Принц из-за моря

Глава 9

Ноябрь 628 года. Новгород. Словения.

Осенняя распутица сменилась холодами. Тут зима наступала рано, заковывая жидкую грязь в ледяной лубок, и это было хорошим временем. Лютая стужа еще не наступила, а непролазная топь на дорогах уже закончилась. Год прошел неплохо, и закрома были забиты зерном, рыбой и прочей снедью. Делать в весях было совершенно нечего, и родовичи потянулись в боярские усадьбы и города, где стояли мануфактуры. Отхожие промыслы прижились как-то очень быстро, и за небольшую плату и еду селяне трудились до тепла, вычесывая шерсть или лен, валяя сукно или заготавливая впрок дрова для государевых винокурен. Княжеским указом была установлена оплата за день работы — две копейки медной монетой, солью или зерном. Так работящая семья могла за зиму на свою корову заработать, а это ж богатство целое! Те, кто вдоль Дуная жил и коня имел, шли в извоз, зарабатывая на купцах, что из Империи возвращались посуху. По льду реки этот путь вдвое быстрее был, чем тянуть баржу на бечеве. Так и ходили они от одного постоялого двора до другого, что протянулись цепью от Ратисбоны до самых Золотых Ворот Константинополя. Правда, в словацких землях жупан Любуш этот промысел под себя подмял, платя родовичам те же две копейки в день.

А в Новгороде каменные работы вновь встали до весны. Городским стенам осталось вырасти локтя на три — четыре всего. Потом мастера выложат башни и зубцы, и окончена работа. Соберут они семьи, и двинут в Братиславу, чтобы превратить эту глухомань в место, где бьется пульс жизни. А вот князь Самослав и зимой находил себе работу. Или же работа находила его.

Мастер Кирилл, который был родом из Александрии Египетской, бережно развернул перед ним полотно, в которое было завернуто то, над чем он безостановочно трудился последние несколько месяцев. Кубок из мутноватого стекла вырвал из князя восторженный вопль.

— Ай, молодец! Получилось, все-таки! Как же ты без соды смог это сделать, а?

— Да сода — не главное, ваша светлость, — ответил смущенный мастер. — Песок хороший найти — вот задача!

— Нашел? — жадно спросил князь.

— Не нашел, — честно признался мастер. — Пришлось речной песок взять, самый чистый из того, что попалось, а потом промывать бессчетное число раз, сушить в печи, молоть мелко и снова промывать и сушить. Чтобы ни соринки туда не попало, ни частички глины. А вместо соды известь и буковую золу использовал. Вот, получилось кое-что. Но работа очень грубая, государь. В Александрии надо мной смеяться будут, если узнают, что я такое стекло сварил.

— Пусть смеются, — уверил его князь. — А ты тут у меня будешь, как сыр в масле кататься!

— А как это, государь? — робко спросил мастер. — Я себе такого даже представить не могу.

— Забудь, — махнул рукой Само. Его идиом по-прежнему не понимали. — Богатым человеком станешь. Если стекло мутное, добавляй красители и женские браслеты делай. Бабы с руками оторвут.

— Так они же хрупкие очень будут, — удивился мастер. — Поломаются быстро[18].

— Так в этом весь смысл, — усмехнулся князь. — Еще купят. Ты мне прозрачное стекло можешь сварить? Чтобы свет пропускало.

— Песок нужен из Финикии и сода из Египта, — уверенно ответил мастер. — А зачем это нужно? Дорого будет очень.

— Да плевать! В окно хочу вставить вместо ставней этих проклятых! К госпоже Любаве зайди, пусть заказ купцам на следующий год сделает. Ты даже не представляешь, Кирилл, как я хочу зимой в окошке солнечный свет увидеть.

Мастер ушел, а князь, весело насвистывая, зашел в покои жены, где она кормила грудью младшего сына, Берислава. Малыш был беспокойный, и спуску матери не давал, бесконечно маясь животом. Сейчас он притих, лениво теребя грудь Людмилы, которая тоже дремала, измученная очередной бессонной ночью. Она исхудала, под глазами залегли темные круги, и выглядела очень уставшей.

— Нянькам отдай, — укоризненно посмотрел на нее Самослав. — Мы зачем такой табун их держим?

— Да, — устало ответила жена. — Отдам сейчас. Хоть посплю немного. Он не успокаивается у них, плачет все время. Лекарка приходила, принесла порошок из толченого медвежьего зуба. Говорит, верное средство от живота.

— Как лекарку зовут? — зло прищурился князь.

— Русана, — удивленно посмотрела на него княгиня. — А что такое?

— Бранко! — крикнул князь, а когда начальник охраны вошел в покои, посмотрел на него уничтожающим взглядом. — Почему посторонние в доме?

— Не было тут посторонних, княже! — проглотил слюну воин.

— А лекарка? Русана!

— Так княгиня сама распорядилась…

— На порог не пускать больше! И в Белый город не пускать. Скажи, если поймают ее тут, по уложению наказана будет, как колдунья. В мешок, и в воду!

— Понял, княже, — стукнул кулаком в грудь начальник охраны. — Сполню!

— Да за что ты так ее? — изумленно посмотрела на мужа Людмила. — Она и роды принимала у меня. Знающая лекарка.

— Дура она набитая! — ударил кулаком в стену князь, который разошелся не на шутку. — Я сколько раз говорил! Чтобы детям ничего! Слышишь? Ничего без моего разрешения не давали и ничего не делали! Не приведи боги, уморят мальчишку, твои лекарки на кольях у меня повиснут. Поняла?

— Так она наговоры знает, — растерянно смотрела на мужа Людмила.- Сама Мокошь благословила ее людям помогать.

— Ты-то откуда знаешь? — прорычал Самослав. — Ты сама это слышала?

— Люди так говорят, — вконец растерялась Людмила. — А детей нам боги дают, и они же их забирают. Редко какая семья не хоронит дитя свое, сам ведь знаешь.

— Владыку Григория ко мне! — скомандовал князь и пристально посмотрел на жену. — Людмила, пойми! Ты князя жена. Тебе этих дур из лесной глухомани слушать ни к чему. Тебе свитки по медицине принесут, изучай. И не вздумай всякую дрянь детям давать. Поняла?

— Поняла, — кивнула жена. — На старой латыни свитки, Само?

— А на какой же еще? — удивился князь.

— А может, переведут их? — с надеждой посмотрела на него Людмила. — Она же тяжелая, латынь эта. Просто спасу нет!

— И, правда, — задумался князь. — Пусть переведут… Хм-м, а ведь в этом что-то есть.

— Звал, княже? — владыка Григорий вплыл в покои, распространяя впереди себя какой-то новый, совершенно незнакомый аромат.

— Ого! — пошевелил ноздрями князь. — На чем в этот раз настаивал?

— Смесь из лесных ягод и меда! — довольно зажмурился владыка. — Два раза через уголь фильтрую. Завтра на пробу принесу. Случилось чего?

— Собери все свитки по медицине. Цельс, Гален, Гиппократ. Все, что есть. Перевести на словенский язык и мне на стол. Я эти свитки править буду.

— Ты, княже, будешь править свитки древних мудрецов? — выпучил глаза епископ.

— Я, Григорий, — упрямо посмотрел на него Самослав, — в своих землях сам решаю, кто мудрец, а кто нет. Понятно?

Владыка посмотрел на князя долгим взглядом, а потом, прочитав что-то в его глазах, вздохнул и сказал:

— Завтра же и приступим. Все по твоему слову сделаем. Значит, не совсем мудрецами Цельс и Гиппократ оказались. Ну, надо же! А я-то думал…

— Кстати, владыка, — вспомнил вдруг Самослав. — Ты, когда спирт выгоняешь, первые и последние порции отделяй. Голова меньше болеть будет, и крепость не потеряется.

— Да я уже и сам догадался, — самодовольно ответил епископ. — Завтра на пробу принесу. А головы у моих прихожан весьма крепкие, государь. У многих так и вовсе болеть нечему.