Настоящий Спасатель. Назад в СССР

Глава 8

— Что там? выигрываешь или проигрываешь? — бабушка безошибочно угадала смысл «шифра», — твои белые?

Она поняла, что это продолжение шахматной партии. Хотя сама ни разу в жизни не держала фигуры в руках. Зато выяснилось, что Макс с дедом режутся в шахматы регулярно.

— Да я играю белыми. Насчет выигрыша не понятно пока. Он сильный соперник. Пока у нас с ним ничья.

— С кем играешь?

— Да так, с генералом одним. В больнице познакомились.

— Деловой! — Она гордо улыбнулась покачала головой, — иди садись есть.

Чем дальше, тем больше я проникался уважением Бабушка, конечно же, все понимала и без расспросов, и моих ответов.

Но ее врожденная деликатность позволяла ей мягко и ненавязчиво задавать вопросы таким образом, что у нас сохранялись дружеские и открытые отношения.

Я бы хотел иметь такие с внуками, если они когда-нибудь у меня появятся.

Наспех пообедав, я решил не тянуть резину и сразу отправиться к Осину.

Я чмокнул ее в морщинистую щеку, поблагодарил за вкусный обед и выскочил на улицу. До отделения Осина ехать на автобусе минут пять-семь. Идти пешком пятнадцать я решил пройтись. Время позволяло.

По дороге, я рассматривал горожан и отдыхающих, направляющихся по улицам города по своим делам. Как бы ни были одеты люди, я мог безошибочно определить местный или приезжий человек идет мне навстречу.

Посмотрев сторону гор, я увидел, что вершины скрыты черными грозовыми тучами. Быть дождю.

Летом город наводняли самые разные советские люди. В основном это были мамочки с бабушками и детьми, семейные пары, одинокие искатели курортных приключений обоих полов.

Рабочие, служащие, интеллигенция, военнослужащие, в основном офицеры. Реже колхозники по путевкам. У последних весной посевная, летом и в начале осени страда

Но в то же время летом к морю стекался всякий сброд в погоне за легкой наживой. Карманники, пляжные воры, карточные каталы, мошенники, свадебные аферисты всех мастей, также, редкие в то время, ночные бабочки и полукриминальные цеховики.

В сезон в городе было очень много денег. По улицам бродили толпы цыганок, которые гадали, опустошая карманы наивных граждан.

Везде кипела несанкционированная уличная торговля и махровая спекуляция. Все старались заработать побольше.

Например, чего только стоили наши курортные государственные бомбилы — наглые, жадные, живущие по своему представлению о законе. На них не было управы.

Платили взятки проверяющим, чтобы хватать прибывших на отдых прямо на перроне железнодорожного вокзала.

Не отставали и простые горожане. Они сдавали в аренду койки, размещенные в домах, квартирах, гаражах, сараях.

Часто они работали в паре с таксистами, которые имели свой процент — таксу с привезенных отдыхающих. Это называлось подогнать на койку.

Жители города нагло спекулировали железнодорожными билетами, пекли пирожки, варили раков, кукурузу и продавали на пляже или набережной без разрешения.

Кстати, мне было забавно осознавать, что никто, кроме мальчишек не ел мидии — брезговали. Они считались негодной едой.

Курортный общепит служил Клондайком для самых разных проходимцев, работавших в столовых, шашлычных, ресторанах.

Отдельная «мафия» оккупировала колхозные рынки. Бойко торгуя фруктами и овощами, местные торгаши могли за сезон заработать на подержанный «москвич», а если очень повезет, то и на «жигули».

Вся курортная деятельность приносила невероятные доходы. Жизнь кипела и бурлила. Милиция и местные власти, как могли делали вид, что боролись в этим «вопиющим беззаконием», но, как и во многих малых и средних прибрежных черноморских городах, в нашем городе власти закрывали глаза на эту ситуацию.

Поэтому если местный «пассажир» или «пассажирка» не борзели, дальше угроз и конфискации товаров или предмета бизнеса дело не шло.

Пойди попробуй посади массово всех этих горемык, разного рода забулдыг, многодетных матерей, пенсионеров бабок и мужичков, извозчиков.

Могли, конечно, посадить за спекуляцию или незаконный промысел. Но это означало минус в статистику, проверку со стороны партийных органов, ненависть людей и кумовские просьбы с укорами.

Ведь все жители знали друг друга. Так или иначе, можно было найти выход на родственников любого чиновника или милиционера.

Поэтому наш город жил своей особой жизнью с прибрежной спецификой.

Некоторые милиционеры не брезговали брать взятки, прикрывая курортный бизнес. Нельзя было сказать, что этим занимались все. Об этом знали все и как-то уживались с этим явлением.

Часто люди были вынуждены, так зарабатывать. В сезон в предприятия нанимали людей вахтовых. Поздней осенью, зимой, ранней весной, вся прибрежная индустрия не работала. И те, кто не создал запасов в сезон, едва сводил концы с концами в период зимнего простоя.

Но брали не о всех. Мать семейства, тащившая на себе хозяйство, детей и пьющего мужика, всегда наказывалась выговором и профилактической беседой. А таких было очень много.

Были и нормальные семьи которые не нуждались в подобных, как тогда говорили, нетрудовых заработках. Например, мои дед и бабушка.

Вот так разглядывая пеструю толпу, я добрался до отделения милиции. Начал накрапывать дождь. Крупные капли заставили прохожих прятаться под навесами.

Войдя внутрь и подойдя к окошку, я спросил где найти Осина.

Высокий долговязый дежурный, осмотрев меня с ног до головы, проводил меня по коридору к двери, покрытой толстым слоем масляной краски, и напоследок спросил:

— Потерпевший, что ли?

— Нее — супергерой.

— Понятно.

Видно, дежурный ничего не понял. Но на всякий случай напустил на свое лицо маску проницательности. Видимо, принял меня за осведомителя, понимающе качнул головой.

— Вот его кабинет.

Я поблагодарил парня и постучался.

— Войдите!

Я отворил дверь и просунул в проем голову.

— Здравствуйте, сержант Осин здесь работает?

В помещении стояло четыре стола. Три из них пустовали, а за четвертым сидел знакомый сержант и заполнял какие-то бумаги.

— Аааа это ты, проходи. Думал, не придешь. Будешь, как заяц бегать от меня.

Я подошел к столу, за которым он сидел и оглядел просторную комнату.

На стене висел портрет Брежнева в маршальском мундире с орденскими планками на груди. У стены стоял металлический шкаф, на котором были сложены папки. Стол сержанта, заваленный бумагами, находился у окна.

На подоконнике стоял магнитофон-кассетник «Sony». Ого. Такой мог стоить рублей пятьсот, если не всю тысячу.

Кучеряво живет сержант милиции. По тем годам-то.

— А что мне бегать? Я ничего плохого не сделал.

— Приводы до этого были? Проходи, садись, — сержант указал мне на стул-табурет прикрученный к полу.

Я покопался в памяти и отрицательно покачал головой.

— Нет. Чист перед законом.

— Ну-да, ну-да. Так уж и чист?

— Не знаю, что ответить товарищ сержант. Вины за собой не чувствую.

— Как говорится, то что вы находитесь на свободе не является вашей заслугой. Это наша недоработка.

Он отвлекся от бумаг и улыбнувшись посмотрел на меня.

Сержант поймал мой взгляд, направленный на магнитофон. Мне показалось, что он прочитал мои мысли, и, к моему удивлению, застеснялся. Еще удивительнее было то, что сержант начал оправдываться.

— А это… Брат родной подарил, мне на 25 лет. Он моряк ходит в море в загранку. Сам понимаешь, такая машина мне не по карману.

А дальше он понял, что, оправдываясь перед школьником, он выглядит нелепо. Осин добавил металлических ноток в голос и сурово сказал.

— Поступил сигнал, что ты, Бодров, неоднократно совершал хулиганские поступки, устраивал драки, никак не проявляешь себя в комсомольской работе, старших не уважаешь.

Так, эта гнида Солдатенко и здесь, в милиции, успел отметиться. Вот же мелочный подонок.

— От кого поступил?

— Вопросы здесь задавать буду я! — он сверкнул глазами и уставился на меня, — что можешь сказать по существу?

— По существу?

— Да. Че ты, как попугай повторяешь?

Ого агрессия пошла, нужно чувачка на место поставить.

— По существу могу сказать, что сведения ваши ошибочные. Вас неверно информировали, товарищ сержант. Могу предположить, что письменного заявления у вас на меня нет. Квалифицировать мои поступки, как хулиганство по устному заявлению, вы не можете по закону. Драк я не затевал — только защищался. Со старшими у меня полная любовь и взаимоуважение, поспрашивайте бабушек у подъезда.

Я смотрел на него не пытаясь показать своего превосходства.

— Ах, да. По поповоду комсомола — не состою в нем. Как же мне проявлять активность? Это, если, что не вопрос, а горькая правда.

— Самый умный что-ли? Я тебе покажу горькую правду… — столе сержанта зазвонил телефон, он поднял трубку, — у аппарррата!

Он как бы специально произнес раскатистое «ррр». Отвечая, он встал и застегнул верхнюю пуговицу на форменной рубахе

«Начальство звонит», — догадался я.

— Да товарищ подполковник. Здесь. Иду, — он посмотрел на меня и его тон немного смягчился, — ты жди, я сейчас вернусь.

Сержант убрал со стола все папки я выдвижной ящик и запер его на ключ. Он оправился и вышел в коридор.

Кассетник так и манил меня к себе. Я не выдержал подошел к нему, и уменьшив звук почти до минимума, нажал кнопку с треугольной меткой.

Магнитофон затянул. «Смоук он зе вотер, зе файр ин блюскай». Сержант-то продвинутым рокером-меломаном оказался. Я выключил кассетник. Отвык от такой техники. Она казалась допотопной, но тем не менее вполне себе прилично звучала.

Мир переходил на кассеты и только начал отказываться от магнитофонных бобин. Винил в расцвете.

Чего только не делали люди, чтобы получить пластинки. За ними охотились, за них бились, они становились предметом мошенничества на «толчках». Стихийных рынках — толкучках. Пластинки продавали, обменивали, реставрировали.

Был такой способ натирать затертый до дыр винил одеколоном. После этого пластинка блестела, как бриллиант. И ее продавали начинающему меломану, с небольшой скидкой.

А еще, все искали несуществующую машину для склейки поломанных пластинок. Горемыки отдавали деньги проходимцам, за «склеивание». И больше не видели ни пластинок, ни денег за ремонт.

За кассетами придут диски, потом уже флешки и интернет. Но эта эпоха была прекрасна тем, что люди обменивались записями, перезаписывали друг у друга, общались и дружили. Как говорится «музыка нас связала».

Осин вернулся через пару минут. Он имел озадаченный вид и от его агрессивности не осталось ни следа.

— Трогал? — кивнул он в сторону магнитофона.

Я решил не врать и кивнул в знак согласия.

— Не удержался, а у вас там Дип Парпл, товарищ сержант.

— Разбираешься?

— Да не особо разбираюсь, просто пару рок-групп знаю и все.

— Каких?

Мне пришлось поднапрячься и вспомнить тех, кто примерно из групп соответствовал по времени.

— Лэд Зеппелин, Пинк Флойд, Куин.

Правда, из всех перечисленных я сам любил и когда-то слушал только Пинк Флойд.

В глазах Осина зажглось подозрение. Я мысленно поругал себя за то, что сболтнул лишнего. Наверняка, к западному року в начале восьмидесятых относились с неодобрением.