Дневник леди Евы

Глава 2. Кровь, боль, жизнь

Строительство замка, или его восстановление — процесс трудоемкий и дорогой. Быстро это не делается. Нужно организовать доставку материалов — дерева, камня, железа. И конечно необходимы рабочие руки. Собственно, это самое главное. Обычно, к строительству замка привлекалось местное население. Йомены работали сами, или присылали своих сервов, у кого они были. Каждая семья обязана была поучаствовать в возведении зданий и стен.

Сюзерен должен защищать всех тех, кто живет на его земле, и кто принес ему вассальную клятву. В обмен на это получает продукты, необходимую работу, а иногда и военную помощь. Люди, работающие на строительстве замка, возводят не только дом для сюзерена, но и убежище для себя, или своих детей, хотя никто не гарантирует, что они успеют им воспользоваться…

С замком Торнстон дело обстояло сложнее. Когда он был разрушен, а его хозяева исчезли неведомо куда, земля осталась без защиты. Некоторое время там ещё жили семьи йоменов, но в бесхозном лесу стали селиться разбойники и нищие. Стало труднее сохранять урожай и скот. Постепенно люди переселялись кто на земли Блэкстона, кто на земли Лоувэлли. Остались только две деревни, в которых жили крепкие мужчины, организовавшие что-то вроде охранного сообщества. День и ночь они караулили по очереди, и в случае нападения воров, поднимали тревогу. Тогда на подмогу бежали все, даже женщины и подростки, вооруженные кто чем. Но это ополчение, конечно, не могло заменить настоящую армию. Разбойники тоже не хотели оставаться без добычи, а в лесах собирались все большие силы.

Если разбойники особенно распоясывались, йомены снаряжали посольство к сэру Роджеру. Как правило, он не отказывал в помощи, так как надеялся, что в будущем эти земли все же будут принадлежать ему. Когда Торнстон и вправду стал его вотчиной, рыцарь сразу взялся за дело.

В леса организовывались рейды, в деревнях устраивались засады на мародеров. Иногда среди ночи приезжал гонец из какого-нибудь поселения. Тогда башенный сторож трубил сигнал к общему сбору, и весь замок приходил в движение, как муравейник. Бежали солдаты с оружием, сновали женщины с корзинками съестных припасов для воинов, конюхи и егеря поминутно окликали рыцарей, докладывая, что все готово. Открывались ворота, и наскоро собранный отряд из солдат под командованием кого-нибудь из рыцарей, или самого лорда, исчезал в ночной темноте.

Первые два года сэр Роджер и Китни постоянно ходили в доспехах. То один, то другой, попеременно пропадали на несколько дней, потом возвращались, приводя группы пленных, человек по пять-семь. Это были в большинстве своем оборванные, грязные, дикие на вид люди. Пленные сидели во дворе, прямо на земле, после чего их заковывали в цепи, и под стражей уводили из замка. Как рассказывала Мэри, это были захваченные в лесу, или попавшие в засаду, разбойники и бродяги.

Китни тоже многое рассказывал. Пленных было относительно мало. Тех, кто пытался оказать хоть какое-то сопротивление, сразу убивали. Такие жесткие меры объяснялись тем, что бродягам нечего терять, они озлоблены и голодны. Их методы тоже не отличаются гуманностью. Настоящего оружия у них мало, но тем, чем вооружены, они владеют мастерски, и не обременяют себя правилами благородного боя.

Тех, кто оставался в живых, связывали, и здесь же, на месте, устраивали первичное разбирательство. Как правило, в такие рейды брали с собой кого-нибудь грамотного, и он записывал свидетельские показания йоменов. Пергамент с показаниями отправляли вместе с пленными. Их перегоняли в ближайший город, где был королевский судья, и предавали суду. Если на совести бродяги не было тяжких преступлений, его отпускали, с предупреждением, что в случае повторной поимки при таких же обстоятельствах, его заклеймят каленым железом и отправят на принудительные работы. Если же за пленником водились более тяжелые грехи, его вешали. Если преступлений было много, или разбойник "прославился" особой жестокостью, то казнь для него придумывали мучительную — медленно варили в кипятке, масле, или смоле.

Примерно, через год такой политики сэра Роджера разбойников и бродяг стало намного меньше. Отголоски этого разгула преступности давали о себе знать и позже, но уже гораздо реже и слабее. Со временем, когда Джейсон подрос, его стали брать с собой на эти операции. Как один из немногих грамотных людей в замке, он должен был записывать свидетельские показания. Навещая после этого Еву, он рассказывал жуткие истории о набегах грабителей, и она постепенно стала понимать, почему пленников отправляли в цепях. Она опасалась за психику сына, но в этом времени, к сожалению, такие истории были в порядке вещей, Джею пришлось привыкнуть и к этому.

Две самые крупные банды сэру Роджеру удалось уничтожить. Особенно тяжело далась борьба с одной из них. В ней было два лидера. У главаря был помощник, такой же отчаянный и опытный, как и он сам. Поэтому при случае банда делилась на два отряда и отступала порознь в разные стороны. Если один был ранен, второй брал командование на себя. Имело смысл только уничтожение их обоих.

На охоту за этим неуловимым дуэтом ушел почти год. В результате один из них был убит, а второго удалось захватить. Леди Ева видела его, проходя по двору. Даже на вид это был очень сильный физически человек. Пожалуй, даже Белоручка Боб, кузнец, в семье которого жила Ева когда-то, показался бы не таким уж массивным рядом с этим зверем в человеческом облике. И имя у него было подходящее — Чарли Медведь. Он стоял среди сидящих на земле сподвижников, несмотря на двойной набор тяжелых цепей. У этого разбойника была несколько нависающая переносица, от этого его ярко-синие глаза казались глубоко посаженными. Их взгляд был неожиданно умным и леденяще жестоким. Женщина кожей почувствовала, как страшен этот человек. Все, кто оказывался во дворе возле пленных, невольно ускоряли шаг, чтобы побыстрее пройти мимо, разговоры велись вполголоса, как будто рядом залегла смертельная опасность. Только маэстро Винсенте, не спеша, прогуливался по двору.

— Добрый вечер, миледи! — закричал он ещё издали.

— Добрый вечер и Вам, маэстро, — подойдя, поздоровалась она, — Хотя такие слова кажутся неуместными рядом с этими людьми.

Маэстро Винсенте выпрямился во весь свой небольшой рост, и стал как никогда похож на хищную птицу:

— Истинный венецианец не станет бояться всякого сброда, да, да! Моя родная Венеция — богатый город, а где много богатства, там всегда много и воров! Но истинный мастер не станет от них прятаться, да, да! Он научится защищать и себя, и свои творения, как собственных детей! И уже точно не станет бояться!

Почему-то от этих слов, помимо уважения к маленькому венецианцу, леди Ева ощутила и облегчение. Как будто зажгли свет в темной комнате. Теперь она взглянула на главаря гораздо спокойнее. В конце концов, что ожидает его в ближайшем будущем? Скорее всего, смерть, и это в лучшем случае…

Для пленного предводителя специально была прислана из Бристоля повозка, похожая на окованный железом ящик с одним маленьким зарешеченным окошком. После отправки этой партии пленных замок облегченно загудел. Снова послышались громкие разговоры и смех.

Леди Еву почему-то мучительно интересовала судьба этого разбойника, и по возвращении солдат, сопровождавших повозку до Бристоля, она расспросила их. По их рассказам, осудить его было сложно. Прямых улик против него не было. Чарли Медведь никогда не оставлял в живых никого, кто мог бы свидетельствовать против него. Его товарищи молчали даже под пытками, боясь его больше, чем даже палача. Поэтому разбойник не был повешен, но осужден на долгий срок тюремного заключения. Как сказал Китни, это было все равно, что смертный приговор. Если у такого заключенного была родня, она обязана была содержать его в тюрьме на свои средства. Если родня отказывалась это делать, или осужденный был одинок, то в тюрьме его ожидало жалкое существование — самые темные и сырые камеры и объедки вместо еды. В этом случае считалось, что заключенный содержится за счет местной власти. В таких условиях долго не мог протянуть никто. Заключенный медленно умирал от голода, холода, болезней и атак голодных агрессивных крыс. Иногда бедный человек, отсидевший свой срок, не мог выйти на волю только потому, что оказывался "должен" тюрьме, и его необходимо было выкупить, то есть заплатить сумму, ушедшую на его содержание. У разбойника родных, похоже, не было, и самое большее, на что он мог рассчитывать — это пять лет жизни, которую и жизнью-то назвать нельзя.

Остальные преступники были и хуже организованы, и хуже вооружены. Теперь крестьяне и сами могли постоять за себя. На опустевшую было землю стали возвращаться люди. Поэтому, когда сэр Роджер объявил по деревням, что для восстановления замка нужны рабочие руки, в Торнстон потянулись работники. Платили на стройке умеренно, но это всё же был заработок.

Строительство двигалось медленно, но верно, насколько могла судить леди Ева. Возле строящегося замка возник городок рабочих, население которого постоянно обновлялось. На стройку приезжали даже из других областей Англии. Так продолжалось восемь лет. Но в эти времена мирная жизнь не могла быть долгой.

Хрипло прозвучал рев трубы башенного сторожа. Все во дворе замолчали, подняв лица вверх, как будто ожидая ответа на вопрос — что случилось?

Со стороны ворот двигался всадник. Коня вел под уздцы один из стражников. Сам наездник то валился на сторону, то наклонялся к самой гриве лошади. Из своего окна Ева видела только, как он, сказав что-то, упал в руки подхвативших его рыцарей. Раненого понесли в донжон. Леди взяла сумку, проверив предварительно, все ли есть для операций и лечения ран.

Несчастный лежал на третьем этаже, в комнате одного из рыцарей. Раненый потерял очень много крови, об этом говорило состояние его одежды. Просто непонятно было, как он ещё жив. Ева только начала разрезать на нем кот, как в комнату быстрым шагом вошел сэр Роджер. Увидев его, гонец разлепил сухие губы:

— Воды, — прохрипел он. Кто-то из вошедших с сэром Роджером рыцарей поднес флягу к его рту. Ева решительно воспротивилась, было, сказав, что раненому нельзя пока ни есть, ни пить, потому что поврежден живот, но гонец, замотав головой, взял флягу и сделал глоток. Тут же, видимо, нахлынула боль, потому что он зажмурился и некоторое время молчал. Наконец, он открыл полные боли глаза.

— Где сэр Роджер? — глухо спросил он.

— Я здесь, мой друг, — голос сэра Роджера звучал так мягко, что Ева с удивлением подняла на него глаза.

— Нападение, — гонцу было трудно говорить, — На рабочих у Торнстона. Стражи мало.

— Кто напал? — отрывисто спросил сэр Роджер, — Сколько их?

— Чуть больше… десятка, вооружены как разбойники, но у них есть лошади. Немного, всего четыре. Только главарь… Вооружен… Это тот же… А…

— Сэр Роджер, — вмешалась Ева, — я должна помочь ему! Отойдите все!

— Боюсь, миледи, ему уже не поможет и священник, — тихо сказал сэр Роджер, распрямляясь, — Все к коням! Быстро! Взять боевое оружие!

Комната мгновенно опустела. Только гонец лежал, глядя в потолок открытыми глазами, из которых медленно уходила боль и осмысленное выражение.