Кистепёрые

Глава 5

Это не мы умнеем и усложняемся, всплыла из тьмы сознания вялая, как вобла у Маяковского, мысль. Это Вселенная усложняется. И получается у неё всё быстрее.

Из-за того, что копался, как и все, в бытовухе и мелочных проблемках, идея, хоть не такая уж и странная, всё же показалась тревожащей. Хотя чему тут тревожиться, это же здорово, мы и есть Вселенная, её вершина, высшее достижение эволюции звёзд и галактик, но насторожился, время такое, надо оглядываться во все стороны.

Вряд ли Вселенная что-то подсказывает, я не настолько антропоцентричен, для неё и человечество не больше, чем для нас микроб, просто усложнение Вселенной достигло того уровня, когда и человеки начинают понимать, какая она на самом деле, что она сама вряд ли осознаёт, хотя кто знает.

А зачем, с какой целью вот так постепенно открывается? Может, потому, чтобы не страшились увидеть, если откроется вот так сразу? Ахнем и попадаем дохлыми в красивых позах?

А так вот, постепенно, намёками, подсказками, что вроде бы сами приходят в минуты озарения, она сообщает, что всё путём, не страшитесь, микробы, вы правильная микробиота, теперь на вас вся надежда, это вы продолжите и усилите взросление Гигамира.

– Алиса, – велел я, – обзор на все экраны.

– И на главный? – уточнила она.

– Тоже, – подтвердил я. – У нас всё сохраняется, забыла?

– Это я вас так развлекаю, – сообщила она. – А то у вас пульс учащённый и кровь в мозгу как-то очень уж… Свёртываемость повышена. Дать в цифрах?

– Не надо, – сказал я по-барски, – а извозчики на что?..

Судя по обзору, а шеф должен видеть картину целиком, суматохи прибавилось, как, впрочем, и во всём мире. Полагаю, и во Вселенной, но там ускорилось с миллионов до миллиардов, нам не так уж и заметно, но здесь, в нашем офисе…

– Шеф, – произнесла Алиса, – просмотрите в записи момент, что выделен как приоритетный.

– Давай, – согласился я.

В записи, чёткой и в разрешении четыре-ка, Худерман идёт в благородной задумчивости по залу между футуристичными блоками «Алкомы», там нейроморфная часть соединяется с квантовыми, остановился, быстро отсоединил щиток на одной из стоек, торопливо выдернул один из шнуров, тут же поставил щиток на место, прикрутил и пошёл дальше, такой же спокойный и как бы погружённый в высокие мысли.

Я вздрогнул, насколько помню, в той части расположен блок, что отвечает за анализ и принятие решений. По телу прокатилась, или это только моё воображение, холодная волна.

Так, наверное, рабочий муравей чувствует себя одиноким, если вдруг потерял бы связь с царицей, а через неё и со всеми муравьями их громадного прайда.

Я тупо смотрел в экран, стараясь сообразить, что же теперь делать, а делать нужно сейчас же, а в зал вошёл Лысенко, красивый, как викинг перед боем, двинулся между стойками с вычислительными блоками, плечи покачиваются, и на ходу занимается изотонической гимнастикой, внезапно свернул, лицо не меняет выражения, направился именно к тому же блоку, от которого минут пять тому отошёл Худерман.

Я задержал дыхание, а Лысенко неспешно снял кожух, всмотрелся в мигающую огоньками панель, присвистнул. Наконец-то на лице проступило удивление, ага, это заметил выдернутый из гнёзда шнур, хотя Худерман умело упрятал конец в путаницу разноцветных проводов.

Без излишней торопливости, но быстро и умело, словно всю жизнь этим занимался, быстро распутал, вернул штекер в прежнее положение, соединяя блоки, как и были раньше, на лице глубокое удовлетворение, неспешно укрыл всё щитком.

Экран погас, «Алкома» через Алису ответила на мой вопрос, а дальше включился энергосберегающий режим, всё до последнего ватта идёт на полезную работу.

Я откинулся на мягкую спинку с валиком под поясницей, сердце колотится со всхлипами, ему бы чтоб я сидел на веранде в кресле, а остывающие ноги укрыл тёплым пледом, но мы давно уже не отдельные особи, а частицы огромного человейника, потому я перевёл дыхание и сказал слабо:

– Лысенко, ко мне. Немедленно.

Он вошёл насторожённый, готовый защищаться и оправдываться, значит, что-то где-то да превысил, мы же люди, как не попытаться получить от «Алкомы» больше, чем указано в служебной инструкции.

Смотрится бодро, да он и так самый молодой, если не считать Володю Мухортова, но фигура стала рельефнее, плечи шире, а бицепсы красиво и мощно распирают рукава рубашки, вот-вот порвут.

– Шеф, – спросил он встревоженно, – что-то стряслось?

– Да, – ответил я и постарался, чтобы голос звучал зловеще. – Думаешь, не замечу?

Он растерянно сглотнул, вытянулся по струнке.

– Шеф, я чист, как слеза ангела!.. Даже шею вчера мыл!

– Хорошо, – сказал я с расстановкой, – «Алкома» бьёт тревогу, что ты недавно снимал щиток на семнадцатом блоке, что-то мудрил с проводкой!.. Признавайся, всё равно уже ничто не спасёт. Твои преступные действия запечатлены и зафиксированы. Могу показать.

Он вскрикнул в панике:

– Шеф!.. Да всё напротив!.. Я шёл по залу, слышу, семнадцатый вроде бы гудит чуточку не так. Ну, словно там не сто пчёл, а всего девяносто девять.

– Ну-ну?

Он сказал торопливо:

– Я хотел было пройти мимо, но что-то как будто толкнуло открыть и посмотреть.

– И что увидел?

– Один шнур выдернулся, – сказал он торопливо. – От вибрации, наверное. Я воткнул взад, закрыл и пошёл, я же такой чуткий, оказывается!

Я переспросил:

– Как будто что-то толкнуло?.. Не сам решил?

Он сказал обидчиво:

– Сам, конечно, но бывает такое, словно что-то внутри подсказывает: подойди вон к тому и дай в морду! Но это из анекдота, как вы помните, а так я сама невинность. Да что случилось?

Я ответил медленно:

– Да так… увидел, как ты снял щиток и начал рыться в проводах. А у нас, сам знаешь, пятая колонна Госдепа вовсю пашет за жабьи шкурки. И англичанка гадит. А свои либералы вообще насрать так и норовят!

Он с облегчением вздохнул.

– А-а, ну да, лучше перебдеть, чем недобдеть, время такое интересное. Понимаю, шеф.

Поглядывает всё-таки настороженно, что-то я упустил, явно где-то ещё засветился в недозволенном или нерекомендуемом, но я вздохнул и махнул рукой.

– Иди пока нерастрелянно. Но бди! Тебя тоже бдят.

Он спросил опасливо:

– Будем стучать друг на друга, как в демократичной Европе?

– Не на постоянной основе, – заверил я. – Но до релиза только строем и в ногу!

В офисе, как уже заметил не только я, напряжение нарастает и нарастает. «Алкома», конечно, в центре споров, но тревога и предчувствие некого катаклизма охватили всю планету. Надвигается нечто, что сметёт всю нашу привычную жизнь, а непонятное пугает больше, чем явная и зримая беда.

Вымотавшись на работе, глубокой ночью добрался до своей квартиры, но сон не шёл, велел Алисе включить комп и войти моим персом в байму.

Странное чувство, едва пробежался по лесу, держа лук наготове, как ощутил себя малость отдохнувшим, а когда добрался до мелкой речушки и перешёл её вброд по мелководью, вроде бы вообще набрался сил и бодрости, странный и приятный эффект, хотя и опасный для слабых душ.

На карте заметил мигающую точку на другой стороне локации, удивился, активировал телепорт и перешёл через пространство эти полста километров, вот бы так и в реале!

Она вздрогнула, когда моя тень упала с нею рядом, обернулась рывком, рыжие волосы красиво взметнулись в воздухе, а глаза расширились в божественном испуге.

– Ой, откуда ты?

– Привет, Жанетта, – сказал я легко. – Все мы из одного известного места, потом разбредаемся, словно чужие. Не спится?

– Что-то ни в одном глазу, – призналась она. – Тебе тоже?

– Да, – согласился я. – Вот зашёл посмотреть, что же готовим людям и человекам. Так ли это хорошо и замечательно, как уверяем друг друга.

Она засмеялась.

– Ты так серьёзно… Вы в самом деле считаете, что ваша байма изменит мир?

– Его меняют даже те, кто так не считает, – напомнил я. – Думаешь, чего изменения стали нарастать вот так, что ого-го?..

– Пойдём, – предложила она, – покажу такие локации, что ахнешь!.. В самом деле как боги, что творят мир.

– Только не говори, – предупредил я, – что и наш мир сотворила какая-то фирма. А то и один скучающий бездельник.

Почва под ногами сухая и каменистая, но трава хоть невысокая, но сочно-зелёная, шелковистая, под ногами не ломается с хрустом, а тут же распрямляется, скрывая наши следы.

Тропка недолго вилюжила между роскошными растопыренными деревьями, каждое хоть в Книгу Гиннесса за красоту и величие, потом навстречу побежал молодняк, а следом распахнулся вид на реку.

Было бы в реале, я подивился бы красоте, что создал Господь Бог, но здесь явно поработал Минчин, этот тихоня обладает исключительным чувством вкуса, в реале рот не откроет из-за интеллигентной застенчивости, а здесь такое творит, только ахаешь, умеет из простых вещей сотворить шедевры.

«Хорошо, – мелькнула мысль, – мы строго ограничили себя реалиями нашего мира, иначе бы с единорогами, демонами и всякими там амазонками такого натворил, мама не горюй».

– Здорово? – спросила она.

– Потрясающе, – согласился я. – Это даже не художник делал, а уже что-то ещё более… Новый вид искусства!

– Придумаешь название? – спросила она с интересом.

Я отмахнулся.

– Не настолько тщеславен. Те, кто идёт следом, те и придумают. Их и назовут создателями.

– Здесь захотят остаться, – сообщила она уверенно. – В такой рай восхотят многие.

– Многие?

– Ну почти все.

– Работать надо, – сказал я ворчливо. – Человек, как сказал Базаров, создан для работы. Природа не храм, а мастерская! И человек в ней работник.

Она сказала мягко, но с ощутимым упрёком:

– Хочешь пускать сюда только по воскресеньям, но не жить здесь? Но автоматизация высвобождает людей от тяжкого труда!

– Пусть переучиваются на нечто интеллектуальное, – ответил я. – Интеллект всегда востребован.

Она покачала головой.

– Хочешь, чтобы эти освободившиеся кассирши, таксисты и асфальтоукладчики продолжали чему-то обучаться и обучаться? Не позволяя людям вкусить счастья и счастливой жизни?

Я ответил с неохотой:

– Мы с тобой о разном. Делу – время, потехе – час. А сейчас везде наоборот, но и того им мало! Хотят, чтобы всё время только потехи и развлекухи. И так народ уже обабуинился.

В её чистых ясных глазах я прочёл нескрываемое осуждение.

– Люди так тяжко жили, – сказала она с упрёком. – Бесконечные войны с самой древности, неурожаи, засухи, вымирание народов, тяжёлый труд с рассвета и до рассвета, да и тогда не всегда удавалось прокормить семью… Неужели не заслужили наконец-то радости и счастливой жизни?

– Мало ли что заслужили, – огрызнулся я. – Награды редко находят своих героев!

– Но теперь-то должны?

– Теперь ещё не наступило, – ответил я. – Мы всё время апрельские! Май придёт, боюсь, уже не для нас, человеков.

Она отшатнулась.

– Ты что несёшь?

Я посмотрел с жалостью.

– Вселенная создала нас для некой срочной работы. А отдыхать будут те, что придут после нас. Хотя сомневаюсь… Вселенная развивается, а тут застой? Не-е-ет, покой нам только снится, сквозь кровь и пыль летит, летит степная кобылица и мнёт ковыль.