Ванька 6

Глава 33 В тыл

Очнулся на этот раз я быстро. Сознание меня покинуло на весьма краткое время — картина вокруг была совершенно та же. Ничего не изменилось.

Скорей бы темнело…

Когда темно — аэропланы тут пока не летают.

Артиллерия противника, та по перевязочным пунктам и околоткам, что днём, что ночью бьет. Хотя, и огромные флаги с красными крестами на высоких шестах мы поднимаем. С наблюдательных пунктов они прекрасно видны, а все равно — стреляют. Не соблюдают никакие международные конвенции и договорённости. Ни Божьи, ни человеческие законы.

Так, ещё весной, у меня на перевязочном пункте убило санитара Малыгина и был ранен санитар Цукерман. Снарядом, когда тот разорвался, ему правую руку и левую ногу оторвало. Ранение, прямо скажем, не совсем типичное.

В мае я даже запрещать своим начал флаг с красным крестом над перевязочным пунктом вывешивать. Немцы совсем с катушек съехали, как такой флаг заметят, так по нему огонь и открывают.

Нарушение, это всех предписаний, конечно. А, пусть наказывает. За отсутствие флага. В апреле мы так флаг подняли, а нас тут же шрапнелями засыпать начали, зажгли наши палатки, несколько раненых убили и санитара Иванчихина у меня ранило.

А сколько раз они санитаров полка обстреливали, когда те с позиций начинали раненых выносить? Стали, помню, выносить штабс-капитана Доброгорского, командира пятнадцатой роты, а немцы огонь и открыли. Одного санитара ранили, а второго — вообще убили. Это при том, что все санитары, как положено, имели повязки Красного Креста.

В иные дни не получалось ни одного раненого вынести из окопов…

Ещё в Карпатах транспорт санитарных повозок в нашей дивизии расстреляли. Двигался он из котловины в гору, повозки группами шли, на каждой шест с флагом Красного Креста имелся. Возница Копылов мне потом рассказывал, что как выедет группа повозок на гору, тут и усиленно её расстреляют из орудий. Так все шестьдесят повозок с ранеными и персоналом и уничтожили.

Я бы старшего в обозе за такое самолично расстрелял. Разбили у тебя первую группу санитарного транспорта, остановись! Зачем, остальные под пушки выводишь? На всеобщее растерзание и умерщвление?

Совсем здесь некоторые умом порушились!!!

Не даром генерал-лейтенант Бехтерев, соученик земского фельдшера из села Федора пишет, что за краткое время войны, ещё и год она не длится, а количество душевнобольных в армии увеличилось в три с половиной раза! Уму просто не постижимо! Так статья руководителя медицинского отдела «Комитета помощи воинам на поле брани в память Н. И. Пирогова» и называется — «Война и психозы».

Война войной, а в свободные минутки я здесь специальную литературу и свежие медицинские журналы читаю. А, как без этого? Врач учится не на всю жизнь, а — всю жизнь.

Били ведь ещё тогда по санитарному обозу чемоданами. Самым крупным калибром. Тяжелыми снарядами.

Быстрей бы темнело…

Аэропланы тогда не прилетят…

Красный Крест на крышах наших палаток и повозок для них — самая настоящая мишень. Бомбу-другую сбросить — за великую радость. Железными стрелами осыпать — полнейшее удовольствие.

Стрелы эти, как большие длинные гвозди, только с винтообразным выемом сверху. Младший врач из соседнего полка жаловался мне, что как-то их перевязочный пункт такими стрелами засыпали, у него двух санитаров как бабочек каких к землице пришпилило и добили лежавшего на носилках нижнего чина. До перевязочного пункта его санитары-носильщики доставили, а там, в тылу, он свою смерть и нашел.

Обстрел продолжался…

Тех, кто уцелел, меня в том числе, переложили на повозки Красного Креста.

— Куда нас эвакуируют? — остались ещё у меня силы спросить возницу.

— В Янув… — не оборачиваясь ответил тот.

Ну, в Янув, так в Янув.

У меня возражений не имеется.

Мы со своего перевязочного пункта туда же раненых и больных на санитарные поезда отправляли. Не сильно близко это, но другого варианта нет.

Повозка Красного Креста была поновее той, на которой я только что был увезен с передовой. Ход и у ней был помягче, да и продолжавший накрапывать дождь уже не мочил — над головой имелся брезентовый тент.

Скоро я задремал. Ещё и порошок помог, которым мой зауряд меня на дорожку угостил.

Константин Константинович, мой младший врач, за моим выбытием в настоящий момент за старшего на нашем перевязочном пункте оставался.

— Справится, — сказал я сам себе.

— Справится, — повторил уже совсем засыпая.

Глава 34