Настоящий Спасатель. Назад в СССР

Глава 4

— Масла парню, дай, — услышал я недовольный мужской голос со спины. Я оглянулся и увидел взрослого усатого мужчину лет пятидесяти.

— Уф, что я должна за всех помнить? — недовольно повела плечами бабища в чепчике, — и перейдя на интонацию имитирующую вежливость, спросила меня, — вам в кашу или на хлеб?

Она говорила, как бы в нос, и, немного растягивая слова. Получалось, что она говорит с издевкой. Я сделал вид, что не понимал, что она от меня хочет, но тут мужик, стоявший за спиной, снова пришел на выручку.

— Не видишь, у него руки заняты? — указывая ей взглядом на мою тарелку, которую я держал в руках, — да и ножей у вас в столовой как не было, так и нет. Давай в кашу.

Баба, а по-другому ее не назовешь, скорчила недовольное лицо и плюхнула мне полагающийся брусок сливочного масла в тарелку с манкой.

На самом деле, я давно заприметил, что она не всем кладет масло и решил проверить свою гипотезу.

Те больные, которые завтракали тут не в первый раз, получали масло без разговоров.

Новичкам же, их можно было определить по озирающимся по сторонам лицам, повариха не накладывала и не предлагала.

Они все, как один, стеснялись просить ее. Я собирался сделать это первым, но мужик сзади опередил меня.

Зато у нее вполне образовался излишек, который можно было утащить домой или как-то по-иному распорядиться.

Я поблагодарил мужика, подошел к стойке с хлебом взял булочку. Чай разливали из такого же алюминиевого чайника. Он был уже с заваркой и сахаром.

Я давно не ел манки, но попробовав ее, нашел кашу вполне съедобной и даже вкусной.

Может быть это потому что я не ел со вчерашнего дня, и почувствовал голод.

А может быть потому, что я пользовался обонятельной, осязательной, вкусовой системой Макса Бодрова и он привык к вкусу определенных блюд.

В любом случае, молодой развивающийся организм требовал энергии и не стал особо капризничать и предъявлять особые вкусовые требования.

— Свободно?

Я поднял глаза и увидел того самого мужика, который заставил повариху наложить мне масла.

— Да, конечно, — я указал на свободный стул перед собой, — присаживайтесь, пожалуйста.

— Где, лежишь? — мужчина протянул мне руку и представился, — Василий Андреевич Быков.

— Максим Бодров. Лежу в хирургии.

— С чем пожаловал сюда? Молод ты еще для болезней.

— Говорят, что сотрясение, — мне уже начинало надоедать объяснять всем свою историю, но я никак не показал этого внешне.

— Подрался? — спросил мой собеседник, делая глоток чая из стакана и разглядывая меня.

— Ну как подрался, так слегка помахались.

— Милиция приезжала?

Я кивнул головой.

— Хочешь похлопочу за тебя?

— Не, спасибо. Не надо. Сам разберусь

— Ну сам так сам. Ты случайно, не с генералом в одной палате лежишь?

— Да неее, — протянул я, — мы вдвоем с каким-то неразговорчивым стариком. Не похож он на генерала.

— Дубина, если вы вдвоем в палате, то значит с генералом Нечаевым лежишь.

— Да ну какой же он генерал? Разве они лечатся в простых больницах? У них свои есть… — я махнул рукой.

— КГБ. Генерал КГБ. Тебе повезло.

Я опешил, у меня ком застрял в горле.

— Как КГБ?

— Да вот так. Главврач больницы его родной брат. Нечаев Владимир Викторович, лечится только у брата, Валентина Викторовича. Другим врачам не доверяет.

— Разве так можно?

— Генералам все можно, братец. Особенно если они из того, — он поднял палец вверх, намекая на близость к высшему руководству страной — ведомства. Ты ешь, давай. Что застыл.

Я вспоминал, мог ли ночью наплести какого-нибудь бреда про будущее. Но поразмыслив решил, что мой диагноз, отличный повод отмазаться.

Даже если генерал утром сверлил меня взглядом потому что я во сне наговорил лишнего.

— Добавки хочешь? Вон у Маруси еще осталось, — он кивнул в сторону поварихи.

— Нет спасибо. А у вас, Василий Андреевич, какая болезнь?

— Почки шалили, да вот в понедельник уже выписывают.

— Здорово. А как тут с «увольнительными», на выходные не отпускают домой?

— Нееееет, хлопчик. Ты что? С этим строго. Режим — это режим. Ты, небось, к девчонке своей свалить хочешь?

— Ну что-то типа того.

— Типа того… — он передразнил мою интонацию, — хреновый из тебя враль.

Я заулыбался, чтобы его не разочаровывать. По его мимике я понял, что он собирался мне сказать нечто важное по его мнению.

— По глазам вижу, что к девчонке рвешься. Дело, конечно, молодое, если уж невтерпеж, то вон там, — он напряг свои голосовые связки, наклонился ко мне, заговорил почти шепотом, указывая пальцем на палисадник за окном, — дыра в заборе есть между прутьями.

— Ого, спасибо!

— Там лаз прямо на улицу Батурина выходит. Мужики только так за сигаретами и ходят. Тут-то, в больнице, ларьков нет. Только ты дежурную медсестру свою предупреди. А то если хватиться, а тебя нет. Ты потом отхватишь по пятое число.

— Не знаю, как благодарить, вас Василий Андреевич.

— А что меня благодарить? меня благодарить не нужно, — он полез в карман и достал оттуда два мятых рубля, — на вот, купишь три пачки «Космоса». Нам с ребятами. Вот и вся благодарность. Пачка шестьдесят копеек. Сдачу оставь себе.

«Ах, ты хитрый жук, ты спецом ко мне пристроился, и про девчонок стал заливать, потом что самому лазить через дырку в заборе было не охота. Ну ладно мы это еще посмотрим кто из нас на кого будет работать», подумал я.

— Да нет уж, спасибо, конечно за предложение, но не смогу я вам сигареты принести. Курить вредно, Василий Андреевич.

— Как так не сможешь? Это что же получается ты меня совсем не уважаешь?

— Уважаю, но я вряд ли буду выходить. Поищите кого-нибудь еще.

С одной стороны, Василий Андреевич, вроде и позаботился обо мне в вопросе с маслом, а с другой делал он это небескорыстно.

Я никогда не любил людей, пытающихся использовать меня втемную. Поэтому не испытал никаких угрызений совести, когда отказал ему.

— Ну ладно, свидимся еще. Земля-то круглая, — разочарованно попытался угрожать мне Василий Андреевич.

— Конечно свидимся. В одном городе живем, — весело ответил я делая вид, что не понимаю.

— Ты же знаешь, кто я?

Я отрицательно помотал головой.

— Не ужели не знаешь заместителя председателя исполкома? Фамилию Солдатенко слыхал?

Он поднял брови домиком. Я еще раз замотал головой. Василий Андреевич опустил глаза в тарелку и больше на меня не смотрел.

Я закончил завтрак, вежливо попрощался с соседом по столу и отправился к себе в палату.

Интересные типы' мне попались за эти два дня. Кого только не встретил: тут и генерала КГБ, и заместителя руководителя города.

Добравшись до своего отделения, я увидел Анечку на посту. Она рылась в своих бумагах и не обратила внимание на мое приветствие.

— Анечка, добре утро. У вас все окей? — мне показалось, что она не расслышала, как я поздоровался с ней.

— Ты свои словечки американские для своей крали побереги.

— Какой крали? — удивился я

— Той, что приходила к тебе, с бабкой твоей.

— А где они?

— Ушли, не пустила я их. Не положено без разрешения главврача.

Я посмотрел на ее красное лицо. Она явно злилась.

— Ань, ну ты что? Ты что, ревнуешь? Бабушка-то при чем?

— При том. И ещё — я не обязана, вещи ходячим больным таскать! — она не смотрела в мою сторону.

— В палате у тебя лежат.

— Понятно. Когда они приходили?

— Ушли уже, ты их не догонишь.

Так. Ко мне приходили родные, а эта ревнивая кошелка специально не пустила их в отделение, хотя я видел других посетителей — родственников пациентов.

Я не понимал этой вредности в медицинских учреждениях ни в своем времени, ни в тысяча девятьсот восьмидесятом.

— А где моя одежда?

— В гардеробе, зачем она тебе?

— Надо. Можно забрать кое-что из кармана.

— Гардеробщица понедельник будет, сходишь заберешь.

Я понял, что с ней сейчас разговаривать бесполезно. Вернувшись в свою палату, я увидел сверток на своей кровати. Генерала в комнате не было.

Развернув его, я увидел внутри чистое белье, носки, и синие спортивные треники — штаны с двумя белыми полосками по бокам и голубую клетчатую рубашку.

Молодец бабуля! Кроме одежды она еще положила небольшой спиральный кипятильник, чашку, чай, сахар, и две пачки печенья.

Я смогу на некоторое время покинуть территорию больницы.

Проблему составляла только обувь, в больнице мне выдали тряпочные тапки, в которых по городу не походишь, но я уже знал, как ее решу. Я раздобыл сланцы — вьетнамки. Конечно, с возвратом.

Я захватил необходимую одежду и выглянул в коридор. Пост медсестры пустовал, Аня куда-то отлучилась. Я рванул к лестнице и незаметно прошмыгнул мимо палат и сестринской комнаты.

Тропинка, ведущая к дыре в заборе, была незаметна только на первый взгляд. На самом деле, тут постоянно курсировали пациенты и их родственники, называя ее «дорогой жизни».

В часы, закрытые для посетителей она становилась особо загруженной.

Ближе к дыре я нашел дерево со старым дуплом, куда положил больничную форму. Ходить в пижаме по городу было как-то страшновато.

Могли и упечь, чего доброго. Или, просто, остановить и поинтересоваться откуда я, такой красавец, свалил.

Больница, хоть и считалась первой и центральной, находилась на окраине города.

Прикинув, что с момента, когда бабушка и неизвестная «краля» ушли из больницы прошло не более пятнадцати минут, я решил попробовать догнать их на автобусной остановке.

Вряд ли бабушка пошла бы домой пешком. Холмистый ландшафт с крутыми подъемами и спусками не располагал пожилых людей к длительным пешим переходам.

Я не знал, как часто ходят автобусы, но надеялся, что они не успеют уехать, тем более в выходной день. По моим расчетам выходило, что я успею увидеть их до того, как они отъедут.

Пробравшись сквозь дыру наружу и спросив у первых встречных прохожих, где находится остановка, я рванул туда.

До остановки оставалось уже метров двести пятьдесят-триста, когда я увидел, как белый ЛАЗ(*марка автобуса, производимого на Львовском автобусном заводе) с красными полосками стоял на остановке, и небольшая толпа пассажиров заспешила выстроиться в очередь в салон. Они поднимались по резиновым ступеням, оббитым алюминиевым уголком.

Я не успел разглядеть сели ли мои в автобус — был слишком далеко. К тому же я не знал, как выглядит «краля».

Поэтому я решил не бежать на остановку. Все равно я не успевал.

Воспоминания Максима Бодрова подсказывали, что есть путь, позволяющий срезать маршрут через ближнюю усадьбу-музей. Автобус будет долго петлять по улицам, взбираясь и опускаясь по городским холмам с остановками.

Внутреннее чутье подсказало, как двигаться по улочкам и тропинкам, чтобы не свернуть с маршрута. Видимо, все эти места в детстве я облазил вдоль и поперёк.

Я быстро шагал, иногда переходя на бег и делая короткие перебежки.

Время близилось к десяти утра и солнце начинало припекать.

Зацветали сады и воздухе носились цветовые и медовые ароматы. Весело щебетали птицы.

Горожане занимались своими делами в домах, огородах и квартирах.