Цесаревич

Глава 7

Эгейское море, о. Парос, г. Науса

13 мая 1750 года

Адмирал Захар Данилович Мишуков был полон решимости. Четыре месяца корабли русского флота охотились за турками, практически парализовали морскую торговлю Османской империи, потопили три фрегата и еще восемь мелких суденышек. Лютовали и союзные пираты, точнее — каперы. Эгейские лихие моряки, и раньше промышлявшие пиратством, сейчас делали это с бумагами от России и были преисполнены счастьем, что уже не бандиты, а гордые каперы.

Но все это было не то, лишь возня, которая не сильно-то и шла на пользу русскому флоту. Мало того, что за эти месяцы были потеряны два фрегата при ошибках в навигации, так и наступал дефицит пороха и ядер, парусины и канатов. Мальтийцы продавали свои пороховые запасы, дорого, но продавали. Однако, и их склады истощались очень быстро. Поэтому нужно было сражение жесткое и бескомпромиссное, чтобы разгромить турку и сразу же послать конвой за всем нужным в Россию.

Победа позволит и непосредственно уничтожить турецкий флот, который мало-мальски, но был турками собран со всех закоулков огромной империи, но еще решительная виктория не даст французам совершить ошибку и напасть на русские корабли. Франция блокирует русские эскадры и не пускает их к Гибралтару, а победа русского флота над турецким, решимости у французов должна поубавить.

— Зюйд-Вест, — кричал офицер на флагмане русского флота, линкоре «Ретвизан».

— Впереди паруса! — услышал Захар Данилович.

— Вот и хорошо, сложно ждать и догонять, — чуть слышно, скорее, для себя, сказал адмирал Мишуков и достал зрительную трубу.

Через двадцать минут, когда оба флота уже отчетливо себя проявили и командующие расценивали шансы победы в сражении, появилась еще одна информация, которая повергла русского адмирала в шок.

— С кормы паруса! — прокричал впередсмотрящий в гнезде.

Все от матросов до офицеров напрягали зрение, чтобы увидеть противника, который приближался к русскому флоту. Проще определить опасность было капитану «Ретвизана», да адмиралу Мишукову с адъютантом, у которых были зрительные трубы.

— Французы! — воскликнул капитан флагмана.

Мыслительные процессы Захара Даниловича Мишукова ускорились в разы. Русский флот оказывался зажат в клещи. Но сведений о том, что Франция вступила в войну с Россией, не было, напротив, французы в разы уменьшили свою активность в направлении Османской империи, только у берегов Испании и части Италии ходят корабли под французскими флагами. Уже два месяца, у Мальты и в зоне действия русских эскадр не было ни одной посудины от Людовика. Тогда что? Пугают? Вступят ли в бой? Если не собираются воевать, то почему тут? Да и как нашли? Очень много было вопросов у адмирала, на которые вряд ли можно было получить ответы в ближайшее время.

— Неприятель впереди! Думайте, господа, как бить турок станем. Францию не трогаем, пока они не станут нас топить, — скомандовал Мишуков, все больше набираясь решимости, пусть и промелькнула мысль, что турок нужно бить, а французам можно и сдаться.

Адмирал скривился и загнал малодушные помыслы глубоко в подсознание.

— Восемь линейных кораблей, одиннадцать фрегатов, двадцать три галеры, еще восемнадцать различных малых кораблей, — отчитался офицер.

«Мы имеем десять линейных кораблей, шесть фрегатов, пять брандеров. Ветер больше благоприятствует нам, турки стоят относительным скоплением, по крайней мере, галеры скучены» — думал Мишуков.

Адмирал понимал, что в таких условиях может повторить победу при Лепанто, когда Бредаль пожертвовал и собой и своим кораблем. Сейчас же приказать кому-то погибнуть, чтобы иные радовались виктории, было не по чести дворянина, может только брандеры сделают свою работу, но такова специфика этих кораблей, чтобы погибнуть, но прихватить с собой неприятеля, да и система эвакуации на брандерах отработана до автоматизма. Самому же Мишукову хотелось славы. Кто ее не хочет? Но, он хотел лично насладиться триумфом, а не взирать на восхваления подвига с небес, ну, или из ада, — это уже как получится.

— Созывайте Совет, — распорядился Мишуков и пошел в каюту, чтобы спокойно позавтракать. Он уже принял решение, теперь нечего переживать, но послушать подчиненных может оказаться полезным.

Как и думал адмирал, толковых решений в сложившейся ситуации предложено не было. Были высказаны мнения, что лучше уходить, если отпускают, говорили и о том, чтобы ударить по французам, которые обнаглели и еще много чего сказанного по-пустому. Но было важно даже психологически, разделить ответственность за принятые решения, что и было сделано, когда предложения адмирала были приняты единогласно.

Почти сутки флоты маневрировали, турки пытались выйти в открытое море, но после непродолжительных обменах пушечными залпами, забились в заливе Сароникос у мыса Капо-Скилли [название мыса Скилион в XVIII в.]. Неприятельский флот не выходил, а и французы немного подтянулись и своим присутствием, которое было не столь и внушительным, скорее политическим и нервозным, стесняли возможности маневра для кораблей Мишукова. Русский флот просто подталкивали к сражению, причем не к линейному бою, а к свалке.

Под самое утро были спущены порядка двух десятков лодок, которые на всех порах устремились к неприятелю, благоприятствовал ветер, но и матросы на веслах подталкивали свои одно парусные суденышки вперед. Вместе с тем, три линейных корабля, без каких-либо огней, выстроились в линию напротив выхода из залива Сароникос и стали выжидать. Задача была ударить всеми орудиями с бортов «в ту степь», для отвлечения неприятеля от реальной опасности.

Вместе с лодками, груженными порохом и под управлением матросов в бой устремились и четыре корабля-брандера.

Лодки уже приближались к турецким кораблям, как там началась суета, а у тех вымпелов, что стояли боком к выходу из залива, стали в ночном, или уже предрассветном сумраке, одна за другой выкатываться пушки. Русские линейные корабли открыли огонь. В ночи было вообще непонятным, куда долетают ядра, и насколько это опасно для турок, но грохот стоял, и паника у османов присутствовала, несмотря на буквально несколько попаданий.

До целей дошло только меньше половины лодок, два брандера-корабля были потоплены турками, но остальные отработали по турецкому флоту. Особо отличился корабль-брандер под началом капитана Василия Сергеевича Ильичева, который смог сцепиться с турецким линкором и взорвать свой корабль, от которого огонь быстро перекинулся и на турецкий вымпел. Команда, в большей части, успела прыгнуть в воду и даже спустить один ял, прежде чем разразился взрыв большой мощности.

От брандера огонь переметнулся и дальше, охватывая пламенем еще пять галер и три линейных кораблях неприятеля. Огонь переметнулся еще на ряд посудин, где команды имели успех в борьбе со стихией и выигрывали в битве за живучесть своих суден, стало ясно, что решающего значения предрассветная атака не принесла.

Весь русский флот, уже готовый к сражению, выдвинулся к месту пожарищ. И началась самая, что ни наесть свалка, которой так хотелось избежать. Русские корабли выходили на пистолетный выстрел и в упор, иногда раньше неприятеля, иногда с обменом ударов, били по туркам. Щепа разлеталась от любого попадания османского ядра, именно щепки от собственного корабля и причиняли больше вреда, чем само ядро. Палубы заливало кровью, но никто не сдавался.

Флагман «Ретвизан» не стоял в стороне.

— Зарядить пушки двумя ядрами по правому борту [подобное в реальной истории использовал Ф. Ушаков], — скомандовал капитан корабля под одобрение адмирала.

Это было опасно — два ядра могли и разорвать ствол орудия, однако, двойной выстрел — это двойное попадание практически в одну точку. Целью «Ретвизан» выбрал турецкий флагман — самый большой в двух флотах линкор со ста пятью пушками. Ветер немного переменился, и нужно было изменить конфигурацию парусов, но времени на это не оставалось, и русский флагман рисковал.

Поворот, левый борт практически погружается в воду, но правый разряжается залпом, не давая шанса турецкому кораблю. Русские матросы, среди которых были и греки и черногорцы сразу же стали бороться за живучесть своего корабля, откачивая воду из трюма, перетаскивая тяжелые пушки на правый борт. В какой-то момент, корабль все же выпрямился и мог продолжать бой.

В это самое время, туркам удалось взять в клещи русский линкор «Три святителя» и там уже шла жестокая абордажная схватка, в которой турецкое численное превосходство продавливало русское преимущество в качестве подготовки абордажных команд. Когда два союзных фрегата, так же потрёпанных, приблизились к русскому линкору, команды на «Трех святителях» уже не осталось, но и турок было убито огромное множество. Абордажный натиск команд с русских фрегатов быстро смял волю к сопротивлению у оставшихся моряков и абордажников противника. Османы стали прыгать в воду, или сдаваться.

Бой закончился. Это была победа — турки разгромлены, и частью сдались. Только шесть галер и еще пять малых кораблей сбежали, как-то протиснувшись между сражающимися флотами. Русские потери составили три линейных корабля, два из которых были потоплены турками, а один совершил таран, погибнув и сам и захватив в Преисподнюю неприятеля. «Три святителя» взят на абордаж, один союзный фрегат так же был потерян, причем без шансов на спасение — взорвалась крюйт-камера [место на корабле, где хранился порох].

У турок потоплены четыре линейных корабля, два захвачены абордажным боем, два изрядно потрепанных сдались. Фрегатов противник потерял восемь, остальные могут и не доплыть до практически видимого берега, но там их неминуемо захватят русские команды, которые готовились высадиться на берег и зачистить его от любых очагов сопротивления. Галеры большей частью сгорели, были и потопленные, а на одной случилось восстание греков-гребцов, которым удалось захватить корабль.

Раненный в руку щепой, а в ногу пулей, адмирал Мишуков, ждал атаки со стороны французов. Уже рассвело, русский флот не просто потрепан, по сути, эта победа чуть лучше, чем Пиррова. Добыча, в роли которой может выступить русский флот, для свежей французской эскадры оказывалась вполне по силам. Доминирующий в организме Захара Даниловича адреналин больше не позволял задаться вопросом о сдаче французскому флоту. Биться до последнего!

— Они уходят! — с необычайным облегчением произнес Мишуков.

Тогда русский адмирал еще не знал, что в Средиземное море ранее вошла еще одна русская эскадра под командованием вице-адмирала Шпанберга. Многое пришлось уступить англичанам, в том числе и пообещать первоочередное исполнение контрактов на поставку пеньки, чтобы они пригрозили Франции, не сметь атаковать русских, обещая вступить в возможное противостояние на стороне России. Средиземноморская французская эскадра узнала, что русские корабли, еще не участвующие в баталиях и полные решимости, приближаются к Пелопоннесу и решила ускориться в направлении Марселя. Вот если бы русским не удалось победить османов, то французы могли бы поучаствовать в полном разгроме, но сейчас, нет.