Курьерская служба 4. Ассистент

Он наконец-то освободился от оков встал в полный рост, оказавшись даже чуть выше меня. Затем посмотрел на стену.

— Да, та, что ближе к стене — может быть ранена, похоже на перелом или подвывих правой лодыжки, если у вас у кого есть способности к врачеванию…

— Прозрачное зрение? Видите сквозь стены? — догадалась Самира.

— Именно так, сударыня. Не беспокойтесь, ежели я посмотрю на вас — то растворится не только ваш замечательный уворованный у врага сиамский кужух и тюремные штаны, но и все мягкие ткани, так что…

— Да нет, ничего страшного, — усмехнулась Самира, взглянув на меня.

Я, разумеется, промолчал, что большую часть дороги она проходила голышом. Следующие минут десять они освобождали рабов. В хижинах из живых остался и десяток аборигенов из числа прислуги — они молча поднялись и ушли в буш. Мы понимали, что в поселение может приехать кто-то ещё из глубины территории, поэтому приходилось торопиться.

Всего освободить удалось шестнадцать человек — к двадцати девяти из нашего отряда, из них знали русский четверо, включая двух девушек. Их и решили взять с собой.

А вот все аборигены, включая освобождёных с базы девушек, а также Эльвира, цыганка — решили остаться. Последняя повисла на шее и полезла целоваться.

— Папашка наш, я тебя не забуду, дорогой, спасибо тебе!

Учитывая, что на нас смотрела Самира, я осторожно отстранил её и попрощался. Конечно, мне не улыбалась мысль о том, что где-то по просторам Аустралии будут бегать мои потомки, которых я в жизни никогда не увижу, но в наших условиях я предпочёл подарить им свободу.

Затем вы подлечили раненых — зацепило, в итоге, троих в разной степени. Распределили оружие и направились по берегу каньона на штурм последнего бастиона на пути домой — лодки, про которую упомянул таинственный абориген.

И здесь меня ждал небольшой сюрприз.

Уж больно знакомая рыболовецкая посудина болталась на водах бухты у причала.

Часового в будке на берегу мы сняли быстро. Затем в глаза ударил луч прожектора с борта, и по нам открыли огонь — сначала из автомата, а затем из пулемета.

Аи, хрупкая китайская девочка — подняла руку, сжала в кулак — пулемёт вместе со стрелком вылетел из рук, описал короткую дугу в воздухе, упал в воду. Стрелявший из автомата же бросился бежать — лица его я не разглядел, но предположил, что это капитан корабля.

— Тише, тише! Не разворотите корабль, нам на нём ещё плыть, — скомандовал я, а затем крикнул: — Ляо, это ты! Я не буду стрелять!

Я проверил патроны в рожке автомата и бросился на палубу.

— Он на корме! — узнал я голос китайца. — Мой сын у него.

Значит, стрелял не капитан. Зашумели двигатели судна. Медленно, но верно, оно начало отчаливать от берега. Я понял, что решать проблему придётся одному.

Мой враг стоял на корме, у самого борта, прижимая локтём за шею сынишку капитана. В одной руке был зажат нож, в другой — облегчённый не то автомат, не то ППШ. Это был тот самый сиамец из «Серых Кхмеров», который пленил нас с Самирой, и я вспомнил, что дал некоторое обещание.

Я начал забывать, что это моя особенность, как и у большинства людей-парадоксов: если дал обещание, то судьба может извернуться так, чтобы помочь его не нарушить.

— Стоп! — крикнул он, а затем выпустил пару одиночных мне под ноги.

Я и не думал отступать.

— Shèjí! Shāle wǒmen liǎng gè! (Стреляй! Лучше убей нас обоих!) — крикнул парень по-китайски.

— Ты фильмов насмотрелся, что ли? — усмехнулся я. — Так дела не делаются. Парень, положи ствол. Просто положи сюда…

— Стоп! Jeg Drep! — сказал он на непонятном наречии, что очевидно переводилось как «я убью».

Я кивнул и бросил ему под ноги свой автомат. Берег уже отдалился на метров тридцать, корабль набирал ход. Как ошалелый, сиамец взглянул на моё оружие, потом на меня, потом пнул автомат в сторону, и с визгом выпустил в меня короткую очередь.

— Ля-ля-ля, ля-ля-ля, ля-я ляля-ля ля-ля-ля, — зазвучала песенка.

Пули повисли в воздухе — я знал, что так и будет, потому что одна из моих беглянок стояла на пристани и в нужный момент наставила передо мной защитный купол.

Сиамец вместе со своим заложником медленно начали отступать вдоль борта в угол, намереваясь пробраться к трапу. Но оказавшись в углу, он вдруг почувствовал, что не сможет завершить свой манёвр. Сначала нож, сжимавший левую ладонь, резко дёрнулся вниз, повредив пальцы. Следом — ствол в правой руке, словно примагниченный, врезался в стойку конструкций, выворачивая руку из сустава. Следующим моим оружием стал его армейский кителёк — ткань была плотная, а пуговицы маленькие, как и было нужно. Все швы, все нитки его куртки стали вдавливаться внутрь, врезаясь в тело, продавливая кожу, перекручиваясь и выжимая все внутренности, как бельё после стирки.

Он орал, извивался, бессильно кашляя кровью и шевеля вздувшимися пальцами, так, что мне самому стало страшно от своей жестокости, но я не позволил облегчить ему страдания, не стал пристреливать, а просто дёрнул рукой, и его искорёженное туловище полетело через борт истекать кровью в воды Оранжевого Моря…

Я сумел скомандовать подскочившему капитану поворачивать, дождался, пока корабль даст задний ход и пристанет к берегу, а затем сполз по стенке и ненадолго отрубился.

Когда сознание вернулось в норму, мы уже на полных парах пересекали воды Оранжевого моря, и у меня возникло полное чувство, что мы возвращаемся домой.