Век железа и пара

Глава 18

Стефан Кантакузин смотрел на лондонские улицы сквозь венецианские стекла кареты, но его мысли были далеки от архитектурных красот английской столицы. Он в который раз перебирал все предшествующие события, пытаясь найти – не упущено ли что-нибудь важное?

Когда два месяца назад его вызвал великий визирь Амджазаде Хусейн-паша Кёпрелю, он уже представлял себе, о чем пойдет речь. Ибо еще в конце апреля по греческому кварталу Стамбула поползли слухи о двух черных кораблях, ненастной ночью как молнии промчавшихся по Босфору из Мраморного моря в Черное. Шли они против ветра и без парусов. В прежние времена за одно это великий визирь мог лишиться головы, ибо испокон веку в Черном море плавали исключительно османы и лишь иногда те, кому они разрешали.

Дальше – больше. Корабли средь бела дня прошли Керченским проливом, а гарнизон крепости не смог им помешать! Брат Стефана, Матвей, рассказывал о том, как шейх-уль-ислам Фейзуллах-эфенди настаивал, чтобы керченский комендант был подвергнут показательной казни, однако великий визирь придерживался противоположной точки зрения. А из того, что Муртаза-паша до сих пор оставался на своем месте, следовало, что великому визирю удалось убедить султана в своей правоте. Правда, командующего эскадрой капудан-пашу, не сумевшего задержать пришельцев в Мраморном море, все же сняли с должности. Однако не казнили и даже не заключили в тюрьму. Все это говорило о том, что в соперничестве шейх-уль-ислама и великого визиря за влияние на султана наступил перелом. И значит, этот выскочка Александр Маврокордато, поднявшийся именно при покровительстве Фейзуллаха-эфенди, теперь вынужден будет поумерить прыть.

– Для Османской империи наступили тяжелые времена, – наставлял великий визирь Стефана. – Впервые за столетия война может кончиться потерей территорий. Да, наша империя истощена, но противники воюют из последних сил, так что в подобной неустойчивой ситуации любая мелочь может качнуть чашу весов судьбы в нужную сторону. Держава же, корабли которой плавают втрое быстрее, чем у любой другой, а пушки бьют на вообще непредставимые расстояния и поджигают корабли с первого выстрела, – это не мелочь. Да, царю Петру удалось чем-то заинтересовать этих австралийцев.

И ему, Стефану Кантакузину, поручается узнать, чем именно.

– Дозволено ли будет мне, недостойному, привнести свои жалкие… – начал было Стефан, но визирь нетерпеливо махнул рукой: оставь это. И Кантакузин продолжил: – Я уже узнал следующее. Все случаи установления австралийцами отношений с европейскими странами начинались с визита их глав к пришельцам, причем с подарками. Король Вильгельм, венецианский дож, русский царь – все они первыми являлись на их корабли. А вот Людовик Четырнадцатый не пошел на такое, и сейчас Франция соотносится с Австралией через третьих лиц. Но может ли великая Османская империя позволить себе подобное тому, что сделали король, дож и царь? Плюс, по неподтвержденным сведениям, магистр Мальтийского ордена.

– Нет, не может, – твердо ответил великий визирь. – И именно поэтому я ставлю задачу тебе, а не какому-нибудь мелкому чиновнику из Топкапы. Австралийцы должны сами явиться к солнцеподобному султану с изъявлениями почтения и богатыми подарками. Но средства на достижение этого результата будут выделены очень большие. Многократно превышающие стоимость их подарков и ограниченные только моими возможностями, которые ты наверняка неплохо себе представляешь.

При этих словах Стефан ощутил воодушевление, грозящее перейти в восторг, ибо действительно представлял упомянутое весьма и весьма неплохо.

И вот теперь карета катилась под моросящим дождем по булыжной мостовой Лондона, а ее пассажир в который раз прикидывал возможные варианты развития первой беседы с австралийским послом.

Прием состоялся сразу по прибытии Стефана к особняку посольства, находящемуся на территории королевского Кенсингтонского дворца. У входа Кантакузина встретил огромный, но довольно молодой парень в сопровождении двух вооруженных барабанными ружьями солдат. Посланник визиря уже знал, что это какой-то родственник австралийского императора. Возможно, даже и сын, но, скорее всего, побочный. Или от какой-то далеко не главной жены, ибо, хоть австралийцы и были христианами, ходили слухи, что у них допускается многоженство. Парень сказал, что его премногосвятость отец Юрий примет только одного, так что Кантакузину пришлось взять коробку с подарками у слуги.

В сопровождении этого не то эскорта, не то конвоя пройдя по коридорам особняка и поднявшись на второй этаж, Стефан оказался в кабинете австралийского посла. Отец Юрий принял его стоя.

Одет он был в нечто напоминающее рясу московитских попов, но сходство кончалось на уровне пояса. Кожаного, широкого, с пряжкой из какого-то серебристого металла с выдавленной посредине пятиконечной звездой. Слева на этом ремне висела открытая кобура с так называемым револьвером, то есть австралийским многозарядным пистолетом, от нее через плечо шел еще один ремешок, потоньше. Выше одеяние посла имело отложной воротник, в вырезе которого проглядывала ослепительно-белая рубаха с черным галстуком. На уголках воротника и на рукавах сверкали какие-то серебристые значки в виде все тех же пятиконечных звезд и полосок. Поверх одеяния висел большой крест на толстой цепи, богато украшенный драгоценными камнями. Судя по всему, из алюминия – очень легкого и безумно дорогого металла австралийцев.

Сам отец Юрий был невысокого роста, худощав и слегка смугл, но на араба не походил совершенно. Его можно было принять за европейца, если бы не странной формы широкий, приплюснутый нос.

– Рад видеть посланца великой Османской империи, – приветливо сказал он на безупречном английском. – Проходите, садитесь и чувствуйте себя как дома, правда, при этом не забывая, что вы все-таки в гостях. Что будете пить – чай, кофе, фанту?

Стефан выбрал последнее, рассудив, что вряд ли это что-нибудь ядовитое, а попробовать австралийский напиток не помешает. И вскоре с интересом смотрел, как отец Юрий наливает в стаканы воду из прозрачной и почему-то гибкой бутылки, а затем досыпает туда желтый порошок, от которого вода в стакане тут же окрасилась в оранжевый цвет и зашипела. На вкус эта австралийская фанта слегка напоминала апельсиновый сок.

Тем временем посол открыл врученную ему коробку, с интересом глянул на ее содержимое и, сунув туда руку, за шкирку вытащил белую персидскую кошечку.

– А ничего так, пушистенькая, – с одобрением сказал он, рассматривая очумело висящего с растопыренными лапами зверька. – Но почему такая мелкая? В ней не больше четырех фунтов, а кот его светлости герцога Алекса, например, весит двенадцать килограммов, то есть он раз в семь тяжелее вашей кошки. Но это не страшно, на благодатной австралийской земле и не такие доходяги откармливались до вполне приличного вида. В общем, большое спасибо за подарок, и давайте перейдем к делу.

С этими словами посол нажал какой-то выступ на своем столе, в кабинет зашла девушка, взяла кошку, коробку и вышла.

Кантакузин успел узнать, что пришельцы с другого края земли не признают длинных предисловий и предпочитают говорить коротко и прямо, поэтому сразу сказал, что Османская империя может предоставить австралийцам определенные преимущества в плавании по принадлежащим ей морям и было бы неплохо обсудить условия, на которых это произойдет.

– Дорогой сэр Стефан, – усмехнулся австралиец, – не подскажете ли, как называется ваше одеяние, которое я по вполне простительному незнанию считаю кафтаном? Ах, копаниче? Спасибо, постараюсь запомнить. Так вот, давайте я то самое копаниче, которое на вас надето, вам продам? Недорого, мы люди не жадные. А рубинчики, что там вместо пуговиц и которые у вас, видимо, считаются драгоценными камнями, так и вовсе подарю, ибо требовать денег за такую мелочь стыдно.

Кантакузин уже понял, к чему ведет речь отец Юрий, но ждал продолжения. И оно, естественно, последовало.

– Вам кажется странным предложение продать вашу же одежду? А мне не менее удивительно слушать про какие-то условия. Право плавать везде, где им надо, является основополагающим и неотъемлемым для подданных нашей державы. И ограничено оно только повелениями императора, размерами австралийских кораблей и мощью их орудий.

Услышанное не явилось такой уж новостью для османского дипломата, ведь перед визитом в Англию он собрал все сведения и слухи, ходившие по Средиземному морю. Но для того сюда и послан именно он, чтобы даже такую, с первого взгляда заведомо проигрышную, ситуацию повернуть к вящей славе султана и, естественно, своей выгоде. И первым делом следовало уточнить, собираются ли австралийцы вообще договариваться с Османской империей хоть о чем-либо.

– Да, разумеется, я понимаю, что вы вполне обоснованно надеетесь на ваши быстрые корабли и мощные пушки. Но зачем вообще доводить дело до стрельбы? Ведь снаряды наверняка очень недешевы. Кроме того, всякая война вредит торговле, в чем, как мне сказали, Австралийская империя имеет немалый интерес.

– Вы совершенно правы, уважаемый сэр Стефан, – вздохнул посол, – но в своих рассуждениях не учли одной мелочи. А именно – пострелять нам придется всего один раз. Я не думаю, что после того, как Стамбул будет превращен в дымящиеся развалины, найдется много желающих послужить новыми мишенями. И поверьте, я ничуть не преувеличиваю. Если хотите, могу прямо при вас подсчитать потребное количество стволов, боеприпасов к ним и количество задействованных в операции кораблей – как морских, так и воздушных. Наверняка получатся не такие уж огромные цифры: все-таки Стамбул – сравнительно небольшой город, и в нем много деревянных домов, которые отлично горят. Да и в большинстве каменных, насколько я в курсе, перекрытия из дерева. Относительно же цены снарядов – да, она велика. Но сейчас Австралийская империя ни с кем не воюет, а это значит, что потихоньку начинают возникать проблемы с боеготовностью наших вооруженных сил. И в такой ситуации возможность потренировать экипажи в условиях реальных боевых действий стоит куда больше истраченных на снаряды и топливо для кораблей денег.

Кантакузин ждал продолжения – он чувствовал, что это еще далеко не конец беседы. И не ошибся в своих предположениях, ибо посол сказал:

– Однако все на свете имеет свою цену. И если Османская империя ее предложит, наверняка можно будет повернуть дело к обоюдной выгоде.

Да, подумал посланник упомянутой империи, речи завоевателей во все века и во всех странах одинаковы. Или давайте богатый выкуп, а потом платите дань, или от вашего города не останется и камня на камне. Но то, что собеседник упомянул об обоюдной выгоде, внушает надежду, и для уточнения следует повернуть разговор самую малость в сторону.

Видимо, отца Юрия посетили похожие мысли, потому как он предложил:

– Уже полдень, не желаете ли отобедать? Правда, турецкой кухни в посольстве нет.

– Ничего страшного, – заверил его Стефан, – я немало странствовал на своем веку и успел привыкнуть и к европейской.