С.С.С.М.

Постаравшись забыть о своей нелюбви к джазу, Кирпичников решил перейти в салон первого класса: толпа извивающихся в танце капиталистов могла бы послужить помехой для исполнения планов настойчивой дамочки. Место оркестра здесь теперь занял щуплый паренек в соломенной шляпе, исполнявший незатейливую песенку, подыгрывая себе на пианино и вертя лишенным опоры задом. Несколько человек продолжали обжиматься на танцплощадке, большинство же переместилось на диванчики, чтобы отдохнуть от утомительных развлечений и воспользоваться услугами официантов, разносивших напитки. Шпицрутен висел на своем месте целый и даже, кажется, невредимый: вероятно, на борту имелся стратегический запас его изображений. Лисясто-свастикастая, расположившаяся точно под портретом своего кумира, широко улыбнулась Краслену, как только тот вошел. "Елки-моталки! Она что, научилась читать мои мысли?" — подумал Кирпичников перед тем, как развернуться и побежать в свою каюту.

В одиночестве можно было наконец расслабиться. Краслен снова предался мыслям о любви, время от времени одергивая себя и пытаясь прокручивать в голове возможные варианты развития событий с оживином и Гласскугелем. Обед, поданный в персональные апартаменты, здорово улучшил настроение. "Курт Зиммель", — значилось на груди официанта. Мелкие клеточки ферм за иллюминатором сменились широкими полями, которые даже с километровой высоты не всегда можно было окинуть одним взглядом: Кирпичников сразу припомнил о двух путях развития капитализма в сельском хозяйстве и понял, что пересек границу Брюнеции. Когда начало темнеть, в дверь постучали. "Официант пришел забрать посуду", — догадался Краслен.

За дверью стояла ОНА.

— Вы записку потеряли, я вернуть пришла! Едва-едва нашла вас!

Когтистая ручка мадам, сжимающая поэтическую шифровку, напоминала конечность ее мертвого животного.

Кирпичников на секунду остолбенел. Потом выхватил из лап буржуазии свое произведение, сунул его в карман и решил забыть о приличиях:

— Вы… Вы! Знаете ли! Это… То, что вы тут делаете… Просто…

Не успел он сказать слово "возмутительно", как дама заявила:

— Может, пустите меня в гости? Или так и оставите стоять на пороге? Ведь, кажется, знакомство так многообещающе начиналось?

Бесстыдница повела свастикой и кокетливо обмахнулась лисьей лапкой.

— Не пущу! — сказал Краслен.

Он хотел добавить какую-нибудь фразу вроде "Вон отсюда!" или "Подите прочь!" или "Пропадите с глаз долой, чтобы никогда вас больше не видел, отвратительная фашистка!!!", когда раздался оглушительный треск — словно упало срубленное дерево.

Кирпичников невольно обернулся. Сзади вроде все в порядке.

— Что это было?

— Понятия не имею, — ответила буржуазка.

Когда треск повторился, игривости в ней поубавилось.

— Мы же не упадем, верно? Мы же летим на "Зеслау", лучшем дирижабле имперской авиации! — неубедительно прошептала пожирательница лис и юных симпатичных пролетариев.

Краслен выглянул в иллюминатор. Нет, судно не падало. Оно стремительно набирало высоту. Кирпичникова потянуло к полу, стало трудно стоять. Поклонница вцепилась в его руку:

— Все нормально? Ну скажите, все нормально?

— Нормально, — промямлил Краслен, ощущая, что дирижабль дает крен на нос и видя, как прибор, так и не унесенный официантом, медленно ползет к краю стола.

Бах! — тарелка. Шлеп! — шляпа с крючка. Ой-ей-ей! — шифровальная машина из-под кровати.

— Сейчас на нас упадет ваш чемодан! — завизжала фашистка. — Быстрее, прочь из комнаты!

Они выбежали на палубу и тут же упали друг на друга. Крен усиливался.

— Вот об этом я и мечтала весь сегодняшний день! — с горящими глазами заявила дама, съезжая на Краслене вниз по коридору.

— Бесстыжая буржуйка! — крикнул тот по-краснострански и врезался головой в стену.

Перед глазами все поплыло.

— Что с вами!? Вставайте! — закричала приставучая особа, вскочив на ноги.

Встать не получалось. Даже то, что тело вдруг стало как будто в два раза легче прежнего и невидимая сила потащила его вверх, не помогло.

— Мой Бог! Теперь мы падаем! Это все заговор, заговор врагов канцлера, не иначе! — с этими словами новоявленная знакомая снова кинулась на пролетария, обхватила его цепкими руками и добавила: — А ведь у вас такие же глаза, как у Шпицрутена! О, это восхитительно! Я сразу же заметила! Позвольте умереть в обнимку с вами!

"Еще чего не хватало!" — подумал Краслен, пытаясь пошевелиться под массивной фашиствующей тушей.

Повторный треск разваливающегося дирижабля было последнее, что он слышал.