Попаданцы в 1922

Борис тихо спросил:

— У тебя жена есть?

— Есть… — печально вздохнул Олег.

Интересно… где теперь Оксана? Жива ли она?

Борис улыбнулся:

— Знаешь что… ты не падай духом. Живы будем — не помрем. Скоро весна, все легче будет. А летом, говорят, здесь ягод полно. Опять же витамины… Кстати, у тебя какая гражданская профессия?

— Инженер-электрик.

— Тю! А чего же ты молчал на разводе? Начлагеря интересовался, кто из заключенных имеет профессию инженера. На хрена тебе с нами тут доски перебрасывать?

В барак зашел краснощекий десятник Кириллов.

— Харэ отдыхать, басурмане!

Борис медленно привстал:

— Гражданин десятник! Тут заключенный Козырев признался, что он инженер-электрик.

Десятник подошел и внимательно осмотрел Олега:

— Не брешешь, сучий потрох?

— Нет.

— Тогда бегом к начлагерю…

Олег вышел из барака и пересек двор. Он с восхищением осмотрел старый монастырь с часовней. Невероятно, как все же раньше строили такие удивительные здания, причем совершенно без строительной техники.

На выходе из внутреннего дворика Олега задержали два красноармейца.

— Мне к начлагерю нужно.

Красноармеец с обветренным лицом кивнул:

— Давай за мной!

Начлагеря, полковник Вахин, редко сидел в кабинете. Он все время разъезжал по острову, частенько мотался на Большую Землю, чтобы выбить материал для строительства. Ходили слухи что нынешний начлагеря временщик, до официального открытия Соловецкого Лагеря Особого Назначения. Сегодня Олегу повезло и он застал начлагеря возле оперативной части.

Как только Олег представился и рассказал причину своего неожиданного появления, начлагеря сразу обрадовался.

— Надо же! А я уже хотел электрика из Архангельска переводить… На следующей неделе привезут два дизельных генератора. Хочу наладить ночное освещение дежурных постов и периметра лагеря. А там, со временем, может и весь лагерь электрифицируем. Ты как, потянешь?

— Без проблем. Мне бы еще помощника толкового. Инструмент и материал.

Олег вспомнил про Бориса.

— Хотя… помощник у меня уже есть…

Полковник улыбнулся:

— Сегодня же составишь список, что нужно из материала в первую очередь. Как только привезут генераторы — сразу приступайте к работе. Со временем я выделю вам отдельное помещение в бывшем монастыре…

После ужина, как только Олег прилег на кровать, его осторожно толкнули в плечо. На него смотрел лупоглазый худощавый блатной.

— Пойдем. С тобой Калган хочет поговорить.

Олег привстал и направился к блатным, которые играли в углу в карты. Борис привстал с соседней кровати, но блатной покачал головой:

— А ты отдыхай. Нам с фраерком нужно пообщаться.

Половина заключенных барака уже спали после трудного дня. Всего в роте насчитывалось чуть больше тридцати человек.

Блатных было пятеро. Все с нескрываемым интересом смотрели на Олега. Калган сильно выделялся среди блатных. Здоровенный верзила с упрямой квадратной челюстью и маленькими глазами-щелками. Он ходил по лагерю не в робе, а в старом потертом пиджаке.

— Ты зачем к начлагерю ходил, сявка? — небрежно спросил Калган. — Стучал?

— Я инженер. Хочу помочь с электрификацией.

— Помощничек хуев, — проворчал пожилой блатной с перебитым носом.

— Когда тебе посылка придет? — спросил Калган.

— Мне не придет. Некому посылать… — вздохнул Олег.

— Понятно, — кивнул Калган. — Ладно, инженер. Занимайся своей электрификацией. Позже мы еще поговорим…

Когда Олег вернулся и прилег на кровать, Борис тихо спросил:

— Что блатные-то хотели?

— Спрашивали, зачем к начлагерю ходил. Кстати, Борис, хочешь быть моим помощником?

— А почему бы и нет? Когда при деле — и время быстрее бежит…

Олег прикрыл глаза и погрузился в воспоминания. Оксанка… где же она сейчас… И самое главное — ведь он сейчас никак не может ей помочь. Бежать? Это вполне возможно, если он получит свободный доступ по всему лагерю. Но куда бежать? Если он даже чудом доберется до Большой Земли, его рано или поздно поймают, а тогда уже наверняка расстрел. Нет. Нужно жить, несмотря ни на что. Олег верил, что Оксана жива. Они встретятся и обязательно выберутся назад… Он так и заснул, со счастливой улыбкой на лице…

Жизнь у Олега вскоре стала налаживаться. Начлагеря Вахин не обманул. Как только доставили дизельные генераторы, провода и электрощиты — сразу закипела работа. Инженеру Козыреву и его помощнику Борису Довченко выделили отдельную комнату на втором этаже старого монастыря. Мало того, администрация даже платила им небольшую зарплату. На территории лагеря открыли спецмагазин, где отваривались не только представители администрации и красноармейцы, но и особая часть заключенных, к которым можно отнести и Олега с Борисом.

Напарник Олега оказался непростым. В прошлом Борис служил полковником в корпусе генерала Деникина. В феврале двадцатого попал в плен, успев в последний момент переодеться в форму обычного солдата. С солдафона и спрос меньше. У чекистов на допросе Борис прикинулся контуженным дурачком, его даже хотели отпустить, но среди чекистов нашелся бывший белогвардеец, который и признал полковника Довченко. Бориса чудом не расстреляли, отправив на двенадцать лет на Соловки… В Царицыне у Бориса осталась жена и взрослая дочь.

О себе Олег не рассказывал. Да и что он мог рассказать? Упомянул только вскользь, как случайно познакомился с бывшими белогвардейцами, которые скрывались от чекистов, а вскоре попал под раздачу, оказавшись не в то время, не в том месте… В общем загремел по глупости, так и не сумев доказать свою невиновность.

Через три недели после переселения в монастырь, у Бориса был День рождения. Он каким-то чудом раздобыл немного спирта в санчасти и отварил в котелке на печке картошку. После выпитого завязалась беседа.

— Думаю, если большевики еще два-три года продержатся — считай, их взяла… — вздохнул Борис. — Народ почти полностью встал на их сторону. Только интересно, что дальше будет?

Олега так и подмывало рассказать новому другу что будет дальше, но он скромно промолчал.

— Как думаешь? — подзадоривал Борис.

— Поживем-увидим…

— С нового этапа новости пришли. Говорят Ульянов-Ленин серьезно болен. Если Троцкий всю власть в руки возьмет, начнутся серьезные чистки…

— Сталин власть возьмет, — серьезно сказал Олег.

— Коба? — рассмеялся Борис. — Хотя, сейчас все можно ожидать… — Я недавно десятника Кириллова видел. Знаешь что он сказал? К концу года на Соловки пять тысяч заключенных нагонят. И полторы сотни красноармейцев. Представляешь, Олег? Это же целый небольшой город! Говорят, даже женские роты будут… Эх, я бы сейчас с удовольствием… — мечтательно вздохнул Борис.

— В медсанчасти три медсестры. Не пробовал подкатывать?

— Бесполезно. Возле них шакалы из администрации все время пасутся. Бабы хоть и некрасивые, но здесь нарасхват…

Борис неожиданно помрачнел.

— Я своей Татьяне недавно в письме написал, чтобы не ждала. Двенадцать лет — не шутка. Пусть обустраивает свою жизнь, и главное — за дочерью присматривает.

— Поторопился ты. Может за хорошее поведение нас еще выпустят досрочно. Или амнистия будет…

— На каэров амнистии не распространяются. Это я тебе точно говорю. Сидеть нам, дружище, от звонка до звонка. И сколько бы мы не рвали жопу на администрацию — никто нам даже денька не скостит.

— Может ты и вовсе не хочешь мне помогать? — обиделся Олег.

Борис покачал головой:

— Ты меня неправильно понял. Просто всякую уголовную шушеру то и дело досрочно освобождают… почему же нас, политических, нагибают до последнего…

Олег печально вздохнул. Он подошел к печке, приоткрыл дверцу и подкинул толстое полено.

— Я что-нибудь придумаю, Борис. Мы обязательно выйдем раньше срока…