Царская немилость

Глава 22

Событие шестьдесят первое

Никогда не давай имени живому существу, которое ты не собираешься держать у себя или которое ты собираешься съесть.

Дебора Боэм

В эту ночь Брехт опять ночевал у «земляка». Домой было поздно ехать, тридцать с лишним вёрст при таком снегопаде, это квест. Да и вечер уже. Это не запрыгнул на «Гелик» и не топанул педаль газа в пол, выжимая под двести км. Двадцать минут и дома. Нет, лошадка, снег почуя, плетётся рысью как-нибудь, бразды пушистые взрывая, ногами в них же застревая, ямщик уснул на облучке, пропил кушак он в кабаке.

Навеяло. Спал – не спал, а ворочался. Мысль покоя не давала. Мысль-то правильная, но рискованная. То ли итить за этой мыслью, то ли не итить, так, по древу растечься, помечтать, да и плюнуть. И, что на левый бок на жёсткой лавке повернёшься, что на правый, всё не спится. Мысль простая была, как доказательства теоремы Лагранжа о конечных приращениях. Приращениях, это ключевое слово. Хотелось прирасти капиталом. А всё проклятые ряженые «ахтырцы». Позавчера они обнесли ювелира на Кузнецком Мосту, зачем-то кроваво перерезав ему горло. Не гуманно же. Просто сунули бы кинжал в глаз или в сердце, нет, пошли по пути Тарантины. Лужи крови им подавай. Потом ещё зачем-то убили Паркинсона тем же способом. Наверное, хотели посмотреть, как у него конечности дёргаются. Юннаты, блин. Дак ещё и лопаты у бедняги забрали. Ладно, оставим это на их совести. А вчера они сходили на разведку к хорошему знакомцу графа фон Витгенштейна ювелиру Жану Клодту не Ван Даму. Понятно, что сегодня утречком, но не с самого сранья, они пойдут на дело. Опять ножичком по горлышку. А золото и прочие табакерки в мешок. И на улицу … И их там будет ждать … Сани хорошие. Но не тройка, по Москве на тройке не сильно разгонишься, улочки кривые, узкие и снегом завалены.

И среди табакерок может оказаться и будущая семейная реликвия светлейших князей Витгенштейнов. Обидно, понимаешь. Нужно ребят остановить. Не проблема послать Тихона к полицейскому, что видел Пётр Христианович на Кузнецком Мосту, пусть расскажет о подозрительных гусарах ахтырских.

Хотя, повяжут Тихона для допроса, а он при пятом ударе мордой об тейбл расскажет, что они с графом … Нет, такой хоккей нам не нужен. Тогда второй вариант. Они (ахтырцы) должны подъехать и стоять не очень далеко от ювелирного магазина. Пётр Христианович повернулся на правый бок и попытался вспомнить, а стояло ли чего рядом с магазином Ван Дама, когда мимо него прошли гусары без косичек. Нет, с этой стороны ничего не было. А с другой. Повернулся граф на левый бок. Были какие-то повозки. Или это ему хочется, чтобы были. А ведь точно были, он тогда ещё вскользь подумал, что вот та белая лошадь, запряжённая в сани, слишком хороша для крестьянина. Итак, есть, возможно, зацепочка. Товарищи, а все гусары друг другу товарищи, это слово от польских гусар и пошло, а у них потом уже Ленин своровал, приедут на санях, и в них будет запряжена высокая белая кобыла. Нужно «товарищей» скрутить, прямо на центральной улице Москвы и, загрузив в их же сани, отвезти в «каретник» к печнику бывшему графскому и там допросить, где их логово, и где хабар с прошлого дела. Где, мать вашу, лопаты?! Ах, не брали, а где золотые табакерки? И на тебе в носопырку, чтобы больше не нюхал чужого.

Для этого дела с учётом того, что гусары эти ряженые кровушку легко пускают, нужны помощники. Замечательный способ проверить в деле Семёна Тугоухого и его трёх подельников. Брехт их про себя Ивашками называл. Одного звали Иван Зайков, и второго Иван Первых. Пацанчика тоже перевезли в дом к печнику Демиду. Было ему лет десять. Нормальный пацан, прилично одет и даже вши по нему не ползают. Его Тугоухий ещё осенью подобрал на Москве, тот милостыню просил, говорит, что родители и братья с сёстрами от холеры померли. И он один остался. Отец был якобы столяром. Брехт сильно его не расспрашивал, успеет ещё. Видел-то мельком пару раз.

Паренька звали тоже Иван. Три Ивашки, блин, как их одного от другого отличать? Младшему Ивашке тоже своя роль в начинающем слагаться плане в голове у Петра Христиановича отводилась. Он должен стоять на углу Тверской и предупредить прибежать Брехта и Тугоухого, когда появятся ахтырцы. Теперь оставалось, только добиться согласия Семы Тугоухого и его бандочки на осуществление этого экса. А с другой стороны, они же дали согласие поучаствовать в нескольких делах Петра Христиановича, чем это не дело?

А вот Тихон в этом деле был лишним, слишком много будет всяких нехороших вещей знать о Брехте. Напьётся где и начнёт рассказывать. Нет, точно Тихона брать на дело нельзя. Пусть в дорогу собирается. Решил Пётр Христианович предотвратить нападения мнимых ахтырцев на ювелира и сразу полегчало. Лавка больше такой жёсткой не казалась, бац, и вырубился, и проснулся, когда на Москве петухи заголосили. Это только название, что Первопрестольная, да столица бывшая, а так деревня деревней с коровами курями, козами и с петухами, естественно.

Быстро перекусив, Пётр Христианович погнал ещё по сумеркам на пойманном по дороге извозчике к Демиду. Там, народ уже тоже проснулся и занимался кто чем. Но в основном просто из угла в угол шлялись. Чемоданное настроение у всех, граф же вчера сказал, что все дела закончились и пора домой собираться, вот все и ждали отъезда.

Брехт махнул им рукой и позвал с собой на улицу Семёна. Рассказал ему о своих предположениях насчёт «ахтырцев» ряженых.

– Не слышал ничего такого? – может, тут, как в Европе, в средние века гильдия воров есть, и они все друг друга знают. Ну, или проще, сбывают же они куда-то награбленное. Может быть, там пересекались с этими «гусарами».

– Нет, Вашество, ничего не слыхал. Так если они ограбили ювелира, зачем им снова магазин грабить? – долго мотал головой Тугоухий. Интересно, почему так называют. Нормально слышит человек.

– Давайте быстрее собирайтесь. Поедем на наших санях. Возьми полешко хорошее, одного нужно оглушить и живым взять. Спросим, где они хранят награбленное, и зачем на второй магазин покусились. Поторопитесь. Кто их проклятых знает, во сколько они туда припрутся, а нам нужно там всё разведать.

Событие шестьдесят второе

Имена «Сократ» и «Платон» похожи: и то и другое – имена.

Людвиг Витгенштейн

Ванга из графа фон Витгенштейна, как … свинья в апельсинах. Это ещё крупно повезло, что тепло относительно на улице. Снегопад с ветром тоже закончился. Лёгкий морозец в пять градусов или около того и солнышко. А так бы за день на свежем воздухе дуба дали. Пётр Христианович в сапогах вообще мог простыть. И так, пару раз, поручив Ваньке младшему прибежать за ним в первую очередь, если ахтырских коричневых гусар увидит, уходил погреться в ателье сначала, где покопавшись в материалах, выбрал два больших отреза английской шерстяной ткани, покрашенной в зелёный цвет. Оттенки были разные, один так вообще замечательного болотного цвета, второй поярче, цвета травы молодой, но если сшить камуфляж, просто нашивая кляксы травяные на первый материал, то получится вполне нормально. Коричневый кусок ткани тоже был, но небольшой, тем не менее, граф и его купил. На кляксы и всякие манжеты хватит. Брехт первоначально хотел заказать костюмы для своих боевиков сшить здесь в Москве в мастерской мадам Роже, но те называли недельные срока, а сидеть неделю в городе граф не мог, да и не хотел. В деревне полно дел, а тут просто опасно для него и для семьи его пребывание. В любой момент можно встретит знакомого, который проболтается, что видел его в Москве, а то и специально побежит в полицию. Брехту скудноватая память от реципиента осталась, кто этого Витгенштейна знает, сколько он успел врагов себе наплодить, вон с двумя уже столкнулся. Хорошо, что хорошо закончилось, однако, вечно везти не может. Пора и честь знать. Погостили. Вот бог – вот порог. И зря он что ли, всяких там швей да вышивальщиц напокупал, пусть пользу приносят. Сошьют одежду и камуфляж по его эскизам. А то назад их продаст или на коровник – коровницами (прекрасными пастушками (schönes cowgirl)), нечего дармоедов плодить. Эксплуататор он или рядом проходил.

Второй раз зашёл погреться в магазин, где торговали чаем и кофе. Чашку одну выпил чаю тёплого еле с пироженкой, и это за целый день. Зато купил себе две фунтовые бумажные коробки китайского зелёного чая и одну коробку кофейных зёрен. Теперь ещё нужно мельницу изобрести. Можно и в ступке растолочь, но эффект не тот. Крутишь ручку механического чуда и наслаждаешься ароматом, доносящимся из мельницы. Не графская работа мельницу крутить? Так это и не работа, а удовольствие.

Ахтырцы так за день и не появились. Нет, ахтырских гусар было полно, они шастали по улицам Москвы, туда-сюда, но это были настоящие и Брехту приходилось отворачиваться и прятать лицо в большущем воротнике тулупа, чтобы его не узнали. Тогда Пётр Христианович решил, что бандиты эти хитрые и специально выжидают конца работы ювелирного магазина, чтобы взять выручки побольше, но те так и не появились. Ван Дам закрыл магазин свой, и здоровяк в ливрее ушёл с крыльца, предварительно ставни на замки затворив. На втором этаже дома Жана Клодта зажглись свечи, и Брехт дал команду операцию сворачивать. Неудачливые антикиллеры погрузились в сани и рванули в дом к печнику, греться и обедать. Нда, и обедать, и ужинать, и файфоклокать. Есть хотелось жутко.

Эх, пельмешков бы горяченьких с майонезом и кетчупом.

– Простынем. Нужно срочно в баню. – С порога стал раздавать указания Пётр Христианович.

– Так вторник, не топили. – Попытался съехать Демид, но увидев в глазах графа непоколебимость, сдался и пошёл топить баньку. Вот печник же, а в бане не мог себе нормальную печь соорудить, топилась по-чёрному. Оно, может, так и быстрее получается, но копоти внутри, словно не в баню пришёл мыться, а на смолокурню пачкаться.

Пришлось и водочки хапнуть. Зато спал Пётр Христианович, как убитый. Даже петухи не разбудили. Разбудил Сёма Тугоухий.

– Вашество, рассвело давно, вы говорили, что сёдня снова пойдём.

– Пойдём. – Брехт сел на лавку, выпутываясь из одеяла лоскутного. Думал, всё же, простынет, так вчера намёрзся, но в горле не першило, в голове не гудело, лоб испариной не покрывался. Жив ещё курилка. Говорят, на фронте простудой не болеют. Может и не врут.

Перекусив варёной курицей с пятью куриными же варёными яичками, довольно крупными, гоп компания опять погрузилась в сани и поехала к ювелирному магазину на Тверской Бульвар. И чуть не опоздали. Только расположились у соседнего здания, как из Тверской показалась та самая белая высокая лошадь, запряжённая в парадные красивые сани. Брехт прямо почувствовал, как всё тело адреналином наполнилось, слюна солёная стала.

– Сёма! Они! Двигаем. Работаем, как договаривались. Ваньки, страхуйте. Подгоняйте лошадь нашу вплотную к их саням. Чтобы закрыть со стороны улицы.

Народу было много на Тверском бульваре. День, как и вчера, выдался тёплым и солнечным, и публика вышла, по магазинам пройтись и променад устроить, обновками хвастаясь. Пётр Христианович покрепче взялся за рукоять ножа. Это была та самая финка, что он отобрал у дезертира Сёмы. У самого Тугоухого была в руках приличная палка. Что-то типа биты их будущего, даже рукоять, чтобы удобнее держать, Семён себе выстругал.