровая была комната, и очень нарядная. Изукрашенные мозаиками стены притянули внимание парня, для которого это все еще было каким-то непонятным волшебством. Парчовые занавеси спадали мягкими складками, защищая собой сидевших здесь от промозглого холода улицы. На полу кабинета лежал толстый ковер, в котором сразу же утонули его ноги, обутые в мягкие кожаные туфли. Тяжелые драпировки, высоченные светильники из бронзы и резная мебель стоили дорого, очень дорого. Намного больше, чем видел обычный горожанин за всю свою жизнь. Напротив двери стоял резной стол, окруженный тлеющими жаровнями, от которых во все стороны шло приятное тепло.

— Сиятельный Хильдебрант! Прошу вас! — из-за стола встал высокий нескладный мужчина с круглым лицом, на котором выделялись острые, проницательные глаза.

Латынь патрикия Александра отличалась от диалекта бургундцев, на котором говорил Добрята. Так говорили в римской Италии. Патрикий тоже был евнухом, в этом не было ни малейших сомнений. Перепутать эти существа с обычным человеком было совершенно невозможно. Особенно, когда они открывали рот и начинали говорить. Его лицо было тщательно выбрито, в отличие от бородатых сенаторов, подражавших своему повелителю. Волосы патрикия, слегка тронутые серебряными нитями первой седины, вились локонами, которые были пострижены по местной моде челкой надо лбом. Изысканная ткань длиннейшего одеяния была заткана изображениями львов, так любимыми знатью. Добрята отметил с легким оттенком зависти, что даже эта пестрота одежд не производила впечатления безвкусицы. Напротив, глядя на этого человека, не оставалось ни малейших сомнений в том, какое место он занимает в этом дворце. Патрикий источал власть, и Добрята почувствовал ее ауру, как и тогда, когда говорил с великим каганом.

— Я Хильдеберт, — насупился Добрята, заметив ошибку. — Советую запомнить мое имя.

— О, простите меня, сиятельный, — патрикий расплылся в улыбке, которая резко контрастировала с его холодным изучающим взглядом. — У вас, франков, такие трудные имена. Еще раз прошу прощения!

— Не ошибайся так впредь! — Добрята без приглашения сел на стул с высокой спинкой, вытянув вперед ноги. — Я убивал и за меньшее. У тебя есть вино?

— Конечно, — патрикий даже обрадовался, но в его глазах промелькнула тень. Что это было? Опасение? Сомнение? Впрочем, тень исчезла тут же, не оставив и следа. — Сейчас принесут.

— Вино хочу, — пояснил очевидное Добрята. — Тут хорошее вино. Я люблю вино. Оно лучше, чем кумыс. От кумыса у меня пучит брюхо так, что в юрте глаза режет.

Патрикий позвонил в колокольчик, а слуге, который просунул голову в дверь, приказал:

— Кушин вина из Газы и кубок.

— Слушаюсь, сиятельный патрикий! — голова слуги исчезла.

— Я так рад, что вы нашлись, сиятельный Хильдеберт, — сладким голосом начал было патрикий.

— Раз уж я все-таки нашелся, то король Хильдеберт, — поправил его Добрята. — Всех потомков Меровея называют королями.

— Откуда вы знаете это? — прищурился патрикий Александр. — Ведь вы были так малы, когда вас увезли из Галлии.

— Дядька Витоальд талдычил мне об этом целыми днями, — поморщился Добрята. — Я тогда и рад был бы это забыть, да он не давал. Ну, не смешно ли, мы жили в землянке, я ходил в рваных обносках и босиком, а он звал меня королем.

— Но у вас же было золото! — удивился патрикий. — Почему вы не потратили его малую часть, чтобы купить себе достойную одежду?

— Да его там и в руках не держал никто, золота этого, — поморщился Добрята. — Это же земли вендов! А на торг тащить страшно, зарежут еще, или того хуже, пятки подпалят, вызнают все и в Галлию отвезут, чтобы дядюшку Хлотаря порадовать. Сам подумай, откуда возьмется золото у чумазого лесовика? Мы его совсем мало потратили. Негде там его тратить, да и опасно очень. А нарядную одежду в тех землях могут вместе со шкурой снять. Там, знаешь ли, люди на редкость простые живут, и с чужаками не слишком церемонятся. В голодный год можешь и на капище оказаться, чтобы их богов умилостивить. Так что лучше быть как все, патрикий, и не злить своим богатством людей, у которых дети умирают от голода.

— Да-а, теперь я, кажется, понимаю, как вам удалось выжить,- задумчиво посмотрел на него Александр. — У вас очень интересная фибула[12], король Хильдеберт. Работа похожа на испанскую. Откуда она у вас?

— Из бабкиного ларца, — хмыкнул Добрята. — Откуда же еще?

— Королева Брунгильда родилась в Толедо, — понимающе произнес патрикий. — Я читал ее письма. Великая была женщина. Какой была ваша прабабушка, король Хильдеберт?

— Я ее почти не помню, — Добрята отхлебнул из кубка. — Только то, что дядька рассказывал. Я тогда совсем мальцом был. Да и она все равно меня знать не хотела, все с братом Сигибертом носилась. Одного его королем сделала против всех обычаев. А там и моя немалая доля в землях была.

— А сколько вам лет, король? — неожиданно спросил его Александр. — Если честно, я думал, вы будете постарше.

— Двадцать скоро стукнет, — удивленно посмотрел на него Добрята. — Судя по вашим шлюхам, достаточно. Они довольны.

— Не сомневаюсь, король, не сомневаюсь, — задумчиво произнес патрикий. — А как вам удалось сбежать? Вас же искали все, кому не лень. Награда, которую объявил король Хлотарь за вашу голову, была просто огромна.

— Монашка какая-то помогла, — вновь отхлебнул из кубка Добрята. Вино было на редкость крепким, но вкусным и сладким. Он еще не пил такого.