Цесаревич

Глава 6

Москва. Ресторация «Элит»

23 февраля 1750 г.

Бенджамин Франклин пребывал в растерянных чувствах. Дикая Россия оказывалась не такой уж и дикой. Петербург казался красивым современным городом, с большим потенциалом стать одним из самых величественных центров мира, уж куда развитее, чем родной город Франклина. Филадельфия стала отстраиваться на двадцать один год раньше, чем Петербург, но и близко не может с ним сравниваться уже сейчас, а русская столица представлялась сплошной стройкой.

Франклин проезжал мимо уже почти построенного дворца, который поражал своей красотой, не смотря на то, что на части здания еще шла вялая работа по покраске. В целом же, пусть и строителей было крайне мало, очевидно, что венценосное семейство скоро обретет новый дом [В зимнем дворце в РИ Елизавете так и не удалось обжиться, он был достроен по ее кончине, в АИ дворец могут доделать и раньше]. Слышал он и о красоте Петергофа, но воочию лицезреть то великолепие не стремился, так как старался скрыть цели своего пребывания в России, как и остаться незамеченным.

Бенджамин никогда не считал себя параноиком, но в Петербурге, складывалось такое мнение, за ним непрестанно следили. Можно было оправдать подобное внимание неких людей тем, что каждый иностранец в столице находится под присмотром Тайной канцелярии. Но логика говорила, что это просто невозможно и потому, что подданных иных держав в Петербурге было очень много, ну и потому, что ресурсы Тайной канцелярии, пусть и в купе с полицмейстерством, не безграничны.

Значит, он привлек внимание. Пусть так, но и уехать без результата было невозможно. Да и слежка не была тотальной. «Американец» часто просто не замечал рядом с собой ни одного человека, которого можно было бы представить в роли соглядатая, иногда же лица прохожих ему казались знакомыми.

Сегодня у Бенджамина Франклина была запланирована встреча с премьер-майором Брайаном О’Шелли. Этот человек когда-то был рядом с генералом Джеймсом Кейтом, которого Великая английская ложа некогда назначила великим провинциальным мастером для России. Кейт отправился служить прусскому королю, а созданные им три масонских ложи империи, пришли в упадок.

Франклину было необходимо понять и доложить на ближайшем собрании Великой английской ложи, что происходит в России, насколько сохраняется перспективы развития тайных обществ и их влияния на политику Российской империи.

Желание масонов более пристально обратить внимание на Россию было вызвано сверхудачной политикой русских. Дело было даже не в битве при Берг-ап-Зоме, пусть и обидной для французов и привлекающей внимание всей Европы. Важнее было другое — победоносное шествие русских войск по территориям Османской империи. Ну, и появление Русско-Американской компании, как очередного фактора, который привлекал внимание. Неопределенность политики России, сложность просчета действий той же РАК, требовала от всех заинтересованных лиц усилить сбор данных о стремлениях и чаяниях русских.

При этом в России были очень популярны труды французских просветителей, развивался театр, писались музыкальные произведения. Уже не столь радикальны представления о религии, при стремлении к поиску истины. Русские элиты были готовы стать сагитированными в тайные общества.

Встреча с Брайаном О’Шелли происходила в не особо приятном заведении, трактире «Два гуся». Такое название заведения могло дать отсылку к трактиру «Гусь и вертел», где на английской земле произошло становление современных масонов. Но не по этой причине встреча намечалась в столь худом месте, вести разговоры в ресторации Франклин опасался.

Статный, подтянутый, без парика, с рыжеватыми волосами мужчина, уже ожидал эмиссара от масонов. Эта встреча для Брайана была волнительной. Он посещал собрания масонской ложи «Молчаливость» [есть свидетельства, что такая ложа существовала], но замечал, что сами идеи, которыми первоначально восхищались все братья, тускнели, как и пропадал в их глазах огонь. Не было мастера, который мог бы воодушевить братьев. Внимание Великой ложи должно вдохнуть новую жизнь в общества. А он, О’Шелли, чем «Великий Архитектор» не шутит, может занять высокое место в иерархии «вольных каменщиков».

— Мне именно так Вас и описывали, — сказал Бенджамин Франклин, присаживаясь напротив Брайана, на не самую чистую лавку. — Я рад, что мое послание дошло до Вас.

— Вы настолько таитесь? Есть повод? Вашим посыльным был мальчишка, стервец мог и не донести письмо, — сказал премьер-майор, не отрывая взгляда на перстень у своего визави.

Простой, казалось бы, небольшой серебряный перстенек, но на нем была выгранена усеченная пирамидка со светящимся глазом у ее вершины. Брайан решил, что обязательно закажет себе такой же перстень.

— Сохранение тайны — суть залог существования нашей организации, как и ее привлекательности. Признаюсь, было не так уж и легко Вас найти. Те данные, что были даны генералом Кейтом, не совсем актуальны, Вы переселились в другой дом, — сказал «американец», брезгливо сметая крошки со стола своим белоснежным платком.

— И чем же я могу быть полезен? — спросил англичанин на русской службе, наблюдая, как его собеседник брезгливо кидает на пол изрядно испачканный платок.

— Ну, как же? Вы не понимаете? — Бенджамин притворно продемонстрировал удивление.

— Насколько я могу судить, Великая английская ложа заинтересовалась Россией и Вы хотели бы узнать о ситуации с тайными благодетельными обществами в этой стране, — проявил сообразительность О’Шелли.

— Именно! Меня интересуют высокопоставленные люди, которые могли бы разделить наши идеалы поиска знаний, гуманизма и справедливости, — сказал Франклин, недоверчиво посмотрев на вино, которое несла к их столу толстая подавальщица в замызганном фартуке.

Установилась пауза. Говорить в тот момент, когда дородная женщина выставляла на стол бутылку вина и тарелку с ломтями, по запаху, не самого поганого мяса, было нельзя.

— Граф Роман Илларионович Воронцов, — назвал имя Брайан [Р. И. Воронцов один из деятелей масонского движения в России в 1750-х гг.].

— Что это за фигура? — спросил Франклин, отрезая кусок мяса.

— Брат вице-канцлера Михаила Илларионовича Воронцова, человек просвещенный и добродетельный, — О’Шелли дал кратную характеристику графу.

— Это уже неплохо! А как дела обстоят с более высокопоставленными сановниками? Тот же вице-канцлер, или фаворит императрицы Иван Шувалов, он же, насколько я осведомлен, имеет переписку с Вольтером? — спросил «американец».

— Думаю, это люди, которые могут быть сочувствующими, но и только — Елизавета Петровна не станет жаловать у своей юбки вольных каменщиков. Императрица религиозна, для нее отход от догм православия недопустим, — высказал свою точку зрения премьер-майор.

— А наследник? — как бы между делом спросил Франклин.

— О! Это загадочный человек! Мальчишкой он был взбалмошным и увлекался чем угодно, но не науками или государственными делами. А после, ходят слухи, к нему явилась Пресвятая Дева Мария, и Петр переменился. Стал писать красивую музыку, часто посещать церковь. Увлекся военным делом и за короткий срок в России появилась добротная армия. Конечно, заслуга в том больше на Апраксине, или Салтыкове, еще Петре Румянцевом, но и без наследника тут не обошлось, — размышлял вслух премьер-майор, еще не участвовавший в войне, но собирающийся отправится со своим батальоном в Молдавию, буквально через две недели.

— А основание банка — чья заслуга? — задал очередной вопрос Франклин.

— Так Шувалов Петр Иванович, это он горазд на прожекты, но, говорят, что и наследник с ним в сговоре.

— Русско-Американская компания? — не унимался Франклин.

— Говорят, что то блажь Петра Федоровича, думаю я, что без Шувалова Петра Ивановича так же обошлось, это еще тот царь Мидас, ни рубля не упустит, — сказал Брайан, потом задумался и продолжил. — Вы думаете привлечь цесаревича к делу?

— А это невозможно? — ответил вопросом на вопрос Франклин.

— Не знаю. Разные слухи ходят, — нехотя ответил О’Шелли.

Бенджамин Франклин считал, что такая загадочная фигура, как цесаревич Петр Федорович был бы очень кстати, если бы вошел в состав Великой Российской провинциальной ложи, создание которой становилось целью для «американца».

Реализация такого проекта вознесет самого Франклина на небывалую высоту в иерархии масонов, позволит подчинить русских каменщиков Великой английской ложе. Нечто подобное удалось во Франции, где во главе масонов стал принц крови Луи де Бурбон-Конте. Как было бы хорошо, чтобы и в России получилось заполучить в провинциальную ложу наследника.

— Мистер О’Шелли, есть ли у Вас несколько надежных человек, что могли бы присматривать за моей безопасностью? — спросил Франклин.

— Думаю, что найду. Должников нижних чинов хватает, — ответил премьер-майор, прикладывая неимоверные усилия не задавать лишних вопросов.

Брайан О’Шелли был опасливым человеком и ему не хотелось ввязываться в сомнительные дела. Просьба эмиссара Великой английской ложи не то, чтобы испугала офицера на службе Российской империи, но насторожила, и он уже хотел заканчивать разговор и быстрее избавиться от компании некоего господина, с которым его связывало только масонское братство. Для Брайана долгое время считать себя масоном было в какой-то степени игрой, стремлением казаться передовым, просвещенным, но быть острием тайных игр он не хотел.

— О, нет, мистер О’Шелли, ничего плохого, что могло бы Вам навредить, я делать не собираюсь. Но передвигаться по незнакомому городу, зная только несколько фраз на русском наречии, согласитесь, затруднительно, — Франклин прочел по выражению лица своего собеседника обеспокоенность и поспешил его успокоить.

Одномоментно Брайан перестал быть интересным для Бенджамина. «Американец» понял, что для этого офицера членство в масонской ложе в большей степени статусная игра, но не стремление к изменению несправедливого мира. Назначать этого персонажа магистром, если не удастся договориться с Воронцовым, или еще с кем из высокопоставленных персон, точно нельзя.

*…………*……….*

Ораниенбаум

25 февраля 1750 года

27 февраля 1750 года мы с Екатериной решили дать бал. В коридорах дворцов и домов аристократии «Молодой двор» обвиняли в том, что организовывается мало мероприятий. Уже начинали говорить о том, что я скупердяй и жмот, купаюсь в деньгах, а не думаю о развлечениях для двора. Вот и пришла идея праздника. Тем более, что уже скоро светская жизнь в Петербурге замрет, по крайней мере, в публичной плоскости — Великий пост на дворе.

Но вот так просто убить время я не хотел. Появилось юношеская шальная мысль эпатировать общество. Еще ранее я вспомнил мотивы трех вальсов, помня только, что одно из произведений принадлежит Штраусу толи отцу, толи сыну, о двух других не знал даже и этого. Ну, так и не у кого тогда просить мысленного прощения, за то, что я «сочинил». Давно уже не было музыкальных творений от «гения Просвещения» — наследника российского престола.