История (СИ, полностью)

Глава 5. Путь к дому

Я и Хатак стояли и смотрели, как в проход среди холмов втягивается цепочка охотников уходящих за солью. Только что, перейдя брод, мы отделились от основной группы. У них свой путь, а у нас свой. Было раннее утро, и я надеялся, что если все сложится удачно, то еще до вечера мы вернемся с вещами к пещере, в которой ночевали после памятной битвы с гиенами. Господи, только бы все было цело.

Расстояние до переката прошли, как я и предполагал, гораздо быстрее. Полтора дня и две ночевки. И шли более короткой дорогой. Сам путь оказался достаточно спокойным, без драйва и приключений. Было видно, что такие переходы — отлаженная процедура. Все четко, без суеты. Несмотря на мои опасения, я хоть и уставал к вечеру, но вполне прилично держал темп. Даже удивительно, прям как будто сил прибавило, чувствую себя прекрасно. Ночевали мы с Хатаком у своего, небольшого костерка, никто к нам не подсаживался, не лез с разговорами. Острый Рог со товарищи держался отстраненно, может кто и не против был бы посидеть с нами но, глядя на вождя — воздержался. И вроде мы со всеми, и вроде как одни, но в любом случае, двадцать пять человек вокруг, значительно успокаивает нервную систему.

Каких-то важных разговоров не вели, слишком много лишних ушей. Я кое-что рассказывал о своей жизни, привирая и адаптируя к окружающим реалиям. Отвечал на вопросы, если мог внятно пояснить свой ответ, все-таки маловат словарный запас в языке, которым сейчас говорили. Хатак же, рассказывал о своей жизни. Где был, что видел, что слышал и что пережил. И тоже отвечал на мои вопросы.

Так я узнал, что зима здесь короткая, мягкая. Снег лежит полтора — два месяца, каких-то особо снежных заносов не бывает. Морозов тоже. И это прекрасно. Похоже, попал я в промежуток меж двух ледниковых периодов, когда бывало очень серьезное потепление.

Также я узнал, что бамбук, а это действительно был он, иногда встречается у людей приходящих на Большую Охоту из-за Великой Реки, на берегу которой, кстати, нам предстояло жить. Бамбук очень сильно интересовал меня, ведь он настоящий бесценный кладезь богатств. Сколько нужного и необходимого можно из него сделать, даже представить сложно.

Что все племена говорят приблизительно на одном и том же языке. С небольшими вариациями.

А еще, расспрашивая старого и опытного охотника, мне стала более понятна ситуация, когда при таком чудовищном, по меркам двадцать первого века, изобилии рыбы, птицы и зверья вокруг люди умудряются голодать. Иногда весьма серьезно. Все непросто и просто в тоже время.

Рыба лишь попутный ресурс, и не слишком частый. Просто пока нет никаких инструментов, чтобы добывать этот ценный продукт. Нет сетей, нет крючков, я даже не видел ни одной остроги. Да и с водой люди не дружат, лезут в нее по очень великой нужде, а плавать вообще вряд ли кто-то может.

Птица тоже весьма нечастая добыча, как это не странно. И снова, нет подходящего оружия. Ни дубиной, ни камнем, ни теми копьями, которые есть, особо птицу не добудешь. Лука — нет, праща — неизвестна, легкие дротики — убожество. Всякие суслики, зайцы — кролики, весь мелочняк не решает проблему питания. Сбор растительной пищи, это в основном середина лета и осень, но на эти богатства и помимо людей желающих полно.

И остается только крупная добыча. И на это вобщем-то все и заточено. Добыть крупного зверя непросто, иногда за это платят жизнью. Опять же, "помощников" немеряно, бывало львиный прайд или большая волчья стая отнимала добычу. И даже когда все прошло нормально, тоже есть проблемы, сохранить добытое невозможно, не умеют! Иногда охотники, при удаче, убивают больше, чем могут съесть. И это все пропадает.

И вот упрощенный, грубый алгоритм. Охота — удача — еда до упора. Охота — удача — еда до упора. Охота — неудача, охота — неудача — голод!

Но это все так, упражнение для ума. А сейчас чем ближе к схрону моих вещей, тем сильнее бухает сердце в груди. Хатак видя мое состояние с вопросами не лез, но посматривал с тревогой.

— Да, да старый — переживаю. Сам себе говорю, что ничего не должно произойти, и все-таки, все-таки. И все-таки… Господи, спасибо! Спасибо тебе господи! Все! Все цело! Как только я залез в пещерку, у меня гора с плеч упала — все совершенно цело. Может, причиной такого везения пара небольших шустрых коричневых силуэта, шмыгнувших из пещеры когда мы к ней приблизились. Может хорьки какие или ласки переростки устроили тут свое жилище, а заодно не дали развернуться местным грызунам. Если это так, то низкий поклон им до земли.

Хатак, конечно, ожидал всяких чудес но, когда увидел все мое "богасьтво" в полном объеме, с него можно было смело писать картину "Кроманьонца каменного века поразил культурный шок". Но дед, красавец, быстро пришел в себя, никаких лишних вопросов, не время. Вообще первобытные охотники при переходах практически не разговаривают, все больше головами крутят, слушают да нюхают — специфика жизни. Так что до пещеры, где собирались ночевать, добрались еще засветло, зато уж когда добрались… Представляете что, он мне устроил?!!

Все что возможно, было общюпано, обнюхано и языком лизнуто. И вопросы, вопросы. Насилу успокоил подарив нож-выкидуху. Счастье — вот как можно охарактеризовать его состояние. Пока суть да дело, приготовил шикарный ужин. Рисовый кулеш с тушенкой, чай с последними сухарями. И снова мои опасения оказались напрасными, незнакомая еда со специями, чай, сухари, все у старого охотника пошло "на ура". Заодно показал ему, как правильно пользоваться солью и постарался объяснить, что же это такое и для чего она нужна. Удивительно, люди таскают соль и не пользуются ею. Чтоб хоть как-то восполнить солевой недостаток пьют кровь добычи, иногда макают жареное мясо в золу. Сюр какой-то!

Приняв расслабленные позы и попивая маленькими глоточками чаек, мы вели беседу с успокоившемся Хатаком.

— Понимаешь, мой друг, ты можешь задать мне очень, очень много вопросов, а ответов получить очень мало. И не потому, что я не хочу отвечать или не знаю ответов, просто в твоем языке нет нужных слов. Чтобы понимать, необходимо выучить мой язык, а это непросто. И даже если ты будешь говорить на моем языке, все равно многие вещи придется объяснять очень долго. Так что не спеши с вопросами, что-то поймешь сам, что-то я тебе покажу и расскажу, а что-то тебе придется делать не понимая, доверившись мне.

— Твой язык трудный?

— Да уж, непростой — ухмыльнулся я.

— Но ты будешь учить детей, как я понимаю.

— Непременно, Хатак. И языку и еще многому другому.

— Значит, я тоже буду учить.

— Это будет нелегко Хатак, поверь.

— Ничего, помаленьку, потихоньку…

Мы немного помолчали.

— И все-же Петр, почему дети? — Задал вопрос Хатак, и я понял что, он имел в виду.

— Причин много, и все они очень важные. Но я пока объясню лишь одну из них. Дело в том, что таких как ты Хатак, всегда, везде, и во все времена очень, очень мало. Такие как ты — я ухмыльнулся — мой друг, для человечества очень ценны. Твое любопытство, твоя жажда новых знаний, готовность поступится многим лишь бы идти туда, где ты никогда не был, видеть то, что никогда не видел, двигают человечество вперед, а вовсе не такие как Полоз или Острый Рог. С этим можно родиться — как ты, Хатак, а можно и воспитать. Особенно в детях.

— Воспитать? — Хатак вопросительно поднял брови.

— Это слово из моего языка. Оно приблизительно означает научить, только намного больше чем просто научить. У вас я заметил детей учат чему нибудь и как нибудь, в основном по принципу "Делай как я". Не самая плохая система, но и у нее есть недостатки. Дети моего народа учатся две руки лет.

— О-о-о!!!

— Ага, а многие люди учатся всю жизнь. Но лучше всего учить пока человек маленький. Дети словно чистые страницы, при достаточном желании учителя и усердия ученика можно написать все, что захочешь.

— Написать? Что это значит?

— Гм, что это значит? — Я разровнял слегка песчаную поверхность пола пещеры и взял небольшую щепку. — Что ты видишь? — Я указал на ровное место.

— Ничего.

— Правильно. Потому что тут ничего и нет. А теперь — и я нарисовал круг — есть. И вот так — появился квадрат — или так, — треугольник. А можно еще вот так — и я написал печатными буквами — ХАТАК. Ты можешь взять Белку и написать умелого охотника, я могу написать шамана говорящего с камнями, вместе мы напишем воина. Он будет знать то, что знаешь и видел ты, и знать то, что знаю и видел я, и когда мы умрем, эти знания останутся с ним, а не уйдут вместе с нами. И может быть, Белка за свою жизнь узнает что-то еще, и передаст это дальше, например своим детям, а те своим, а те своим… "Ведь именно так и было" — закончил я мысленно.

— А Лисенок — после недолгого созерцания моих каракулей поинтересовался Хатак.

— Да без разницы — Белка, Лисенок, Енот, у каждого есть свои особенности. Их нужно только подметить и развить. Не в этом ли состоит задача таких авторитетных людей как ты да я, а Хатак?

— Да-а — такая постановка вопроса явно понравилась старому охотнику. — Да-а. Будем делать из Белки Великого охотника — деловито закончил он.

— И шамана — добавил я.

— И шамана — согласился он.

— А знаешь, Петр, — после непродолжительного молчания произнес Хатак — я ведь уже видел вот такие черточки — и он ткнул в написанное имя.

— Как, где! — Я чуть не подпрыгнул. — Вот точно такие?

— Ну-у, очень похожие. В одной странной пещере, там — он махнул рукой в сторону гор — две руки лет назад. Там, на одной из стен их было много. Я еще подумал — что, за странные звери оставили такие следы?

— Ты помнишь, где это? Хотя что я спрашиваю — с твоей то зрительной памятью. Мне обязательно нужно их увидеть.

— Что, прямо сейчас?

— Да ты прав, старый. Сейчас у нас и других забот полон рот. Но, рано или поздно мы все равно пойдем в горы и заодно найдем ту пещеру.

— Почему это тебя так волнует?

— Потому, мой друг, что эти черточки и закорючки называются "буквы" И каждая буква это звук который мы произносим. Я говорю Х и пишу вот так — я написал букву Х, потом говорю А и пишу вот так, потом Т, А и К. Хатак — говорю я, и тут написано ХАТАК. Я написал твое имя, старый, а еще добавляем вот так, и получаем… ХАТАК МОЙ ДРУГ.

Старый охотник жадно и пристально всматривался в неровном свете костра в написанные буквы.

— Тут и правда написано мое имя и что, я твой друг — тыча узловатым пальцем недоверчиво уточнил он.

— Конечно. А вот так будет — Петр, Большой шаман Горький Камень. А так — Белка брат Лисенка. Или вот еще — Пестрый Полоз и Острый Рог — придурки.

Хатак ошарашено смотрел на мои писульки.

— Так мой народ хранит знания. Написанное одним всегда может прочитать другой. Если бы у меня была бумага и чернила, я бы смог записать все твои истории, всю твою жизнь, написать целую книгу. И через много, много лет тот, кто умеет читать смог бы узнать, что был такой Хатак — охотник и путешественник, как жил, о чем думал, как он сражался с духом Длиннолапого, или как однажды встретил шамана Горького Камня… Теперь ты понимаешь, почему я так взволнован. Если окажется, что эти надписи оставил человек моего народа, то я смогу прочесть их и узнать, что он хотел сказать в этом послании.