Крымская война. Попутчики

ГЛАВА ПЕРВАЯ

I

Из дневника Велесова С.Б.

Хранится в спецархиве ФСБ РФ

Гриф: «Совершенно секретно»

«11-е сентября. По старому стилю, разумеется; хватит путаться в датах! Со вчерашнего дня решил вести дневник. Прошлая попытка была, кажется, в возрасте одиннадцать лет, и хватило меня тогда дня на три. Двухкопеечная бледно-зеленая тетрадка с таблицей умножения на обратной стороне обложки давно канула в лету.

Путешественники прежних времен правы - ежедневные записи выстраивают мысли, помогают лучше оценить происходящее. Наедине с листом бумаги приходится выбирать из событий наиглавнейшее и волей-неволей обдумывать.

Можно, конечно, открыть «Ворд» - благо фотоэлементная «раскладушка» исправно снабжает ноутбук энергией. Но это совсем не то - принтера нет, документ обречен оставаться на жестком диске. Что это за радость, скажите на милость?

Я заново открыл для себя письмо «от руки». Компьютер отучает обдумывать фразу, прежде чем выплеснуть ее на бумагу. Зачем? Всегда можно удалить неудачный оборот, дополнить настуканное на клавиатуре. Тут - иное; первые несколько страниц, сплошную мешанину исчерканных строк, я попросту выдрал и выбросил.

Было еще соображение - пора осваивать старую, «дореволюционную» орфографию. Но - не вышло: незнакомые правила не оставляют времени на неспешное обдумывание, главную прелесть ведения дневника. Стоит ли говорить, что и эти странички отправились в корзину?

***

12 сентября. Я снова на «Алмазе» - здесь штаб нашего маленького отряда. Зарин, что ни день, устраивает совещания - своего рода попытки коллективного осмысления ситуации.

На меня поначалу смотрели на Илью-пророка, вещающего из пещеры в горе Кармель. И надо было видеть озадаченные физиономии офицеров, когда я заявил, что любое почерпнутое в книгах послезнание теперь обесценилось. Они никак не могли осознать, что наше вмешательство нарушило ход событий; как теперь не повернется дело, но точного повторения не будет. И чем дальше, тем сильнее разойдутся две версии истории.

И это уже началось: я обратил внимание, что ордер британской эскадры отличался от того, что известен по описаниям историков. Они конечно, могли и напутать, но есть и другое объяснение: после пропажи «Фьюриеса» и первых визитов гидропланов британцы могли перестроить колонны.

Мелочь, разумеется, но и знак: на наши сведения полагаться нельзя! Разве что, на самые общие, касающиеся численности войск и кораблей. Но что касается тактики, стратегии, политики - все будет теперь иначе.

Особенно политики - у британского флота давно не случалось таких потерь. А если прибавить позорное бегство в Варну, то окажется, что Империя пропустила серьезный удар.

«Полагаете, англичане выйдут из войны?» - спросил Зарин. Это вряд ли: после такого щелчка по самолюбию «просвещенные джентльмены» наоборот, разозлятся всерьез. И примутся собирать по сусекам войска и корабли. А их немало: только в Средиземном море у англичан солидная эскадра. А есть еще Флот Метрополии, и эскадра адмирала Нэйпира на Балтике...

***

Что еще? Корабельный священник, отец Исидор растерян. Видимо, версия о множественности Вселенных и параллельных временах не монтируется в его сознании с христианскими догмами. Пару раз он порывался завести со мной разговор, но я уклонялся. Ну не готов я...

***

Впереди Севастополь. Отряд бежит на ост, обгоняя тяжко ползущий франко-турецкий караван. Оставшись без англичан, они не повернули назад, а лишь теснее сдвинули колонны. Зарин предположил, что союзники не имеют ясного представления о том, что произошло два дня назад. Я с ним согласен; картину, учиненного нами разгрома французы наблюдать не могли, между ними и избиваемым британским ордером растянулась колонна британских транспортов. Пушечный гром они, разумеется, слышали, но наверняка отнесли его на счет нападения эскадры Корнилова. А маневр британцев, внезапно отвернувших в сторону, могли истолковать тактической необходимостью.

Так или иначе, караван идет к Крыму. Встреча с разведкой под командованием адмирала Лайонса - четыре корабля, в их числе винтовой «Агамемнон» - должна состояться со дня на день, в трех десятках миль от мыса Тарханкут. В известной нам истории союзники выбрали Евпаторийскую бухту, а не Качу; но как поступят теперь - можно только гадать. Возможно, не дождавшись «отставших» англичан, они повернут обратно?

Ох, не верится... Решившись однажды на вторжение, французский маршал Сент-Арно и лорд Раглан (ушедший в разведку на «Карадоке»), уже не отступят. Единственный их оппонент - генерал Броун, но он возвращается в Варну и там, надо думать, будет всячески тормозить отправку повторной экспедиции. Мол, надо подготовиться, понять, что там у русских за чудеса, корабли подтянуть...

***

Звучала мысль: пристроиться в хвосте каравана и пощипать его по ночам. В самом деле - прожектора вместе с качеством артиллерии гарантируют тепличные условия боя, ни о каком ответном огне и речи быть не может. За две-три ночи можно нанести значительный урон.

Зарин эту затею зарубил. Ночью большую часть снарядов разбросаем зря, а погреба и так далеко не полны. Снарядный голод пятнадцатого года сказался и на флоте, а уж авиаматки и вовсе снабжали по остаточному принципу. С «Алмаза» даже забирали снаряды для передачи на другие корабли. На «Заветном» дела обстоят не лучше - его комендоры снарядов жалеть не привыкли, и в недавнем бою несколько перестарались.

Из трех наличных торпед извели две. Есть еще мины -испытанная система 1912-го года с гидростатом для установки на заданное заглубление. Отправляясь в набег к Зонгулдаку, «Заветный» принял на слипы полный комплект, восемнадцать штук. Горячие головы предлагали разбросать букеты из плавучих мин на пути каравана, но Зарин с Краснопольским воспротивились, не желая остаться безоружными в грядущих сражениях. К тому же, чтобы грамотно спланировать атаку, нужна воздушная разведка, а тут Эссен категоричен: «если не хотите лишиться последних аппаратов, дайте хоть двое суток на ремонт и переборку моторов!»

Да и погода не благоприятствует. С вечера восьмого сентября зарядил дождь. Волнение поднималось до четырех баллов, о полетах можно было забыть. Распогодилось лишь сегодня к утру; от горизонта до горизонта - зеркальная гладь, редкая для Черного моря.

Не все в порядке и с кораблями. В холодильниках «Алмаза» обнаружились течи, появились неприятные вибрации, греются опорные подшипники вала. Старший механик не желает говорить о ремонте в море: «уставшие механизмы, работают на пределе, и чрезмерно надрывать их рискованно. Одно дело, заменить несколько трубок и подрегулировать подшипники, и совсем другое - расхлебывать последствия серьезной аварии, не имея ни мастерских, ни классных специалистов Севастопольского порта.»

Так что союзники пока предоставлены собственной судьбе, и отряд накручивает на валы милю за милей до Севастополя. Старшие офицеры и боцмана лютуют: повсюду драят, красят, чистят, скоблят - приводят корабли в парадный вид для встречи со славными предками...

***

Ведение дневника способствует рефлексии. Ступив на палубу «Заветного», я старался оставаться сторонним наблюдателем. Ограничивался советами, подсказками, пророчествами; наслаждался, как мог, ролью пришельца из грядущего. «А великих дел не видать!» - как сказал устами царевны Софьи классик советского исторического жанра. Конечно, показывать картинки на экране, рассуждать о тактиках и стратегиях - занятие выигрышное и необременительное, но, когда рядом воюют и погибают, становится не по себе. Так что рефлексия - рефлексией, а пора вам, товарищ Велесов, заняться чем-то посущественнее. Чтобы не было потом мучительно больно за бесцельно прожитые годы, как писал Островский.

Что-то тянет меня сегодня на классиков. Может, к дождю?»

II

Шхуна «Клитемнэстра»

11 сентября 1854 г.

капитан-лейтенант Игорь Белых,

позывной «Снарк»

- Ну что, дядя Спиро, дождались? Как с ночи заштилело, так до сих пор ни ветерка. - капитан Белых мотнул головой, указывая на обвисший грот. - А говорил, к вечеру будем в Одессе!

- И будем! - насупился старик. Он болезненно воспринимал любую критику со стороны пассажира. - Спиро Капитанаки свое слово держит, это тебе...

- Да-да, помню... - устало махнул рукой капитан. - Это мне всякий скажет, хоть в Варне, хоть в Анапе. И все же, за каким рожном мы в море столько околачивались? Еще два дня назад свободно могли бы до берега дойти!

- Какой ты умный, нэарэ! - притворно восхитился контрабандист. - Почему не ты здесь главный, а старый Капитанаки? Уж не потому ли, что он знает, что все эти дни берег сторожил подъесаул Тюрморезов со своими хлопцами? А с Тюрморезом договориться неможно: сколько не предлагали, все впустую! И Апостолокакис предлагал, и Коля-не горюй с Пересыпи, и Андроник Христолиди. Не берет!

- «Ты ведь меня знаешь, Абдулла...» - пробормотал Белых. – «Я мзду не беру. Мне за державу обидно.»

- Вот и я говорю - обидно! - закивал грек. - А уж как уговаривали, какие деньги сулили...

- Слышу, дядя Спиро, слышу. Правильный мужик этот ваш подъесаул, надо познакомиться...

Контрабандист покосился на спецназовца с подозрением.

- Цикудью[15] он горазд хлебать! В его дежурство к берегу и не суйся, учует и изловит. Потому и ждали два дня. Да и ветер плохой был, трамонтаде. Зачем искушать судьбу? Подождали - и хорошо!

У Белых на этот счет имелось иное мнение. Ничего хорошего в том, чтобы загорать посреди гладкого, как скатерть моря, капитан не видел. Хотя, по-своему дядя Спиро прав - тяжело груженой шхуне непросто лавировать против норд-оста - «трамонтаде», как звал его на итальянский манер контрабандист. У черноморских мореходов в ходу своя терминология, отличающаяся от привычной: например, нос судна здесь называют «прова», корму— «пупа», якорь — «сидеро». А над флотскими - «хлотскими» - терминами подтрунивают беспощадно...

- Как без ветра идти дядя Спиро? На веслах? Далековато - верст десять, не меньше!

- А хоть бы и на веслах? - ухмыльнулся старик. - Хоть бы и все двадцать? Вон сколько свободных рук! И арнауты твои потрудятся, Святитель Николай праздность не одобряет.

Белых представил, как боевые пловцы закатывают рукава тельников и берутся за длинные весла, уложенные сейчас вдоль фальшбортов.

«Как бы инвентарь не поломали, а то тащи эту шаланду моторкой. А где бензин брать?»

- Вапора! Дядя Спиро, вапора от Аккермана!

Мальчишеский голос доносился из вороньего гнезда - корзины с плетеными из ивняка бортами на грот-мачте. Кричал двенадцатилетний Ставрос, юнга и внучатый племянник шкипера. Грек вскочил и, приглядевшись, ткнул пальцем на запад. Там, на фоне зеркально-недвижного моря чернела крохотная клякса.

- «Воронцов», больше некому! - сдавленно прошипел грек. Веселость его как рукой сняло. - Сюда ползет, гамо'тон панагия'су![16] Не свезло... дело совсем бамбук! Идет с депешами для графа Строганова. На борту у них воинская команда - остановят, досмотрят... Время-то военное!

- А Строганов - это кто? - осведомился Белых. Пятнышко на горизонте не вызывало у него особых опасений. Пока.